Инверсия

То, что подобные инциденты время от времени будут случаться, все они нисколько не сомневались. Глупо думать, что спецслужбы полностью откажутся от надежды исподтишка проверять их на прочность. Ну, мало ли, ребята утвердятся в собственной безопасности и непогрешимости, расслабятся, а тут-то мы их и подловим на мелочах. Создавая Центры обучения полтора года назад, группа Кобыша конечно же предусмотрела вероятность таких мелких провокаций, и каждый из них гарантированно перекрывал свою зону ответственности сторожевыми паутинами. Ментальные сенсоры, хаотично вывешенные в окружающем пространстве, позволяли не отвлекаться на неослабевающее поле внимания, постоянно окружавшее их, а реагировать лишь тогда, когда возникала опасность. Остальное же их мало волновало. У них хватало своих забот. Они заранее договорились, что с единичными проявлениями агрессии каждый будет справляться сам, и только в случае возникновения некой глобальной угрозы, стоит объединять усилия. Именно поэтому, избавившись от киллера, Маша тут же забыла о нём. Её действительно не интересовало, частная ли это инициатива Варенцова, или нити тянутся гораздо дальше. Пусть их…

Пять Центров обучения, расположенных в разных часовых поясах, внешне, казалось, ничего не связывало. Все они представляли собой двухэтажные здания стандартной архитектуры, окружённые великолепными парками. От внешнего мира их отделяли невысокие каменные ограды с широкими воротами. Никаким сверхсложным техническим оснащением эти школы от обычных колледжей и лицеев не отличались — те же компьютерные классы и то же демонстрационное оборудование. Зато они отличались методикой преподавания и педагогическим коллективом. Во всех пяти Центрах занятия вели одни и те же люди, используя четырёхчасовую разницу во времени. Это было первое звено в грядущей цепи школ, предназначенных для обучения Человека Свободного. Закончив дневной цикл в одном Центре, учителя тут же перемещались в другой, и весь процесс укладывался приблизительно в суточный интервал. В отдыхе они практически не нуждались. Им хватало двух дней в неделю, чтобы полностью посвятить себя пристрастиям и увлечениям.

По мере того как они втягивались в процесс обучения, им самим становилось всё интереснее. Начало, естественно, положила Маша, как свежеиспечённый дипломированный педагог, прочитав пилотам, собравшимся в холле коттеджа под Еланью, краткий курс обращения с детьми индиго.

— Самое главное, ребята, — завершила она свою длительную речь, — их заинтересовать. Они ведь совсем не похожи на тех детей, что были раньше. Они совершенно другие. Им не интересен стандартный процесс обучения, до сих пор принятый в наших школах. Они слишком быстро всё схватывают и слишком многое чувствуют на уровне прямого восприятия информации извне. Им надо дать лишь первоначальный толчок, а потом очень осторожно направлять, их внимание. Результаты должны быть просто потрясающими. Давайте начнём именно с этого. Познакомим их с тем, что больше всего привлекает их. На подсознательном уровне. И в то же самое время будем растормаживать заложенные в них способности.

Сначала навалились всем миром. Правда, с изрядной долей осторожности. Это можно было понять. Ведь никому из них ранее не приходилось столь плотно общаться с детьми. Присматривались. Примеривались. Оценивали, можно сказать, потенциал. И детей, оказавшихся у них в воспитанниках, и, естественно, свой. Затем, ощутив пристальное внимание и не шуточный интерес ребятишек, избавились от неуверенности и раскрутили процесс обучения на полную катушку. Несостоявшийся физик Дорин, начинавший когда-то занятия с аккуратной фальсификации приборного воспроизведения устройства мира, теперь уже внаглую творил в воздухе, прямо перед носом учеников, модели атомов, структуры вещества и схемы взаимодействий во Вселенной. Почему бы и нет? Ведь дети, по каким-либо причинам утерявшие теплоту отношений с родителями, всё равно ничего им не рассказывали о школьных занятиях, отделываясь односложными ответами на редкие вопросы: «Как учишься, сорванец?», те же, кто доверял своим домашним полностью и взахлёб расписывал преподавательские штучки, только усиливали уважительное отношение взрослых к Центру обучения. Ну посудите сами, кому же может не понравиться восторженное восприятие ребёнком своего учителя? Невзирая на то, что он — личность таинственная и вообще фокусник. Тем более что вновь обретённые знания били из детей фонтаном. Так ведь было отчего! Каковы наставники — таковы и воспитанники.

Тёрнер, например, свои часы, проходившие в компьютерном классе, посвящал не просто знакомству детей с современными информационными системами — основная масса ребяток уже и без него прекрасно знала, с какой стороны надо подбираться к «мыши» и клавиатуре — он настойчиво и неспешно внушал им мысль, что в будущем можно чудесно обходиться вообще без всякой техники. Для этого нужно лишь знать принципы работы умных машин и уметь применять эти самые принципы без всякого вспомогательного железа. Женя Седых деликатно и исподволь прививал ученикам основы взаимоотношении с непростым окружающим миром, не забывая при этом рассказывать об истории земной цивилизации. Никита вёл занятия по физическому воспитанию и самосовершенствованию, не слишком настаивая на полной отдаче. С теми же, кому нравились философия единоборств и реализация чисто прикладных возможностей своего организма, он работал индивидуально, во внеурочные часы.

Варчук преподавал точные науки — математику и астрономию, Клеменс — биологию и химию. Оба почти следовали каноническим курсам обучения. Но лишь внешне. На самом же деле они методично подводили детей к осознанию того, что не существует в мире полностью абстрактных понятий, всё так или иначе связано с изменениями живой природы. Себе Маша оставила языки, литературу и искусство и пользовалась безусловным предпочтением учеников. Дети её выделяли среди прочих. Надо полагать, не только как единственную женщину в педагогическом коллективе. Она им просто и несомненно нравилась больше всех. Хотя взрослые мальчишки всё же тяготели к Никите.

Так происходило в первые месяцы. Потом часть пилотов отсеялась и занялась адаптацией неофитов, во множестве появившихся после первых экспедиций внутри Системы. Их осталось шестеро. На целый год. Пока не подоспели новые учителя, опять же из тех, кто прошёл инициацию во время полётов. Возникли новые школы, но их Центры тем не менее оставались базовыми.

Детишки изначально попадались самые разные. С одними было трудно, с другими — наоборот, всё получалось само собой. Очень часто приходилось необычайно долго убеждать родителей, особенно состоятельных, что их чада не подходят для обучения в созданной системе. Всё большая известность и результаты их методик иногда служили неважную службу. Рождались даже легенды, что их школы — нечто вроде колледжа Гарри Поттера, и там обучают сверхспособностям, подобным волшебству. А кто же не хочет, чтобы его отпрыск стал всемогущим. Поэтому иногда приходилось серьёзно отбиваться.

Маша вспомнила, как восемь месяцев назад, некий довольно известный и безусловно уважаемый в своих кругах бизнесмен привёл в иркутский Центр своего семилетнего сына. Облик папаши юной учительнице совершенно не понравился. Был он плотно сбит, а скорее даже коренаст, коротко стрижен, одет в свободного покроя дорогой костюм с претензией на демократичность. Но больше всего Маше не понравились его глаза — цепкие, оценивающие, наглые глаза человека, абсолютно уверенного в себе самом и в своём праве делать с другими всё, что он пожелает. Несмотря на слова Маши о том, что группы давно сформированы, обучение идёт полным ходом, уже середина второй четверти и ради одного, пусть даже очень способного мальчика никто ничего менять не будет, визитёр заявил, что он хочет устроить своё чадо именно в эту школу, а посему так и будет, невзирая на любые трудности и преграды.

— Ну хорошо, — немного уступила Маша и вызвала Клюева. — Макс, посмотри, пожалуйста, парнишку. Побеседуй с ним.

— Прошу сюда, — Клюев приоткрыл дверь в соседний кабинет и, молча ухватив за плечо пацана, упорно не отводящего взгляда от пола, подтолкнул его вперёд.