Глеб Белозерский

Князь Василько Константинович лишился коня, пораженного градом вражеских стрел. Из-за тяжких доспехов, кольчужной рубахи и нагрудника, он не сразу смог подняться с земли. Ему помог десятник Гришка Меркурьев, рослый и сильный человек, в недавнем прошлом белозерский кузнец. Он ловко подхватил князя под мышки и поставил на ноги. Василько был ранен в правую ногу, не прикрытую доспехами. Рана обильно кровоточила.

Уцелевшие воины образовали плотное кольцо вокруг своего князя и яростно отбивались от наседавшего противника. Однако кольцо их редело, все больше сжималось, хоть немало перед ними полегло и ханских воинов. В конце концов осталась защищать князя лишь небольшая горстка русичей, не более десятка человек, над которыми возвышался рослый Гришка.

Но вот полегли и эти последние защитники. На Гришку навалились скопом пятеро татар, а потом схватили и обессиленного князя Василька.

- В ставку к хану, - приказал ханский военачальник. - Видать, знатная птичка в наши сети угодила.

Василько сделал два шага и споткнулся, ощутив острую боль в раненой ноге. Ему на помощь пришел Гришка Меркурьев, тоже раненный, но не так сильно. Он поддержал князя, заставив обхватить себя за шею. Так и стали медленно двигаться в сопровождении ханских воинов к опушке леса, в котором располагалась ставка Батыя.

Сеча закончилась победой татаро-монголов. Поле на берегу реки Сити, еще скованной льдом, было усеяно телами русских и ханских воинов. Между ними ходили победители: стаскивали с убитых сапоги, снимали с них шлемы, добивали раненых.

Ставка хана Батыя располагалась в Шеринском лесу, на просторной поляне. Здесь был поставлен большой шатер, охраняемый наиболее надежными и близкими к хану воинами его рода. Рядом находились шатры ханских наложниц, которых Батый непременно брал с собой во все походы, чтобы на досуге предаваться любовным утехам. На некотором отдалении стояли шатры ближайших ханских родственников.

Батыю доложили, что привели пленного, по всей видимости, русского князя. Хан вышел из шатра, с любопытством разглядывая пленников. Был Батый облачен в просторный халат цветастого китайского шелка, отороченный лисьим мехом. Прислужник вынес вслед за ним низенькое кресло, покрытое подушкой.

- Кто таков будешь? - резко спросил хан Василька, усаживаясь в кресло и поджимая под себя, по восточному обычаю, ноги.

Рядом оказался толмач, камский булгарин. Он и переводил довольно искусно ханскую речь на русский язык.

- Василько, князь Ростовский, - с усилием выговорил пленник.

- Что так плохо воюете, русские князья? - с издевкой в голосе спросил Батый.

- Ты привел, хан, великое войско. А нас, русичей, оказалось против вас, завоевателей, слишком мало. Да и мы разобщены, нет у нас единства. В этом злополучном для нас сражении столкнулись неравные силы.

- Ты прав, князь. Нас много, и мы великая сила. Хорошо, что ты это уразумел.

Князь Василько Константинович промолчал, ничего не возразив хану. А мог бы и возразить. И русичи могли бы выставить против ханской орды великую силу, если бы князья не враждовали друг с другом, сплотились в единый мощный кулак. Когда-нибудь так и будет. Выступят русские могучей силой, найдется у них отважный и мудрый предводитель. Не устоят тогда перед такой силой захватчики.

Хан прищурил узкие щелки глаз на полном, одутловатом лице, разглядывая Василька. Рослый Меркурьев по-прежнему поддерживал раненного в ногу князя, который с трудом стоял перед ханом, опираясь на плечо своего десятника.

- Что молчишь, русич? - резко сказал Васильку Батый. - Нечего возразить?

- Нечего.

- То-то же.

Батый продолжал с любопытством разглядывать русского князя: изодранный в клочья татарскими саблями алый плащ, накинутый поверх кольчужной рубахи, серебряный нагрудник с выгравированным на нем силуэтом Георгия Победоносца, поражающего копьем змия.

- Говорят, ты храбро сражался и положил немало моих воинов, - сказал Батый, прервав молчание.

- Долг воина поражать врагов, - сдержанно ответил Василько.

- Дерзко отвечаешь, - произнес с расстановкой хан. - Послушай-ка, князь Василько, что я тебе скажу…

Хан сделал паузу, продолжая сверлить пленника тяжелым взглядом маленьких глаз под припухшими веками. После длительной паузы Батый произнес медленно:

- Пойдешь служить ко мне, великому хану, могущественному повелителю народов?

- В чем ты видишь мою службу? - ответил вопросом на вопрос хана Василько.

- Ты будешь участвовать в моих военных походах. Мне такие храбрые воины, как ты, нужны. Будешь по моему повелению карать непокорных. А я за твою службу оставлю за тобой Ростовскую землю. Владей ею и плати мне дань.

- Требуешь невозможного, хан, - стиснув зубы, произнес вполголоса Василько.

- Не спеши с ответом, князь. Подумай. Коли проявишь покорность, ждут тебя милости, мое благоволение, красивые женщины. Даю тебе возможность в этом убедиться.

Батый встал с подушки и пошел внутрь шатра, сделав знак своим подчиненным. Те подхватили пленников и повели их в шатер вслед за ханом.

Огромный ханский шатер делился внутренними занавесками на несколько помещений. Центральное, самое просторное служило приемной. Здесь в медных чашах на высоких треножниках алели раскаленные угли. Напротив входа, на подушках уселся хан Батый в окружении ближайших родственников и военачальников.

- Дадим тебе возможность убедиться, какие милости тебя ожидают, русич, коли будешь послушен ханской воле, - произнес Батый и хлопнул в ладоши. По его сигналу зазвучала музыка, резкая, дисгармоничная. Музыкантов не было видно, они были скрыты за занавеской. Удары гонгов и барабанов сопровождались нестройными звуками труб. Под эти звуки откуда-то внезапно появилась молодая женщина с сильно нарумяненным лицом, в прозрачных шароварах и куске такой же прозрачной ткани, накинутой на грудь. Сквозь ткань отчетливо просвечивали стройные, хотя и несколько коротковатые ноги, пышные груди. Скуластое восточное лицо было бесстрастным, но в нем чувствовался затаенный страх.

Еще недавно эта женщина, принадлежавшая к одному сибирскому племени, была ханской наложницей. Пресыщенному удовольствиями Батыю наложницы быстро надоедали. И он, давая отставку очередной надоевшей обитательнице гарема, в виде особой милости дарил ее одному из своих приближенных. В ханском окружении считалось особо престижным пользоваться ласками той, которая прежде побывала у самого Батыя.

- Хороша?

- Что я тебе могу ответить, хан? Все у нее на месте.

- Коли нравится, дарю.

- Да зачем мне эта женщина? Я ведь женат, семью имею. По заветам нашей веры, принятой князем Владимиром, мы отвергаем многоженство.

- Я и не предлагаю тебе ее в жены. Бери для утехи.

- Не гоже такое, хан. По-нашему, это блуд, непотребство. Я же сердцем привязан к жене моей, Марье, матери моих сыновей. Не могу принять твоего подарка.

- Значит, отказываешься от ханской милости?

- От такой милости отказываюсь.

- Кто твоя жена?

- Дочь Михаила Всеволодовича, князя Черниговского.

- Наслышан о таком. А детей у тебя много?

- Двое сыновей. Еще малолетки.

- Подумай об их судьбе. Что с ними будет, коли мы не договоримся по-хорошему?

- Что ты ждешь от меня, хан?

- Покорности, послушания, готовности служить мне.

- Служба службе рознь. Как побежденный, вынужден признать тебя своим господином, буду платить тебе дань. Но сякому подчинению есть предел. Я все-таки русский православный человек, приверженец своей веры, своих обычаев. А не идолопоклонник - бусурманин. Совершать поступки, противные моей вере, православным семейным устоям, я не в силах. Идолам твоим не поклонюсь. И подымать оружие против русского брата, даже если на то будет твоя ханская воля, не стану. Вот мой ответ.

- Дерзко сказал. Считай, что общего языка мы с тобой не нашли, к согласию не пришли. Ты мне такой не нужен. Знаешь, как я поступаю с теми строптивцами, кто пошел против ханской воли?