Страница 57 из 117
Санитар подал команду к завтраку. Таким голосом уместнее было бы командовать расстрелом, но вечно недоедающим больным было не до тонкостей. Они гуськом потянулись к выходу.
– Кронов, тебе особое приглашение?
Есть не хотелось. Но не хотелось и «приглашения». Потому и затрусил, чтобы медлительностью не вызывать желания подогнать. За столом компания уже доскребала тарелки. Грузин потащил к себе лишнюю, Сашину, но, завидев хозяина, с сожалением отставил.
– Ешь! Мне не то что жрать – жить не хочется. Поперек горла кусок становится.
У Грузина зато все было в норме. Каша исчезла моментально. Вопросительно покосился на чай, затем на Кронова. Эдик откинул голову и сказал:
– Саша, выпей хоть чаю. Так долго не протянуть – через неделю кеды в угол поставишь.
– Ну и поставлю. Кому от этого хуже? Кому я нужен? Родителей нет, следствие лепит мне убийство бывшей жены, от Оли ни слуху, ни духу. А ведь не тот она человек. Почему тогда молчит?
И снова пелена перед глазами. Словно пьяный, выполз из столовой, без сил повалился на нары.
– Шурик, Шурик! Вставай, к врачу вызывают, – огоньки страха плавают в глазах Эдика.
У дверей – санитар. Здоровенный детина, масляная ухмылка до ушей.
В узком бесконечном коридоре потрескивали, перемигивались люминесцентные лампы, словно переговаривались: «Еще одного повели. Бедняга! Конца нет!..» Ох, как вырваться отсюда? Найти Олю, да просто – вдохнуть воздуха свободы! Тем временем коридор уперся в узкую дверь. Санитар осторожно постучал. Дверь отворилась и Саша увидел просторный, даже чересчур, кабинет со сводчатым потолком. Готические зарешеченные окна как бы подчеркивали масштабы помещения. В углу стоял ветхий шкаф, между ним и решеткой окна за письменным столом восседала сильно располневшая женщина в очках. Белый накрахмаленный халат туго охватывал нечто бесформенное, прежде именовавшееся, видимо, талией, крупную голову покрывали тугие парикмахерские завитки. Женщина была целиком погружена в работу. Пухлые тома историй болезни стопой громоздились перед нею, и ее глаза, спрятанные за сильными линзами, с жадностью пожирали чернильные строки, словно за ними стояли герои увлекательнейшего детектива. С той только разницей, что судьбу этик героев можно было изменить собственной рукой.
На массивном дубовом стуле, стоявшем в противоположном углу, ерзал суетливый старикашка. Был он крайне тощ, и комичным образом напоминал суслика с орлиным клювом. Не обращая внимания на вошедших, суслик рылся в недрах письменного стола. Наконец резко, рывком обернулся. Тусклые серые глазки впились в Кронова. Посостязавшись с ним мгновенье, Саша опустил голову, словно провинившийся мальчишка. Удовлетворенный старик трескуче прервал затянувшееся молчание.
– Так, кажется, все в порядке. Наум, ступай. А молодой человек останется, мы сегодня побеседуем. Ну-с, прошу вас садиться, Александр… э… Юрьевич?
Кронов молча кивнул. На столе лежало его личное дело, так что осведомленность старика не была удивительной. Его судьба и жизнь теперь зависели от подшитых в папку бумажек и от того, кто и как ими распорядится.
– Итак, дорогой, располагайтесь. Вам удобно? Теперь будем знакомиться. Николай Арнольдович, ваш лечащий врач… – речь была тихой и размеренной, глаза – пристальными и пытливыми. – Как вам на новом месте? Соседи по палате не беспокоят? Полагаю, вы нашли с ними общий язык? Если у вас есть проблемы, расскажите мне о них. Мой долг помочь вам.
Голос и внешность врача внушали доверие. Такой человек поймет его. С выпитым залпом стаканом воды к Кронову возвратилась частица былой уверенности. А с ней и надежда.
– Доктор! То, что случилось со мной, – это какой-то кошмар. Произошла ошибка.
Его сбивчивому рассказу врач внимал молча, согласно кивая, ни разу не перебил. Встал, задумчиво прошелся по кабинету. Вернулся к столу, ручка засновала по бумаге.
– Напишите, Саша, свою биографию. Не спешите. Время у вас есть.
На протяжении получаса, пока Кронов излагал свою недлинную пока еще жизнь, врач, чтобы не мешать пациенту, о чем-то негромко перешептывался с женщиной.
– Николай Арнольдович! Вот, готово, – Саша протянул исписанный листок.
Врач прочитал быстро, но внимательно. Под некоторыми словами ставил точки карандашом, словно нанизывая их. Поднял сочувствующие глаза.
– Вот что, Саша. Не стоит так сильно волноваться. В обиду вас никто не даст. Разберемся, даю слово. Только обещайте мне, что будете вести себя благоразумно.
«Неужели поверил? Неужели удалось убедить его, что действительно пострадал невиновный?»
– Обещаю!!!
По дороге в палату хотелось прыгать, кричать: ему поверили впервые с того самого страшного мига, который разделил жизнь на «до» и «после» начала кошмара. В палате его встретил ободряющий взгляд Эдика. Ему не терпелось услышать, как идут дела.
– Ну, что молчишь и сияешь, как новая копейка?
На душе было действительно легко – странновато для тюремной психбольницы.
– Эдя, мне поверили! Слышишь – поверили! Он сказал – во всем разберутся.
Глаза Эдика не изменили выражения, только губы скривились в недоброй усмешке.
– Ты, случайно, не со старичком с птичьим клювом имел счастье общаться?.. Ага, точно – с Арнольдовичем. «Лично займусь вашей проблемой!» Похоже? В общем, можешь уши не развешивать. Я-то думал, тебя к следователю вызвали или весточка с воли. Не вздумай доверять им, Саня! В особенности этой старой крысе. Я его знаю уже пару месяцев, и какие сюрпризы он преподносит – ты и представить себе не можешь.
– Эдик, это мой последний шанс…
– Чем такой – лучше вовсе без шанса.
– Ладно, замнем. Полежим – разжуем. Есть о чем подумать.
* * *
Вбежав в подъезд, едва не ступил в лужу темной, уже начавшей сворачиваться крови. Сердце сжалось: «Опоздал!» Подкосились ноги, колени коснулись ступеней. Не сел – упал на холодный бетон. Вдруг почувствовал: чья-то рука легла на плечо, клещами сдавила ключицу. Вскрикнул: «Оленька!» – и обернулся. За спиной стоял рассыпающийся скелет в пыльном балахоне.
Очнулся от собственного крика. В упор смотрели глаза. Эдик.
– Чего орешь? Успокойся. Санитары набегут. Поначалу здесь всех кошмары мучают.
– Извини, чертовщина снится. О, вот они, легки на помине.
В открывшуюся дверь действительно проскользнула фигурка в белом халате – розовые щечки, нежные лукавые глаза. Воздушное создание, Наташа, палатная медсестра. Следом, любопытствуя, ввалились двое санитаров.
– Успокойтесь, Кронов, не нервничайте. Идемте со мной в манипуляционную.
Пошел с радостью, лишь бы рядом звучал негромкий мелодичный голос с умиротворяющими интонациями. Можно стерпеть все – и укол этот, и тошнотворный привкус таблеток.
– Пожалуйста, примите лекарство. Вам уже назначен курс лечения. Это от нервов. Спать будете спокойно. Вам повезло, что наблюдаетесь у профессора, – объяснила Наташа, протягивая пластиковый стаканчик. Кронов махом проглотил пестрые таблетки и капсулы.
Возвращался с мыслями об Оле, разбуженными коротким разговором с медсестрой.
Палата-камера жила своей жизнью. В углу у окна, перемешивая спертый воздух беспорядочными жестами, Игорь загибал очередную байку. Разинув от удовольствия рты, ему внимали сельчане. Эдик, лежа на койке, в который раз листал старый «Человек и закон». Грузин о чем-то шушукался с санитаром у «кормушки». К ним Кронов не подходил. Жизнь научила не соваться в чужие дела. Приходилось укорачивать шаги, меряя и без того небольшое помещение, чтобы не попасть в пространство у двери, занятое Грузином.
Муть перед глазами появилась совершенно внезапно. Тело цепенело прямо на ходу. Подвернулась на ровном полу нога. Мышцы словно сковало незримым панцирем. И уже вовсе ничего не виделось – снежная пелена сомкнулась окончательно. Подумал бы: «навсегда» – но не стало и мыслей. Одеревенел язык, и Кронова понесло в неведомую сумрачную бездну.