Письма к Тому

День у меня перевернулся – это всегда бывает со мной в конце зимы: ложусь, вернее, засыпаю я часов в 6 утра, а встаю около 1 дня. И потом себя полдня реанимирую. Кстати, это бывает только в Москве. Вот поеду 14 марта в Берлин, потом во Франкфурт, далее – милый Париж (везде – концерты поэзии, а в Лилле – симпозиум по женской эмансипации, где мне надо что-то говорить) – и вот там я буду жить совершенно в другом ритме. Особенно в Париже. Там мне приятельница дает машину – и я гоняю целыми днями по гостям и выставкам.

Друзья мне Ваши понравились. Типичные ирландцы оба, правда, в разных вариантах. Знания у меня в этом вопросе, как Вы понимаете, литературные.

По нашему TV на днях показывали ваш фильм «Титаник». Вы его видели? Как Вам? Мне кажется, что смотреть во 2-й части, как страдают люди – это мазохизм. А? Но всем нравится. Впрочем, я не очень люблю кино.

Сейчас зайдут Ваши друзья, я Вам что-нибудь пошлю. Может быть, рисунок московского художника Слепышева или какую-нибудь книгу по старым иконам. А может быть, и то и другое, если согласятся взять. И интервью последнее со мной в самой массовой газете «Аргументы и факты». Печать меня не забывает, но это последнее. Может быть, Вам будет интересно.

Из Франции или Германии напишу. А Вы разбираете мои каракули? Я и так стараюсь писать попонятнее. Обычно я пишу более ужасно.

Всего Вам доброго. Еще раз – огромное спасибо! Юлии мой низкий поклон.

Письмо Тома

25 февраля, 1998 г.

Дорогая Алла!

Боб Фрил мне принес ваши подарки, включая картины Слепышева и чудесную книгу русских средневековых икон. Большое спасибо! Благодарю вас также за то, что вы угостили моих друзей, возили к художнику Слепышеву и в грузинский ресторан. Боб мне рассказал обо всем. Он был очень, очень довольным всем!

Я, конечно, больше всего обрадовался вашему письму – не беспокойся о почерке – он почти разборчивый.

Хорошо, что вы поедете в Берлин, Франкфурт и Лилл читать поэзию. «Концерт поэзии» – у нас нет такого выражения! Говорим «reading» (чтение, и даже если это наизусть).

Я найду рамки для двух картин Слепышева. Золотые или серебряные. Отошлю вам экземпляр моей книги: «Monumenta Bulgarica» через Джима. Боб сказал, что Джим говорит по-русски, как настоящий русский. Это, конечно, дает вам больше удовольствия – возможность разменять мнениями об обеих наших странах с человеком, имеющим большой запас слов, и жаргон даже (хотя, мне кажется, что вы не любите жаргон).

Знаю, что они с вами говорили о моей мнимой поездке в Россию. Время уже! Смог бы увидеть вас в «Горе от ума»? Грибоедов был очень талантливым – особенно, когда думаешь, что русский театр в его время, по-моему, не был очень развитым. Читал ли он Мольера (Molier)? Не помню. Помню, что он служил в министерстве иностранных дел и что погиб/умер в Персии, во время местного восстания. Мне понравился его дух!

И в фильме будете играть! Какой темп жизни у вас! Это, может быть, вытекает из вашего сознания самого себя. Не теряете время на мелочи, ссоры, зависть – как мы, обыкновенные смертные. Завидую вам – но, зато, уважаю вас за это качество быть не над толпой, а в стороне. Ваша скромность – лучше, доступность – привлекает человека, и ваш «sangfroid».

Вы помните, что я вас спросил по телефону о французской актрисе, «Катя Денев», и вы сказали, что не знаете ее. Боже, она на той же странице с вами, в книжке о работах Слепышева! Она первая франц. актриса!

Я рад, что вы все еще участвуете в концертах поэзии. Это значит, что ваша чувствительность, чувство нюансов определенных поэтов сохраняется. Надеюсь, что мы сможем вместе устроить что-то выгодное здесь, но без Клер, или на равном положении с Клер, что касается денег.

Да, это вас не удивляет, что трое ирландцев вас любят? Боб болтает и болтает про вас, а я ему уже рассказал о нашей первой встрече, когда вы посетили Харвард и участвовали на собрании в честь Ахматовой. Роберта меня пригласила на это торжество, где вы читали «Реквием», и после этого я сказал ей: «Мне нужно говорить с ней!»

Ну, я наболтался, и вы умираете от скуки. Желаю вам хорошо, благополучное посещение в Германию, и в Париж.

Надеюсь, что увижу/посмотрю вашу «Медею» скоро. Обнимаю.

P.S. Еще раз огромное спасибо за великолепное угощение моих друзей! Они никогда не забудут этого вечера с вами.

Письмо Тома

2 марта 1998 г.

Дорогая Алла, пишу вслед моему письму. Я опять виделся с Бобом и опять мы много говорили о тебе. Он так же, как и я, поражается в твоем лице соединению несоединимого: слабость и сила, женственность и мужественность.

Мужественные женские фигуры (лица) всегда были – знаем и по Библии, и по преданиям о амазонках, например. Наша американская танцовщица, которая вышла замуж за Есенина (Исидора Дункан) была сильная личность. И классическая греческая мифология имеет сильных женщин, которых ты играла.

Был немецкий психиатр – ADLER, современник FREUDа, который верил, что суть личности сила (pouvoir), а не секс (FREUD). Может быть, он прав. Если это правильно, можем предполагать, что женщины имеют известные физические ограничения по отношению к мужчинам. Но Исидора попробовала испытать эти ограничения. Не обращала внимания на людские предрассудки, танцевала в risqué костюмах, но она была настоящая артистка, особенно в области танца. Она имела много мужских обожателей, богатство и т. д., но она имела и женскую «слабость» – ее сердце. Два ее ребенка умерли трагично в несчастном случае. Она никогда не «выздоровела» от этого… пила… и сама умерла трагично. Есть и русская часть ее жизни – свадьба с Есениным и создание дома для детей в России. А сам Есенин был ее «ребенок» в известном смысле. Но она уже почти пропала, когда встретилась с ним, она была старше его, он хотел эксплуатировать ее до некоторой степени.

Я это рассказываю потому, что хочу сказать, что сам случай Исидоры показывает, что женщине нельзя или почти нельзя победить в этой игре о силе.

И мой совет тебе – не злоупотребляй своей силой: нельзя так много работать – и в кино и в театре и бесконечные поездки. Ты можешь сломаться. Я, кстати, никогда не читал «Бесы», знаю, что критики говорят, что в этом романе Достоевский разоблачил психологию будущих коммунистов. Само заглавие раскрывает нам эту авторскую точку зрения на революционеров. Но иногда революция нужна, чтобы покончить с тиранией (случай с нашей Ирландией).

Привет тебе от Боба. По-моему, он к тебе неравнодушен. Обнимаю тебя.

P.S. «Titanic» – любимый фильм моего внука Андрея, а я его не могу, как и ты, смотреть. Это, может быть, качество фотографий вообще – очень обманывающее средство (medium). Презираю.

P.P.S. Да, Алла, я выучил ваш почерк, несмотря на то, что он у вас очень свободный и самовольный. Я расшифровал ваш «камень Розетты» (Rosetta Stone).

Письмо

5[?] мая 1998 г.

Том, здравствуйте. Я, как Вы поняли, в Колумбии, в Богота. Не звоню, потому что очень занята и прихожу в hotel почти ночью. С утра – занятия со студентами и молодыми актерами – даю «мастер-класс». Это до 2-х. Потом какой-нибудь семинар или интервью, а вечером спектакль. У меня тут 4 «Квартета» и 4 «Медеи». Фестиваль очень большой. Думаю, что самый большой фестиваль в мире. Каждый день по 10–15 спектаклей и 2 млн зрителей. Но страна мне не нравится. Город немного похож на Афины, а Афины я не люблю. Перейти дорогу – опасно для жизни и т. д. 11 апреля полечу через Франкфурт домой. Путь, как Вы понимаете, очень трудный. В Москве опять работа – начну сниматься у Таланкина в новом фильме про последние дни императора Александра I, а я его жена. Сюжет – прощание в Таганроге. Он ей объясняет, что хочет уйти в скит в Сибирь и жить там инкогнито, а «тело» Александра I похоронить со всеми почестями в Петербурге. Он, если помните, отцеубийца – присутствовал при удушении своего отца Павла I. Когда Екатерина (его бабка) их поженила – ей было 13 лет, ему 17. Сейчас – около 50. Она больна чахоткой, но она все сделала, как он хотел, и через месяца 2 умерла сама. А он «старцем Кузьмичом» жил еще около 50 лет в Сибири. Об этом писал Толстой и другие. Версия, как Вы понимаете, не доказана, потому что потом его похоронили тайно в усыпальнице царей. И вторая работа – это спектакль «Горе от ума» Грибоедова. Я – Хлестова – роль небольшая, но требует времени. Да и дома у меня не все ладно. Так что душевного спокойствия никакого. Но, видимо, у меня такая судьба – меня носит по всему свету, и я отрабатываю чьи-то грехи, а может быть, и свои, кто знает. До Колумбии, я уже не помню, писала ли я Вам, что была с концертами русской поэзии в Брюсселе, Берлине, Франкфурте, Париже, а в Лионе на Международном симпозиуме по феминизму делала небольшой доклад о театре. Мысль – грубо – такая: театр – зеркало жизни. «Быть и казаться» (слова Гамлета) – разные вещи. Актер играет сильные характеры, а в жизни все женские характеры, и еще мысль Розанова о России – женщине, и что все идеи (как символ мужа) со стороны. Например, марксизм из Германии, который в сочетании с женским началом России родил революцию. А в театре – идеи-мужи – это режиссеры. Ну и т. д. А вообще, для меня феминизм состоит не в том, чтобы спускаться в шахту и нести тяжелую сумку, а в приоритете ценностей. В том, что женская систе ма ценностей сегодня на порядок выше мужской, в том, что женский способ освоения действительности гармоничнее мужского. В том, что мужская «игра в войну» – это зло, а женское «выращивание цветов» – это добро. Феминизм как течение я не люблю, но они оплатили дорогу во Францию, и я потом задержалась в любимом Париже недели две. Прочистила мозги. Даже поиграла на ипподроме. Привет Юлии.