Заговор теней

— Может быть, для воинов и фанатиков. Но не для детей, которым еще не успели заморочить головы.

…Они стояли на краю площади: три мальчика и девочка, оцепеневшие от ужаса. Никого не было рядом, взрослые разбежались, спасая свои жизни. Видимо, мало кто почитал за честь погибнуть под мечущейся серой тушей. Подняв хобот и выпятив нижнюю розовую губу, слон несся прямо на детей…

— Отдаю должное твоей ловкости, северянин. Признаюсь, рассчитывал, что предпримешь что-либо, опасаясь погибнуть, но не думал, что варвар станет спасать каких-то там ребятишек. И все же еще раз прими поздравления: твой стремительный маневр увенчался полным успехом. Не знаю, откуда взялась в твоей сумке Бледная Лягушка, но бросил ты ее точно в пасть животному. Настоящий герой, дважды сам был на волосок от смерти: слон, падая, чуть было тебя не раздавил, а я задержал сабли пуджаров в пяди от твоей головы.

В голосе Вегавана звучала откровенная насмешка.

— Зачем? Разве ты не желал моей гибели? Яд сковал мои члены, я сам стал беспомощен, как ребенок. Проявил слабость и был наказан…

— Ты прав: забота о жизни ничтожных недостойна настоящего воина. Воин призван убивать, а не спасать. Благополучие же подданных — дело правителей. Мудрые правители пекутся о величии государства, тем самым даруя благополучие всем, не думая о каждом в отдельности.

— И ты относишь себя к сим мудрецам?

— Да и еще раз да! Все средства хороши, чтобы избавить трон от ничтожного старика, просиживающего свой зад вместо того, чтобы совершать великие деяния! Я уже говорил, что следую возвышенным побуждениям, а потому ты не нужен мне мертвым. Более того, я хочу тебе кое-что предложить.

— И для этого затащил меня в преисподнюю и подвесил, словно баранью тушу?

Ноги Конана не касались земли. Плечи горели огнем: он висел на ремнях, пропущенных сквозь надрезы в его собственной коже. Руки варвара были связаны за спиной.

— Я поступил по закону, — криво улыбнулся вазам, — ты ведь коснулся ногой помоста, а значит, должен предстать перед Кали. Или не предстать, это уж как мы договоримся.

— Чего ты хочешь?

— Хочу предложить честный обмен. Я дам тебе все, что только пожелаешь — золото, власть, женщин — а ты подаришь мне Золотой Орех, который лежит в твоей сумке.

Варвар опустил глаза и сквозь заливавший их пот разглядел на своем поясе сумку. Больше на его теле, если не считать кровоподтеков и синяков, ничего не было.

— Почему ты не взял его сам, — прохрипел он, — как все остальное?

— У тебя была всего лишь одна вещь, пришедшаяся мне по вкусу, млеччх!

С этими словами Вегаван распахнул полы своей одежды, и Конан увидел кольчугу клинхов, прикрывающую грудь вазама.

— Отличная вещь, — сказал тот, нежно поглаживая пальцами зеркальную поверхность, — легкая и прочная. Когда я завоюю Дангун, заставлю песьеголовых одеть в такую броню все мое войско.

— И для этого тебе нужен Плод Желаний?

Сановник гордо выпрямился.

— Неужели ты думаешь, что гадхарцы не способны одолеть каких-то полусобак без помощи чар? Ты видел пуджа-ров, они способны победить любого врага. Хочешь, я сделаю тебя их начальником? Кашьяна глуп и мало на что годен. Соглашайся, северянин, я видел, как блестели твои синие глаза, когда ты наблюдал за воинскими забавами гвардейцев! Взамен прошу немногого — всего лишь орех, который тебе ни к чему, ибо он исполняет желания только с дозволения Хали, а Богиня Смерти на моей стороне.

— Так подойди и возьми, — зло бросил варвар, — ты победитель…

— Я не могу взять его против твоей воли, — покачал головой Вегаван, — ты сорвал его, будучи Хранителем, и лишь тот, кому ты вручишь плод по своему желанию, сможет им воспользоваться.

— А если откажусь?

— Тогда с тобой будет говорить она!

Сановник сделал величественный жест, и за его спиной возник тусклый багровый свет. Он становился все ярче, отбрасывая назад клочья мрака, и там, куда падали зловещие сполохи, явилась огромная многорукая фигура. Ее неясные очертания увенчивал огромный череп, в пустых глазницах которого, словно в глубинах звездного неба, холодно светили голубые искры. Между ощеренных зубов свисал длинный, разрезанный на множество полос, ярко-алый язык.

Возле подножия статуи пылали светильники и стояли люди в черных тогах. Сбоку возвышалась витая колонна, наверху, на круглой площадке, молча застыл со скрещенными на груди руками брахман Шамиак.

И еще одну фигурку заметил Конан: то была женщина в темном сари и серебристой накидке, прикрывавшей ее густые волосы. Когда она откинула шаль, варвар застонал от удивления. Перед ним, бесстрастная и надменная, стояла Ка Фрей.

— Ты-ы… — выдохнул киммериец, — ты заманила меня в эту ловушку, проклятая анупра!

Женщина гордо вскинула голову.

— Не знаю, о чем ты говоришь, млеччх. Я — Астрель, дочь раджуба Гадхары. Слушай меня, кшатрий: жизнь моего отца может спасти только Золотой Плод! Отдай его нам, отдай по собственной воле, и благодарная память о тебе навсегда поселится в сердцах гадхарцев…

Конан чувствовал, что сходит с ума. Может быть, вендийка решила разыграть эту сцену, чтобы прийти ему на помощь? Но никто из присутствующих не проявляет беспокойства, значит, облик этой женщины им знаком…

— Я не верю ни единому слову, — прохрипел варвар, — все вы лжете! Ты уже приходила ко мне однажды ночью, но я думал, что это сон. Помнится, тогда ты предлагала за орех нечто весьма ценное…

— Молчи! — взвизгнула женщина.

— Ах вот как, — раздался под темными сводами холодный голос вазама. — Значит, ты поторопилась, Астрель? Готова была меня предать? Чего же стоят твои клятвы!

— Клятвы?! — Дочь раджуба в ярости топнула маленькой ногой. — Неужели ты мог поверить, что я отдам свое сердце такому человеку, как ты? Я использовала тебя, глупец! Ты умер бы на второй день после того, как получил трон!

— Твой язык сослужил тебе плохую службу, — все так же холодно сказал Вегаван. — Так кто из нас глуп? Уведите отсюда эту недостойную, мы поговорим с нею после.

Несколько жрецов бросились к вендийке и схватили ее за руки. Женщина шипела и отбивалась, как разъяренная кошка, но не в силах была одолеть силу мужчин — ее увели куда-то в темноту, и вскоре крики и шум борьбы стихли, уступив место зловещей тишине.

— Она сказала правду, — негромко молвил вазам, — раджуба Гадхары может спасти только Золотой Орех. С его помощью я верну старика к жизни, предварительно потребовав от Совета старейшин передать мне власть. И тогда буду волен исполнить любое твое желание. Ты отдашь мне плод?

— Нет!

Вегаван обернулся и сделал знак брахману. Шамиак воздел руки, и Конан услышал знакомые уже слова древнего заклятия: "Kru singh omm-olu! Omm-olu Kru singh!" И еще что-то кричал жрец, взмахивая широкими рукавами, а остальные тянули низкий зловещий звук, наполнявший душу смертной тоской, проникавший до самого сердца, которое едва трепетало, готовое вот-вот прекратить биение жизни… В висках киммерийца стучали тысячи наковален, перед глазами плыли багровые полосы, и сквозь их мутное течение он увидел, как меняются очертания Богини Смерти. На месте безглазого черепа возникла змеиная голова с широким воротником — голова кобры. Призрачная и неясная, она словно накладывалась на крепкий, вытесанный из камня череп, словно появлялась из темных провалов его глазниц, рождаясь из пустоты, скрытой за голубыми искрами. И там, где у обычной змеи бывают глаза, холодными иглами возникал новый свет, готовый пронзить ледяным холодом небытия…

"Соглашайся! — гремело под черепом варвара. — Одно слово, и ты спасен!"

"Нет! — его мысли неслись навстречу ледяным иглам. — Ты не заставишь меня подчиниться своей воле! Во имя Крома, во имя всех, кого я принес тебе в жертву, уйди!"

"Тогда уйдем вместе, — грохотал беззвучный голос, — в моих объятиях ты познаешь страсть, которую не способна подарить ни одна земная женщина!"

Он ощутил холодное прикосновение к своей груди и понял, что еще миг — и возврата не будет.