Письма к Тому

Том, у нас – ужас!

А главное, полнейшая беспросветность. У людей нет цели: для чего учиться, ради кого заниматься искусством и т. д. Это все не нужно. На поверхность всплыли общественная «накипь» – бандиты-полууголовники, которые на спекуляциях разбогатели и заказывают «бал»: сплошные конкурсы красоты по TV, бездарные шоу в театрах, мазня вместо живописи.

Все, кто может, сейчас живут на Западе: или на год читать куда-нибудь лекции, или на полгода контракт с концертами, или в гости по приглашению к родственникам.

Любимову заказали в Греции сделать на «Таганке», вернее с таганскими актерами «Электру» Софокла или Еврипида. Со мной в главной роли.

Том, что лучше: Софокл или Еврипид?

Все! За мной пришли.

Письмо Тома

8 марта 1991 г.

Дорогая Алла! Ну и как ты себя чувствуешь на земле, которая кормила убийц твоего отца? Как ты относишься к немцам? Заранее их простила? Спрашиваю потому что, когда я уехал в Англию в Оксфорд сделать исследовательскую работу, – мне было тяжело вначале, в контексте (содержании), что англичане обманывали, убивали и угнетали моих прадедов-ирландцев – но потихоньку все эти отрицательные ощущения пропали и я чувствовал себя там, как дома.

Ты пишешь, что Любимов не хочет ехать в Россию. И я думаю, что Любимов и Губенко вместе разрушили Театр на Таганке. Может быть, Любимов чувствовал, что это его «право» («что я сотворил, я могу разрушить»).

Но все-таки, видишь, вы возите «Бориса Годунова», а это спектакль «Таганки». Так что, что-то еще держится. Как мне хотелось бы быть вместе с тобой в том кафе в Штутгарте! Но без перерыва, без людей, просящих интервью у тебя, как случилось в Нью-Йорке и в Бостоне.

Это кафе – балерины, певицы, русские актеры – как будто бы само собой начало новой пьесы. А вы – русские – уставшие от путешествий, но тем не менее ловко вкручиваете немцам их Брехта! Ведь говорят, что «The Good Woman of Sichuan» (Good Person of Sezuan?), поставленный Любимовым, представил собой ошеломляющий момент в судьбе драмы под коммунизмом. Это открыло двери к творческой свободе? Правильно помню или нет?

Я не понял из твоего письма: почему «на вас подозрительно косятся»? Это из-за политических причин? Или презрение ко всему советскому? Может быть, это следы Второй мировой войны?

Есть в книге Набокова о Гоголе момент, где Набоков объясняет, что такое «пошлость»: «Пошлость – это немец, который плавает в пруду и обнимает лебедя» (моя цитата не точная буквально, но близка).

Варварство русских, падение русской культуры и социальных норм – это передние темы в твоих письмах. Я, который обожал русскую культуру, был поражен первый раз, когда ты упомянула русское варварство. Помню, мы сидели с тобой в кафе в Кембридже, и я говорил о русской «глубокой душе», а ты сказала: «Вот русская душа» – и рубила рукой, как будто бы топором. Помню, что отвергал твое определение – ведь ты сама была представительницей высокой русской культуры, которую я смешивал (спутывал) с «душой». Но иметь культуру и иметь душу – не то же самое.

А эта твоя история о депутате не удивила бы никого здесь. Между прочим, хулиганы не знали, что он депутат, когда били его. Или нет?

Ты пишешь, что у вас «ужас», но ведь по всему миру «ужас». Мой внук Андрей недавно спросил меня о значении жизни. Ему только 8 лет, но уже страдает от недостатка идеи в материалистическом мире. Он не ходит в церковь, потому что его родители атеисты. Бедный Андрей! Вопрос об «Электре», какая лучше – Софокла или Еврипида? Не могу ответить сейчас.

P.S. Что значит «сделать на Таганке»? Это специальный подход к представлению пьесы?

Письмо Тома

12 марта 1991 г.

Дорогая Алла!

Я позвонил Роберту Орчарду (Orchard = сад по-русски), заместителю театра «ART», где вы блистали. Он сказал, что еще ничего не решено, но он будет рассчитывать возможность вашего выступления, или на один, или два вечера. Я предложил один понедельник поэзии, а другой – твоих любимых ролей, но это, конечно, ты можешь обдумывать, понедельники у них не очень «рентабельны» (мало доходов), и вот почему у нас есть шанс (возможность). Он, конечно, очень уважает тебя (передает «привет» и т. д.), но у них, «бизнесменов», разные обстоятельства, которые не всегда связаны с художеством. Увы! Он очень трезвый человек – это я уважаю при наших условиях – значит, не поднимает надежду человека и потом неожиданно спускает – но я бы сказал, что наши шансы 50/50, что касается одного или двух понедельников.

Что касается преподавания или постановки «Вишневого сада» – шансы – меньшие – не от того, что это не хорошая идея – он сам признает, что у тебя знание, умение, опыт, которые будут очень, очень дорогие и актерам и зрителям, но он боится двух вещей: языкового препятствия и возможности, что «Вишневый сад» не попадает внутри общей учебной программы для студентов в новом году. Он должен все это продумывать и потом предложить план комитету. По-моему, он не очень оптимистичен. Я сказал, что я дам несколько часов в неделю вашей работы, как переводчик, и что устрою это – он уже рассчитывает на это – но, по-моему, общая учебная программа является главным препятствием (почему, не знаю).

Позвонил также Анне Кисельгоф, в Нью-Йорк – мне повезло, п.ч. нашел ее дома – и она, хотя и нервная в начале (много забот в этот день), отеплелась, стала услужливой (helpful). Дала мне телефон в Нью-Йорке одного Дэвида «Eden» («райский сад», по-английски). Этот Eden был очень приятный, сказал, что он даже упомянул вас в предыдущий день (кому?), сказал тоже, что он будет встречаться с представителями «Symphony Space» («Симфоническое пространство») сегодня или завтра, что он предложит концерт поэзии с вами и, может быть, Claire Bloom, американской или английской актрисой, которая любит такие совместные международные дела, будет читать английские переводы. Я ему сказал, что если он не найдет хорошего партнера для вас, я это сделаю (буду читать перевод). Забыл ему сказать, что я тоже «поэт». Он спросил о деньгах, и я ответил, что не знал об этом – я сказал, что ты получила в Женеве, но я заметил, что Нью-Йорк должен был бы дать больше. Что касается последнего, я не большой оптимист, потому что у нас сейчас всё медленно распадается. И даже если он тебя обожает, он «бизнесмен» и – судя по тому, что сказала Анна Кисельгоф – он борется за самосуществование. Но я ему верю, только по голосу – у него была такая теплота насчет вас – что думал, «мы осуществим что-то с ним».

Еще не звонил Andreas Teuber[1], в Театр поэтов. Думаю, что надо ожидать ответ от «ART» – не хочу конфликта (несовпадение) между целями – ты сможешь иметь только один большой концерт в Кэмбридж, и мы должны быть немножко терпеливыми, пока не услышим окончательного решения «ART». (Роберта мне припомнила, что Театр поэтов был не очень надежен в прошлом). Вот пока два варианта.

Это мой «отчет» (report). Мало сделал до сих пор. Но если будет – то будет. Тоже собираюсь написать колледжам (университетам) про вас. Но они сейчас очень бедны. Было бы хорошо, при возможностях, посетить и, может быть, встретиться со студентами, читать – показать себя, создать новую публику. Напишу письма двум колледжам, когда у меня будет время.

Позвоню, когда услышу что-то важное.

P.S. В это время не преподаю. Кажется, что моя болезнь испугала управителя департамента (отделения), но я не уверен (sure).

Письмо

23 марта 1991 г.

Том, здравствуйте! Как Вы поживаете? А меня с гастролями занесло на север Испании в город Памлона (не знаю, склоняется ли это название). Это область Наварры в горах. У меня с детства остался в памяти Генрих Наваррский – муж королевы Марго. Но о нем здесь памяти нет. Все, как обычно, в старом городе – река, крепость, церкви, узкие грязные улочки. Местные жители небольшого роста – приземистые и черноволосые, почти не видно маленьких детей. Но в кафе и барах – битком – молодежь. В этом городе, если помните, в какой-то день на улицы выпускают быков и они мчатся по городу за толпой отчаянных, кого-то топчут до смерти. Мы этот аттракцион не застали в несколько дней, но разговоры только об этом. И когда мы играли своего «Бориса Годунова» в огромном средневековом театре – публики было мало: человек 70 на весь огромный зал. У нас в театре появилась поговорка: «малая помплона» или «большая помплона» – в зависимости от количества публики.

1

Пояснение для читателей: Andreas Teuber – профессор, доктор философии, режиссер, основатель и в 1987–1995 худрук Театра поэтов в Гарвардском университете.