Страница 44 из 102
В затемнённой пещере от ручья, струившегося по картинно поставленным друг на друга валунам, веяло прохладой. Оба мужчины кинулись к воде, сполоснули лица и успели сделать несколько отчаянно-жадных глотков. Кровь текла по левой кисти юноши, он согнул локоть, перекрывая сосуд, - перевязывать рану было некогда.
- Приготовься! - крикнул ему двоюродный дядя. - Я их встречу камнями первый. Ты меня поддержишь.
Неширокий вход пропускал только одного (максимум двоих, если люди тонкие); это обстоятельство было на руку осаждённым: первому же гвардейцу двинули в лицо обломком скалы, с ходу уложили; тем же способом справились ещё с четырьмя, шедшими за ним следом. Нападавшие отступили. Наконец командир отряда проревел, не входя в пещеру:
- Эй, вы, там, слышите меня? Если не появитесь добровольно, мы сюда подвезём «греческий огонь» и спалим вас заживо. Выбирайте.
«Греческим огнём» называлось некое подобие нынешнего напалма - смесь смелы, нефти, серы, селитры и других горючих веществ; применялся он при морских сражениях и осадах крепостей; это было грозное оружие, так как не гасилось водой.
- Что ж, попробуйте, - крикнул в ответ Андроник. - Мануил, при всей нелюбви ко мне, за такое варварское убийство вас не погладит по головке!
- Победителей не судят!
- Если победа не Пиррова[14]!
Обменявшись этими колкостями, обе стороны призадумались. Сын Ирины и её двоюродный внук завалили вход крупным валуном и, тем самым получив передышку, не спеша перевязали раненую руку Чаргобая. Он спросил:
- Как быть?
Чернокудрый красавец криво улыбнулся:
- Не имею понятия. Но, сдаётся мне, мы попали в ловушку.
- Бедная Янинка!
- Не напоминай!..
Из-за валуна потянуло дымом.
- Чуешь? - приподнялся озадаченный русский. - Кажется, горим.
Дядя стал усиленно втягивать носом воздух:
- О, проклятье! Разожгли костёр, не иначе.
- Видимо, решили обойтись без «греческого огня».
- Мы пропали.
Вскоре дым повалил целыми клубами. Осаждённые начали усиленно кашлять, вытирали слёзы, закрывали рот рукавами.
- Делать нечего, - пробубнил Андроник, - надо идти сдаваться.
- Лучше умереть!
- Не дури. Умереть мы всегда успеем. Может быть, удастся как-нибудь потом выкрутиться.
Вдруг за их спинами ржаво заскрипело железо. Пленники пещеры вздрогнули, инстинктивно приготовились отражать нападение с тыла. В фиолетово-сизом дыму было невозможно ничего разглядеть.
- Ваша светлость, вы здесь? - произнёс писклявый голос по-гречески. - Это я, Лука…
- Господи, Лука! - чуть ли не подпрыгнул от радости претендент на императорский трон. - Как ты сюда проник?
Из удушливого синего марева показалась худая фигурка управляющего имением. Кашляя в платок, он ответил:
- Дом и пещера связаны тайной галереей… Госпожа, узнав, что вы тут, повелела прийти на помощь…
- Слава Богу! Так идём же скорее!..
Средь огромных валунов зияло отверстие, скрытое до этого мастерски заделанной дверцей; оба беглеца, а за ними евнух устремились к спасительному выходу; управляющий нажал на какой-то рычажок, и проем закрылся.
Дым успел наполнить галерею тоже, но дышалось в ней легче. Наконец все они добрались до усадьбы, вылезли из-под мраморной плиты, вделанной в пол хозяйского кабинета. Там их ожидала вдовствующая принцесса.
Обняла дорогих ей мужчин и сказала живо:
- Отсидитесь дома до темноты, а затем уйдёте через парк и сад. А в условном месте наши слуги вас посадят на лодку и помогут оторваться от возможной погони.
Сын поцеловал её в щёку, а двоюродный внук спросил:
- Тело Янки так и осталось лежать на аллее парка?
- Да Господь с тобою! Мы перенесли ея в спальню. Ведь она жива!
- Как - жива?
- Рана, безусловно, серьёзная, потеряла немало крови, так что убежать вместе с вами не сможет. Но в сознании и переживает за вас.
- Что же ты молчала! Мы должны с ней увидеться.
- Это слишком опасно. Пусть сначала уедут люди эпарха.
С наступлением вечера к Добродее явился командир гвардейцев. Перемазанный сажей, вымотанный, гневный, он опять начал угрожать:
- Мы им не дадим далеко уйти. В кандалах возвратим в узилище. Вместе с ними и ты ответишь, ведьма старая.
Но Ирина только усмехнулась ему в лицо:
- Догони попробуй, неотёсанное полено!
Он ушёл, изрыгая проклятья, и отряд покинул имение.
Наконец Андроник и Чаргобай повидали Янку. Та лежала бледная, в перепачканных кровью бинтах, но её глаза светились любовью. Ссохшимися губами проговорила:
- Да хранит вас Небо! За меня не бойтесь, я поправлюсь я вместе с дочкой буду ожидать вашего возвращения из Галича.
- Мы молиться станем за вас обеих, - вымолвил её брат.
- Сердце моё - вещун, - улыбнулся отец Зои, - мы ещё наверняка встретимся.
- Эх, скорее бы!
- Долго на чужбине усидеть не смогу. Здесь у меня важные дела…
Вскоре они покинули спальню и переоделись в недорогое платье простых византийцев. Евнух проводил их до задних ворот, а уж там они сели на приготовленных лошадей и помчались к морскому берегу, чтобы, сев на лодку, пересечь Босфорский пролив: в Малой Азии и укрыться легче, и нетрудно нанять рыбацкое судно для отправки на Русь.
Но, как видно, враги тоже не дремали. Караульная служба эпарха нарвалась на них на самом побережье, прямо на виду у стоящей под спущенным парусом барки.
- Кто такие? Что здесь делаете в ночное время? - окружили охранники двух опешивших беглецов.
Тут Андроника выручило его остроумие и врождённые способности лицедея. Заикаясь и утрируя русский акцент, он сказал по-гречески:
- О, спасите нас, благородные служители справедливости! Мы - рабы, бежавшие из Хризополя. Нас преследует наш хозяин - он сидит в этой барке. Помогите укрыться, защитите от кабалы и насилия!
- Беглые рабы! - моментально повеселели гвардейцы. - Мы и в самом деле поступим по справедливости: возвратим вас хозяину! Да ещё потребуем от него вознаграждения!
Словом, тонкий психологический расчёт оказался верен: стража потащила обоих к лодке. Не ударили в грязь лицом и встречавшие Чаргобая с дядей: с ходу подключившись к затеянной игре, отвалили якобы за беглых рабов неплохую сумму - двадцать номисм (серебряных монет) и, пока караульные не уехали, натурально колотили «провинившихся» кулаками и палками.
- Кажется, спасены, - облегчённо вздохнул Андроник. - Поднимите парус! Надо убираться, пока не поздно! - А затем обратился к двоюродному племяннику: - Чтобы изменить внешность, мне придётся сбрить бороду и усы, а тебе, наоборот, отпустить подлиннее.
- Это дело нехитрое. В Галич попасть значительно труднее.
- Ничего, осилим.
Глава вторая
1
В сорок лет Долгорукая выглядела старше и вполне могла бы сойти за мать тридцатипятилетнего моложавого Осмомысла. Одиночество в Болшеве не пошло ей на пользу: растолстела, подурнела ещё сильней, начала закрашивать первую седину. Мучилась от частых простуд и мигрени. А своей товарке - попадье Матрёне, лёжа на полке в бане, голая, распаренная, жаловалась тайно: мол, ночами снятся ей разные непристойности - вроде её насилуют косари в скирде, а она не сопротивляется, уступает с радостью. «Это от воздержания, матушка, мой свет, - отвечала та и хлестала княгиню берёзовым веником, - надо с муженьком замиряться, а иначе свихнёшься, не дай Господь!» - «Нет, он в Наське души не чает, и отвадить не удаётся… Посильнее, матушка, посильнее бей. Ты же знаешь, родимая: мне от боли полегче». Да, удары её будоражили, напрягали мышцы - живота, ягодиц и бёдер, иногда провоцируя спазмы гениталий; а Матрёна видела это и понимала; ей самой доставляло удовольствие управлять плотью Ольги Юрьевны, чувствуя приятное томление; так обе женщины развлекались в неделю раз, по пятницам. А потом, по субботам, ездили молиться.
14
Имеется в виду царь Эпира Пирр (319-273 гг. до н.э.), одержавший победу при Аускулуме ценой огромных потерь.