Письма к Тому

Я стала приглашать своих знакомых французов, они приходят – билетов в кассе нет, а зал полупустой, и я их проводила своими «черными» путями.

К середине гастролей, наконец, выяснилось: продюсер организовывал эти гастроли в то время, когда во Франции были модны левые движения. На «Таганке» он выбрал «10 дней», «Мать» и «Гамлета» (а в Лионе и Марселе мы играли еще и «Тартюфа»). Пока велись долгие переговоры с нашим Министерством культуры, во Франции левое движение сменилось на правое, и продюсер начал понимать, что может прогореть с этой «Матерью» и «10-тью днями». Но он застраховал гастроли и, чтобы получить страховку, сделал так, что билетов в кассе не было, – мол, зрители покупают билеты и не приходят…

Играть при неполном зале – очень сложно, тем более в старом, тогда еще не перестроенном, «Шайо». Там в кулисах были бесконечные пространства, голос уносился вбок, в никуда. Надо было говорить только в зал и то – кричать.

И вот играем мы «Гамлета», и в конце 1-го отделения – вдруг какие-то жидкие аплодисменты и голос: «Алла! Б’гаво! Б’гаво, Алла! П’гек’гасно!» Мне Высоцкий шепчет: «Ну, Алла, слава наконец пришла. В Париже…» (А после первого отделения никогда не бывало аплодисментов, потому что Любимов нашу ночную сцену Гертруды и Гамлета на самой верхней трагической точке перерезал антрактом.)

В общем, выяснилось, что это мой старый московский учитель по вождению. Он был, конечно, уникальным человеком и стоит отдельного рассказа.

Я не хотела, да и не могла из-за репетиций ходить по утрам в школу вождения, поэтому мне кто-то из знакомых посоветовал человека, который сможет научить меня водить. Появился старый еврей с черной «Волгой». Теперь я подозреваю, что он вообще не умел водить. Он меня сразу посадил за руль и сказал: «Алла, к’гути!» – и мы выехали на Садовое кольцо. В это время он грыз грецкие орехи, разбивал их дверцей «Волги» (я поняла, что машина не его). Он совал мне в рот грецкие орехи, а я, мокрая как мышь, смотрела только вперед. Я жевала, а он повторял: «Алла, к’гути!» И так мы «к’гутили» несколько дней, причем по всей Москве, потому что возили суп из одного конца Москвы в другой – его тете, а оттуда пирожки – племяннице. В общем, я научилась хорошо «к’гутить» и уже без его помощи сдала экзамен, потому что экзамен надо было сдавать по-настоящему.

У меня в записной книжке никто никогда не записан на ту букву, на которую нужно – я записываю имена или фамилии чисто ассоциативно, а потом долго не могу найти нужный мне телефон. Учитель по вождению у меня значился на «П» – я его записала как «Прохиндея». Время от времени я давала его телефон каким-то своим знакомым, они также «к’гутили», но тем не менее все благополучно сдавали экзамен. А потом он пропал. Сколько я ему ни звонила по разным надобностям – моего Прохиндея не было…

И вот, через несколько лет в Париже он пришел ко мне за кулисы после «Гамлета». Выяснилось, что его сыновья уехали, кто – в Израиль, кто – в Париж, и везде открыли авТомастерские. А он ездит по сыновьям и живет то там, то тут. И они все пришли на «Гамлета» и кричали: «Алла, б’гаво!»

…Париж того времени у меня сейчас возникает обрывочно. Ну, например, после какого-то спектакля Володя Высоцкий говорит: «Поехали к Тане». Это сестра Марины Влади, ее псевдоним – Одиль Версуа.

Мы поехали в Монсо, один из бывших аристократических районов Парижа. Улицы вымощены булыжником. Высокие каменные стены закрытых дворов, красивые кованые ворота. Мы вошли: двор «каре», типично французский. Такой можно увидеть в фильмах про трех мушкетеров. Вход очень парадный, парадная лестница и анфилады комнат – справа и слева. Внизу свет не горел. Мы поднялись на второй этаж. Слева, в одной из комнат, на столе, в красивой большой миске, была груда котлет – их сделала сама Таня – и, по-моему, больше ничего (я всегда поражаюсь европейскому приему: у них одно основное блюдо, какой-нибудь зеленый салат и вино. Все. Нет наших бесконечных закусок, пирожков и т. д.). Володя моментально набросился на эти котлеты. Он всегда очень быстро ел, а потом быстро говорил.

Тогда Таня уже была больна. Была и операция, и «химия», но уже пошли метастазы. И Володя мне об этом накануне рассказал.

Одиль Версуа – Таня выделялась среди сестер и талантом, и судьбой, и характером. Я знала и третью сестру – Милицу. Когда снимался фильм «Чайковский», она пробовалась на фон Мекк. А я была уже утверждена на Юлию фон Мекк и ей подыгрывала. Актриса она была, по-моему, средняя, но работяга, трудоголик. Они, кстати, все очень разные. Таня была мягкая, улыбчивая, очень расположенная к людям. Она была замужем за французским аристократом, у них был роскошный особняк в Париже и замок где-то в центре Франции. Но в тот памятный вечер не было слуг – пустой огромный дом и мы, несколько человек.

Письмо Тома

9 февраля 1998 г.

Алла!

Мне было жаль, что Вы сожгли карточку. В Париже быть без карточки ужасно! Позже я узнал, что при крайней необходимости я смог получить новую карточку через день, но было слишком поздно тебе помочь.

Человек, который тебе приносит карточку, мой приятель, Боб [Роберт] Фриэл. Он несколько лет назад преподавал в гимназии в Калининграде, и возвращается туда, когда ему возможно. Он верный приятель России и хороший истолкователь американской истории и русской.

Недавно был 50-й юбилей моего класса гимназии. Представьте себе: большой зал, 160 стариков, но громадное большинство участников очень хорошо выглядели. Прилетели в Бостон с Калифорнии, с Техаса, Флориды! Я танцевал с красавицей класса. (Мы оба родители архитекторов. Ее сын конструктор здания для замораживания мертвых. Это новая наука, которая предполагает, что придет день, когда сможем воскреснуть (оживить этих мертвых.)

Алла, Вы не обидитесь, если скажу, что посмотрел французский фильм, в котором сыграла Екатерина Денев [DeNeuve], и она как-то мне напоминала тебя? Конечно, она не может сравниться с тобой, как актриса на сцене – я никогда не слыхал, что она играет драматические роли на сцене.

Вкладываю отрывок о Клер Блум. У нее новое выступление: «3 века актрис».

Как идут твои дела с Дэвид Иден? Он все еще твой агент? Почему он не устроит новые выступления для тебя? У тебя есть в Нью-Йорке, по моему мнению, большая русская публика. Почему не создаешь новую программу с новыми поэтами? Тебе не нужна вторая актриса (как Клер), которая будет читать бледные переводы; лучше, чтобы какой-нибудь человек (или женщина) давал маленькое резюме на английском каждого стихотворения, и, конечно, характеризовал каждого поэта маленьким введением. [Простите мой ужасный русский, но знайте, я совсем без практики.]

Алла, ты когда-нибудь слыхала от этой женщины в Нью-Йорке, которая написала интервью с тобой для журнала «New Yorker»? Было бы хорошо оживить эту идею, или с «New Yorker» или с другим журналом. Разрешите, и я сделаю что-нибудь, если смогу. Надо сделать все быстро сейчас, потому что собираюсь поехать в Европу летом (меня приглашают во Францию и в Болгарию). Без Клер и без Дэвида тебе будет выгоднее. Я предложил бы тебе связаться с Робертой, но у нее нет хорошей «кармы». Она всегда пропадает как поставщик.

Вот карточка. Бегу.

Всего доброго.

Письмо

15 февраля 1998 г.

Том! Здравствуйте!

Спасибо за Письмо и карточку, а главное – за заботу. Я, к сожалению, не могла уделить много внимания Вашему приятелю, во-первых, он сказал, что у него в Москве много друзей, а, во-вторых, я всю неделю работала. Причем, работа предварительная, самая противная, но отнимает много времени. В театре стала репетировать в «Горе от ума» Грибоедова княгиню Хлестову, а в кино – пробы на жену русского царя Александра I – это последние дни перед расставанием. Александр I, по версии, не умер в 1825 году, а ушел в монахи и стал знаменитым старцем Кузьмичом в Сибири, про которого писал Толстой. Сейчас у нас с режиссером Таланкиным, у которого я раньше снималась во всех его фильмах, поиски грима, костюма, париков и партнеров. И еще мне надо было быстро закончить статью про Маквалу Касрашвили для газеты «Московские новости».