Очищение тьмой (сборник)

– Но ведь и ты решил не связываться с Кольцовым, а припугнуть аптекаря – авось у того хватит мошны на две стороны отстегивать.

Мерецков помолчал.

– У всех свои дела. Не знаю, почему аптекарь решил работать с Кольцовым – сдуру или от жадности, или еще как, но у нас с ним был договор. Есть товар, нет товара, деньги должны идти. По блатным законам, в это и влазить не следует. Кольцов, думаю, понимал, что не стоит перегибать палку. Я, конечно, человек практичный и предпочитаю худой мир доброй ссоре, но и я могу выйти из себя. В конце концов, я несу убытки! И когда ко мне приходит Кольцов и заявляет, что Бобровский поручил ему меня убрать, мне, честное слово, становится не до смеха. На полном серьезе, будто советуется, как ему получше меня пришить, отмечает слабые места в моей охране. На следующий день прихожу домой – а Кольцов уже там. Меня аж скрутило, хотя, казалось бы, чего? Кому, как не офицеру вневедомственной охраны, знать шифр квартиры, код и пароль? А ключи? Мы же их сами сдаем на пульт…

– За что же тебя так не полюбил Бобровский? Вы же вроде сработались?

– За что, за что… Кольцов прямо и сказал, что у него заказ… на меня, уже и аванс выплачен. Я сразу понял: аптекарь, больше некому.

– И во сколько же они тебя оценили?

– Чего? Да недорого. Миллион. Мне достаточно было посмотреть на его ухватки, чтобы понять – не остановится, он уже убивал. Короче, предложил я ему столько же за аптекаря.

– Значит, ты все-таки боялся старого Бобровского? Или деньги девать некуда?

– Тогда глупо было торговаться. Как и сейчас. Я вообще не терплю таких отношений – середина на половину. Либо друг, либо уж враг. То же и с Кольцовым. Я, конечно, расстроился, когда узнал, что мои хлопчики угнали машину Агеева. Ну извинились бы, новую ему пригнали. Но ведь в самом деле: стоит тачка возле дома днем и ночью… Соблазн! А Агеев в то время уже мертвый был… и Кольцов пришел ко мне уже как свой. Чтобы получить у аптекаря деньги за меня, он должен был представить доказательства, Мерецков нежно погладил запястье, где синела татуировка. – Эта наколка всему городу известна. Я, правда, для такой цели руку себе рубить не собирался, но у Кольцова, видно, где-то имелся свеженький покойник про запас. Тогда я еще ничего не знал про Демина и Агеева.

– А про Кольцова?

– Что – про Кольцова?

– Кольцов поручение твое выполнил, деньги отработал, но и сам не уцелел.

– Да ну? Вот уж на кого нужен был "профессионал"! Кто же это мог сделать?

– Познакомиться желаешь? – спросил Второй не без желчи.

Мерецков смахнул капли пота, усеявшие лоб.

– Спасибо, можно и на расстоянии. Думаю, будет для этого время. Грызина убирать из дела – понадобится специалист. Да и майор этот, из прокуратуры, клещом вцепился – не оторвать…

Экспертная реконструкция происшедшего, восстановление последовательности выстрелов показали, что оба погибших вели прицельную стрельбу. Кольцов находился у двери, правым боком к Бобровскому, держал руку вытянутой. Поэтому ружейная пуля, попав в подмышку, не задела его руку. Бобровский в момент первого ранения стоял, подняв ружье к плечу. Пуля попала ему в голову, когда он, наклонившись вперед, опускался на колени. Значит, Кольцов стрелял первым и успел выстрелить трижды до того, как последовал ответный выстрел из ружья. А после того, как в него самого попала пуля, выстрелил в четвертый раз, размозжив голову падающего Бобровского.

Отвратительное содержимое банки было заведомой фальшивкой. Экспертиза однозначно установила, что татуировка не является прижизненной и нанесена на кожу жуткого обрубка (от локтя до запястья) руки мужчины, скончавшегося за неделю до того. Все время, вплоть до отчленения руки, труп находился в земле.

Татуировка в целом соответствовала той, что имелась у Мерецкова. "Собственно, – подумал Строкач, – аптекарь вряд ли уж так внимательно присматривался. Наколка похожа, ухо – самое обыкновенное, и все это, очевидно, не вызвало у него никаких подозрений".

Картина складывалась. Кольцов прибыл на хутор, где его с нетерпением ожидал Бобровский, предвкушая известие, что с ненавистным "покровителем" покончено раз и навсегда. Исполнитель был проверен в ситуации менее критической. Именно Кольцов пристрелил Глеба Косицу, мстя за пережитое аптекарем унижение и, разумеется, тем самым освободив помещение "Богатыря". Втайне Бобровский всегда ненавидел таких, как Глеб, физически сильных, красивых и независимых. Власть над ними была острейшим наслаждением, но Косица оказался недостижим и неприступен. Оставалось одно.

После того, как Кольцов оправдал ожидания, Бобровский приступил к реализации главной цели – покончить с врагом номер один. Собственно говоря, он полагал, что Мерецков и для Кольцова конкурент и соперник, и капитан вполне мог бы "сделать" его бесплатно. Однако сам Кольцов придерживался иного мнения.

Вместе с тем Бобровский не доверял никому – этому свидетельством отравленный коньяк, оставленный в домашнем баре, с опаской относился он и к Кольцову: приглашал в дом, держа под рукой ружье. Он был, в принципе, удовлетворен – из города поступила информация, что Мерецков исчез. Это подтверждалось содержимым стеклянной банки. И все же, выстрелить он опоздал: свою жизнь не уберег, но и убийцу не упустил.

Кольцов готовился к делу хладнокровно. К пистолету был приклеен изолентой пластиковый пакет, чтобы не сорить гильзами. Сработать бесшумно – ножом – у него не получилось, Бобровский даже после предъявления "доказательств" не подпускал его к себе. Оставалось огнестрельное оружие, но капитан немного переоценил свой профессионализм.

Служба в милиции давала ему многое. Сослуживцы со старого места работы – из Ленинского райотдела, – охотно выбалтывали капитану служебные секреты, вызывая тем самым огонь на себя.

Строкач был убежден, что болтуны из Ленинского мололи языками без злого умысла – но результатом стало развертывание системы рэкета в районе и возрождение ремесла "зонтов", тем более прибыльного, что сигнализация у тебя под контролем.

С трупом подвернувшегося бомжа Кольцов распорядился без церемоний. Отрезал ухо, столь ему необходимое, а голову забросил подальше в пруд. У него же отрубил и руку, довольно умело нанеся татуировку. Конечно, для экспертизы это семечки, но для аптекаря хватило. Однако судьба распорядилась иначе.

Размышляя, Строкач сидел в своих "жигулях", когда из-за угла показалась знакомая крепкая фигура. Спортивная собранная походка, выдвинутая вперед челюсть – все говорило о том, что единственный персонаж, не пострадавший в ходе этого дела, чувствует себя неплохо.

Майор выскочил из машины как раз вовремя, чтобы мужчина не успел скрыться в воротах.

– Константин Петрович! Какая встреча!

Мерецков остановился, секунду поколебался и повернулся к майору. Лицо его сразу стало утомленным.

– Встреча, говорите, майор? Да уж. Только вы на меня слов не тратьте, я сегодня наговорился – во! – он секанул ладонью по кадыку. – Спасибо вам, конечно, только сдается мне, дали вы маху, не меня, а себя подставили. Люди всегда могут столковаться.

– Это вы о нас с вами, Константин Петрович? – Строкач улыбнулся не без лукавства.

– Нет уж, мы с вами свое отговорили. Думаю, майор, перемудрили вы тут. Спасибо за урок, в другой раз буду осторожнее.

– С вами что-то случилось? Может, проедемся к нам? Иной раз разговором начистоту можно и душу спасти, и, знаете ли, – тело.

– От чего? От свежего воздуха?

– Не надо этой иронии, Константин Петрович. Задерживать вас я не собираюсь…

– Ох, уважили!..

– Фактов нет, вы же знаете.

– Вот и дайте мне пройти!

– Пожалуйста, – Строкач отодвинулся и печально улыбнулся. – Вы свободный человек, идите… Но уверяю, остаться – в ваших же интересах.

Однако створки уже разъехались, в глубине раскрывал шефу дружеские объятия Грызин, и Мерецков, измотанный и выжатый, но непокоренный, ступил через порог родного гнезда. И лишь, когда автоматика задвинула за ним бронированные воротины, почувствовал, как у него отлегло от сердца.