Страница 39 из 101
В Григорьевском монастыре владыка Кирилл собрал большое хранилище и сам руководствовал переписыванием духовных сочинений, а также переводами с греческого. Здесь же трудилась и княгиня Мария, покровительствуя иконописному училищу и мастерским, сама перебеливая летописи и даже участвуя в их составлении.
Золотильщики, резчики, каменные здатели были все свои, со стороны не звали.
Какие покосы и пашни тучные, репища - поля, репой усаженные, щедрые ловы рыбные! А уж огородниками сколь славен Ростов! Какие садьники вспушенные, ровные, чистые расстилались по берегам Неро!
А главное, жители хранили добрую память о Константине Всеволодовиче, о его учености и любви к знаниям.
Да, тепло жилось в городе Ростове!
И здесь, на Мологе, места тоже наследственные, покойного батюшки вотчины.
Так что братаничи не из одной лишь покорности великому князю пошли. Они ждали рати. Они хотели ее. Но, выросшие в таинности чувств, ничего Юрию Всеволодовичу не высказывали, полностью в его воле состояли.
Остановившись месяц назад на Сити и начав сбор войск в соседних волостях и городах, он обратился прежде всего именно к ним: в Ростов, где правил Василько, в Ярославль к Всеволоду, в Углич - удельный город Владимира. Они привели на Сить не только свои дружины, но и ополчение из горожан и земледельцев. Всеволод и Владимир, хоть и звались полковниками при своих полках, однако в ратном деле были мало искушены да и собой не могутны, от отца, знать, наследовали скудоту, хотя лица имели опухлы.
Но на Василько надеяться можно: храбр и силен, с ног до головы нет в нем порока. Это еще более выделяло его. Но того важнее, что он уже водил войско в поход. И хотя следствием этого похода была лишь женитьба на быстроглазой княжне Марии, таковое обстояние в судьбе Василька очень почиталось: он казался воином бывалым.
- Как думаешь, брат, довольно ли нас будет против татар? Одолеем ли? По слухам, они саранче подобны всепожирающей, все покрывающей? - робко спросил младший.
Василько двинул зазвеневшую чашу по столу, понял, что дух Владимира поколеблен и сомнения гнетут его. Потому заговорил, не скрывая улыбки в голосе:
- У князя Олега, ходившего на Царьград, было восемьдесят восемь полков, восемьдесят восемь тысяч человек. Когда он прибил щит на его вратах, условия мира были такими: торговать беспошлинно, полгода получать бесплатно еду для воинов и бесплатно же мыться в греческих банях, сколь захотят.
Братья засмеялись.
- Баня - это да, это бы и нам желательно, - сказал Всеволод. - Хороши, наверное, бани греческие?
- Сказывали, полы мраморные, скамьи тоже; водоемы для ополаскивания мрамором обложены. Печей нет, а полы теплые, как-то там подогреваются. Трубами, что ли? Вдоль стен истуканы голы - мужи и девы.
- Зачем голы? - побагровел младший.
- Для красы? - догадался Всеволод. - Ну и обычаи! То- то воинам соблазн был, да?
- Да они тоже из мрамора белого изваяны.
- Все равно стыд! - сказал Всеволод.
- Даже и представить невозможно, - поддержал его Владимир, но как-то неуверенно и не осудительно.
- А что, Василько, ведь мы раньше противника не преследовали? Погнали его, сами остановились на поле боя и победу праздновали на костях. Это уж Мономах придумал, что бой вести на земле врага. А как теперь будем? - допытывался Всеволод, признавая тем самым брата за большого стратега.
- Вот ты стрекало какое вострое! - сказал Василько с прежней своей улыбкой. - Все зараньше хочешь знать... Что великий князь прикажет, то и будем делать. Что военный совет решит. А пока никому ничего не известно. Ра- титься пока еще не с кем.
- Тогда чего стоим тут?! - воскликнул младший. - Прокис наш великий князь. Пошто сами татар не ищем?
- А ты у нас храбрец! - метнул на него взглядом Василько. - Поддержку мы ждем из Новгорода от дяди Ярослава. Вот пошто сидим.
- Чего поддерживать-то? - сорвался голосом Владимир. - Штаны на Юрии Всеволодовиче.
- Не дерзи! - остановил его Всеволод.
- Терпения с вами не хватает. Правильно, что дядя Ярослав сюда не идет. Нечего тута делать ему. Эх, сейчас гуляли бы на свадьбе у Александра! А мы, не мывши, сидим.
- Оплошность это или расчет, еще подумать надо, - сказал Василько. - Я ведь помню, что на Калке произошло. Князья черниговский и киевский тоже сидели в укреплении и неведении, а Мстислав Удалой один сам в бой рвался. Даже не сообщил им о начале сражения.
- Почему?
- Один хотел всю честь победителя иметь. Немолодой уж был, искушенный, а столь неблагоразумно поступил. На удачу да на удаль свою понадеялся.
- А наш Юрий Всеволодович ни при чем оказался, - опять возразил брату Владимир. - И когда рязанцы молили его о помощи, он тоже ни при чем, да? Как Мстислав Удалой, хотел один сотворить брань.
- Ну, опять зубоежа? - Взгляд Василька стал грозен.
- В нас во всех Рюрикова кровь. И ею мы все уравнены, - почти так же ответил ему Владимир.
- И никакой разницы между нами? Как в стаде бараньем?
- Кровь это все, - упрямо повторил младший.
- Глупость! Откудова тогда вражда и превозношение друг перед другом, заслугами кичение и старшинством?
- Надо всем Рюриковичам собраться и выбрать главного, по дарованиям судя.
- Каким дарованиям?
- По уму и мудрости.
- А кто судить о сем будет?
- Мы все.
- Если есть промеж нас лучший, значит, уже неравенство выходит. А ты говоришь, кровь... Мечтания все это пустые. Не бывать согласию никогда. К нему князей можно только силою привесть. Да и то, внутри согласия будут зреть коварство и умыслы обманные, соперничества и обиды взаимные. И опять к вражде придем.
- Значит, что ж, нет пути примирения всеобщего и быть не могет? - спросил Всеволод.
- Право старшинства, и все! - стоял на своем Василько.
- А чем старость немощная лучше удали, силы и мыслей расторопности, коими младость славна бывает? Это еще не заслуга - до преклонных лет доскрипеть! - уже кричал Владимир.
- Даже в отдельном семействе для мира и благости утеснение необходимо. Что ж получится, если каждый будет по-своему рядить и перед остальными похваляться? Пробовал ты метлу об колено переломить? Ну-ка? А отдельный прут двумя порогами сломишь, - встал на сторону старшего брата Всеволод.
- Нашел, что сравнивать! Не верно ты думаешь. Вольно просто выходит. Потому - не верно. Утеснение старшинством тоже восстанием чревато.
- И я в том согласен, — старался успокоить спор Всеволод. - Так же говорю. Надо только, чтоб все внушение имели: власть по старшинству от Бога. И никому не дано сметь ее оспаривать. И все! А кто выступит против нее, того всем вместе осаживать и осуждать. /
- Опять ты за прежнее, как Василько! К тиранству зовешь.
- Тиранство не от права старшинства зависит. Самый- то подлый выскочка самым великим угнетателем может стать. Не о том ли история греков и ромеев свидетельствует? Нет, брат, ты ошибаешься. Я, может, и прост. Но по преданию хочу. Это все-таки самое лучшее. Не оспаривать ничего. Иначе - смуты и нестроения. Так вся жизнь в ко- лебательствах и пройдет, в злобе, ими рождаемой. Стройность и крепость суть украшения жизни, ими она утверждается. А посягательствами разрушается.
- Но для лучшего! - прервал Владимир.
- А кто тебе показал, где лучшее? - спросил Василько. - Тем лишь и превозносишься, что только своим разумом водительствуешь. Хотя и говоришь: выберем, мол, самого хорошего. Будто до тебя никто сего не обдумывал. Предание одесное суть разум многих самых разумных.
- Забил ты меня совсем преданиями своими. Что ж люди-то по ним жить не хотят? А всяк своего ищет? Зачем надо нам мыслить, если за нас решено еще и до рождения нашего? Давайте жить, аки скоты.
- Лукавствуешь предерзко, брат. В каждом человеке образ Божий запечатлен.
- Сего не опровергаю! - горячо воскликнул Владимир. - Не опровергаю. И не смею... Но не Сам ли Спаситель свободу выбора нам предоставил? Хошь, иди на зло, хошь, стремись на добро, вослед за Водителем христианским. И никакого утеснения не заповедал.