Страница 43 из 117
– Уютный здесь дворик. Прямо тебе пейзаж Поленова. Одна эта скамеечка, утопающая в зелени, чего стоит. Ага, там и наша почтенная Октябрина Владленовна, бессменный часовой. А почему не открываете? Воздух свежий, дождик прошел…
– Инструкция запрещает. Раньше, бывало, детвора открывала, но теперь – ни-ни. Такое время.
Спустились, и Строкач внезапно спросил:
– А что, Владимир Лукич, здорово вы удивились четыре дня назад, когда внезапно обнаружили, что окно открыто? Да не суетитесь, спокойно. В этом я вас не виню. К чему бы, казалось, вам выпускать незваных гостей в окно, если в вашем распоряжении дверь? Здесь, правда, Октябрина Владленовна начеку, но и она может отвлечься…
Обреутов слушал молча, виновато кивая. Строкач гнул свое:
– Ну, конечно, что хорошего, если некий подозрительный субъект незамеченным ушел из охраняемого вами дома. Можно ставить вопрос о профессиональной пригодности. А это весьма и весьма неприятно и может иметь далеко идущие последствия…
Наконец Обреутов глухо отозвался:
– Ясное дело, как бы оно ни повернулось, а стрелочник всегда под рукой. Да, шпингалет я закрыл, когда мы с вами сразу после убийства поднимались наверх. Кому охота оказаться на улице? Если бы вы меня тогда спросили – я бы и сказал сразу, а так – не хотелось лезть под горячую руку.
– Ладно, проехали, – Строкач махнул рукой. – Вообще, в таких ситуациях надо поменьше темнить. Я еще раз наверх пройдусь, а вы пока поразмыслите, может, еще что вспомните…
– Да чего сидеть? Сейчас время самое тихое – одиннадцать, народу нет вовсе.
– У вас часы отстают. Семь минут двенадцатого, подведите. И подумайте, разговор наш еще не закончен.
Одним махом майор взлетел на четвертый этаж позвонил, вызвав собачий лай и не слишком радушное "Кто там?" за дверьми.
Мария Сигизмундовна выглядела неважно и на вопросы отвечала каким-то сырым, болезненным голосом.
– Мужчина? В это время? Ну, разве что сын. Но и его не было. Если угодно, поинтересуйтесь у вахтера, как раз Владимир Лукич дежурил, как и сегодня. Это серьезный человек, порядок знает.
– Скажите, Мария Сигизмундовна, а бывает, что Обреутов заходит к вам в квартиру, или вы встречаетесь только внизу, у вахты?
– Ох, какое слово – "встречаетесь", – пожилая дама рассмеялась, но чувствовалось, что она недовольна поворотом разговора. – Уж не решили ли вы, что у нас с Владимиром Лукичом роман? Увы! Мы действительно по-приятельски знакомы, он иной раз забегает чайку попить, поболтать.
– А в тот день, когда обнаружилось преступление, Обреутов был у вас?
– Да, где-то в половине девятого. Я встаю рано, а чай предпочитаю покрепче и в компании. Сын ушел раньше.
– То есть Обреутов находился у вас в рабочее время?
– Ах, вот вы о чем… Ну, да ведь он ненадолго, а подъезд заперт. Дверь оставалась приоткрытой, так что и звонок слышно, а если кто выходит из подъезда, то сами управятся…
Торопливо распрощавшись, Строкач сбежал по лестнице. Но здесь его ждал сюрприз. Обреутова не было! За столом вахтера восседал высокий, костлявый старик с оттопыренными ушами и вислым носом, посверкивая угольками черных глаз. Сменщик! Строкач взглянул на часы – двадцать минут двенадцатого. Это не осталось незамеченным. Вахтер сурово сдвинул кустистые брови, но промолчал.
– Где Обреутов? Ведь смена в двенадцать!
– А я всегда чуть пораньше прихожу. У меня электричка, вот и получается – прихватываю чуток. Посидим, бывает, с Володей, покалякаем. Дома скучно. Вот только сегодня он что-то заспешил, не с кем старику и словом перемолвиться. Вы ведь следователь? Ну, тогда угощайте куревом да спрашивайте…
– Боюсь, придется брать и Обреутова под наблюдение. – Строкач сидел на подоконнике в кабинете, за спиной у него шумела улица.
– А при чем тут этот парень, который выпрыгнул из окна лестничной клетки? Тот, которого видела Октябрина… как ее…
– Владленовна. Да, прыгун этот, конечно, задачка. Жигареву прыгать было незачем – внизу дверь свободна. Разве что не хотел Турчину компрометировать, а это уж вовсе чушь… Не те нравы.
– Прыгуна видела только Скалдина. Зрение у нее, мягко говоря, не очень, – протянул лейтенант.
– Да ты за нее Бога должен молить! Пятьдесят метров, вполоборота, со спины, да тебе еще и словесный портрет подавай. Ну, ты, брат, совсем заелся. Короче, Жигарев или кто другой прыгал, давай организовывать за ним наблюдение, но и Теличко нельзя из виду упускать.
– Ты Засохина имеешь в виду? Пустим и за ним. Ничего себе подъезд как один просятся под наблюдение. Один майор не подкачал, железное алиби Варшава. Но на его счет есть у меня любопытное соображение. Как там у нас насчет уголовного прошлого фигурантов?
Родюков открыл папку, лежащую перед ним на столе, извлек тонкую стопку исписанных листов. На самом верху – серая поблекшая листовка с фотографией в левом верхнем углу под броской шапкой "Разыскивается преступник".
"Управлением внутренних дел… области разыскивается особо опасный преступник Теличко Николай Васильевич… года рождения, уроженец г. …, житель г. …
Его приметы: рост 182 см, телосложение плотное, лицо продолговатое, лоб покатый, брови прямые, глаза серые, нос прямой, губы тонкие, подбородок выступающий, уши средние, волосы темные, голос глухой.
Был одет в черные брюки, синюю рубашку, черные туфли. Преступник может менять одежду и внешность.
Если вам станет что-либо известно о местонахождении преступника, просим сообщить в милицию удобным для вас способом.
Уголовный розыск".
Дело особо опасного преступника было довольно типичным для своего времени.
Статья 86-прим, хищение государственного имущества в особо крупных размерах, срок – десять лет. По этой статье шли в зону тысячи людей, и прежде всего те, кого именовали "работниками временных коллективов, занятых в сельскохозяйственном производстве". По договорам с совхозами и колхозами они выращивали лук, арбузы и прочие трудоемкие культуры. Вынужденные работать по законам рынка, они оказывались в ловушке плановой социалистической экономики и подогнанных к ней статей уголовного кодекса. Люди получали за труд в соответствии с договорами, а некие эксперты пересчитывали все по госрасценкам и разницу между тем, что было выплачено, и тем, что, по их мнению, следовало выплатить, называли хищением.
Бригада Теличко работала в совхозе "Ленинец" в Крымской области, выращивала арбузы. Когда урожай созрел, директор заявил: вы их, ребята, соберите, вывезите, продайте, а потом уж поговорим и об оплате… Каждый год ему спускали план, те же арбузы сеяли, но ни разу и килограмма не собрали: весной засеют бахчу – осенью запашут. Не растут – и весь сказ. И вдруг – урожай вдесятеро против плана. Сотни тонн – что с такой прорвой делать?
Людей на уборку нет, транспорта тоже, о горючем и говорить не приходится.
Договор с бригадой был заключен только на выращивание, но условия директора пришлось принять – куда денешься? На рынках десяти областных городов они распродали арбузы, привезли в совхоз выручку. Кому-то показалось, что привезли мало. Было возбуждено уголовное дело, приглашены эксперты, которые подсчитали, что бригада похитила у совхоза около миллиона рублей.
Расчеты велись способом умножения гектаров на килограммы и затем на рыночную цену. По мере продвижения дела кое-что пришлось вычесть. Нельзя было не признать, что за перевозку и погрузку-разгрузку следует платить, что за время хранения могла произойти порча, что реализаторы бесплатно не торгуют, так что сумма вышла не столь грозной…
По пути из горотдела Строкач заскочил к Теличко, не особенно, впрочем, надеясь, что застанет того дома. Деловой все же человек. Но Теличко – вялый и заспанный – оказался на месте, а тема разговора не вызвала у него никакого энтузиазма.
– Приговор? Ага, помню: имея многолетний опыт хищения, создал преступную группу и, вступив в сговор, похитил у совхоза миллион. Это при том, что фактически я и рубля не получил за работу, да своих денег сколько ушло. Из моей зарплаты высчитывали за продукты для бригады, я же заплатил за семена на опытной станции… Свой трактор пригнали, машину для полива, да и натуроплаты я выдал бригаде меньше, чем полагалось: три процента. А между прочим, как раз в этом году прошел майский пленум ЦК, и там говорилось, что мы имеем право получить пятнадцать процентов от плана и треть сверхпланового урожая. Так что на самом деле не я был должен совхозу, а совхоз – мне. Мы же им еще и помогали: собирали подсолнечник, заготовляли сено, работали на току, который дождем залило, – все бесплатно. Совхоз получил от нашей работы полмиллиона прибыли, а сколько добра из-за его же нерасторопности на поле погнило… Когда меня судили, начальник конвоя не выдержал и сказал судье, указывая на меня и на директора совхоза: "Хорошо бы их местами поменять, был бы толк".