Страница 9 из 13
Ему были противны постно-сочувственные, а в сущности, презрительные взгляды соседей, когда они узнали о его провале на экзаменах. Эти взгляды красноречиво говорили ему: конченый ты человек.
И он назло соседям отрастил длинные волосы, вставил клинья в брюки, купил гитару, бродил по вечерним бульварам и скверам, пока не пришла повестка из военкомата.
Павлик едва не проехал нужную остановку. Выскочил на дощатый перрон, огляделся, припоминая план, который рисовал ему командир. Вот за тем переездом должна быть тропинка к питомнику, напрямик через лес.
За лесом открылась делянка, засеянная гречихой, а за ней — небольшая ферма: два домика, длинный, крытый черепицей сарай и обширный вольер, огороженный проволочной сеткой. Справа тянулся глухой забор из рифленых дырчатых листов аэродромного железа.
Интересно, каких ему дадут собак: щенков или зрелых, уже прошедших начальную дрессировку? Майор наказывал просить, в крайнем случае, годовалых, их можно будет сразу же вводить в строй. А на щенков не соглашаться. Но если уж совсем ничего не будет другого…
Ни одной собаки в вольере не было видно, только в самом дальнем углу у железного забора какой-то солдат тренировал, выгуливал матерого кобеля. На деревенском резном крылечке сидел громадный рыжий кот и нахально пучил зеленые глаза. «Надо же, — с изумлением подумал Павлик, — в собачьем питомнике живет такой полосатый бандит».
Павлик поднялся на крыльцо, покосился на окошки — никто не видит? — и коленом спихнул кота. Подумал: надо бы разработать тактику визита. Как вести себя: сухо, сдержанно или деликатно, просительно? Впрочем, зачем унижаться, у него же есть личное письмо майора Вилкова к начальнику питомника. А они оба как-никак старые фронтовые приятели.
Одернув гимнастерку, Павлик решительно толкнул дверь. За нею оказалось две комнаты. В левой никого не было, а во второй, отделенной фанерной перегородкой, сидел дородный, усатый, совершенно лысый старшина («везет же на лысых», — мелькнула невеселая мысль).
— Здравия желаю, товарищ старшина! Вам передает сердечный привет майор Вилков Николай Федорович и посылает это личное письмо, — отчеканил Павлик.
Старшина тяжело поднялся из-за стола, с минуту повертел в руках конверт. И сказал неожиданно высоким, прямо-таки бабьим голосом:
— Возьми письмо, ефрейтор. Мой пламенный привет.
— Кому?
— Твоему майору Вилкову.
— Почему же, товарищ старшина?
— Потому что старшины Фомина тут давно нет. А есть старшина Алексеенко. Это, значит, я.
— Вот это неожиданность… — Павлик чертыхнулся в душе, вспоминая свои дурацкие философствования в вагоне.
— Да, — сказал старшина и бросил письмо на угол стола. — Для кого как. А для меня нет. Вижу: за собаками приехал.
— За собаками… — эхом повторил Павлик. Он вытащил свое командировочное предписание и «Отношение» с зеленой гербовой печатью. — У меня бумаги есть.
— У тебя бумаги есть. А у меня собак нет, — старшина смотрел в окно, мучительно морщил нос и вдруг чихнул, точно выстрелил из ракетницы.
— Будьте здоровы, товарищ старшина!
— Не подхалимничай.
— Извините…
Старшина грузно вышагивал по комнате, а Павлик смотрел на него и все никак не мог уловить точку, где он поворачивался. А может, он не поворачивался, может, ходил, пятясь, спиной вперед? Будто на качелях: туда-сюда, туда-сюда… Ходит и молчит, ждет, когда Павлик уйдет. Но ведь просто уйти нельзя! Как же он уйдет отсюда без собак, как вернется в дивизион, что ответит майору Вилкову? «Без собак не возвращаться» — это же ему было сказано, ему, ефрейтору Рыбину.
— Может, хоть пару щенков, товарищ старшина! — взмолился Павлик. — Понимаете, дивизион охраной не обеспечен. Ракетный дивизион!
— Щенки есть, но не дам.
— Ну, товарищ старшина…
— Не канючь. А еще ефрейтор. Может, слезу пустишь?
Старшина подошел к Павлику вплотную, ногтем указательного пальца постучал по бляхе ремня.
— Ты собаковод?
— Собаковод.
— Собакопут ты, а не собаковод. Пустовка когда бывает? Зимой. Плюс два месяца беременности. Значит, щенки когда появляются? В конце весны, сейчас. Сосунки. А ты приперся со своим предписанием. Выдавать молочных щенков — преступление. Выбракованных тоже нельзя. Других у меня нет. Понял?
— Что же делать?
— Возвращаться в часть. С моим приветом.
Старшина взял Павликову командировку, написал что-то на обороте, потом достал из сейфа печать, долго и трудно дышал на нее, прежде чем пришлепнуть на бумаге.
— Убытие отмечаю послезавтрашним днем. Можешь сутки погулять в городе. Местный?
— Так точно.
— Ну тем более.
Вручая Павлику предписание, старшина назидательно погрозил толстым пальцем.
— И не безобразничай. Зачем давеча Ваську пнул? А еще собаковод. Собаковод должен уважать животных.
— Так это же кот…
— Конечно, кот. Но какой? Он у нас главный охранник продсклада. Крошки не тронет без разрешения. Ясно?
— Ясно, товарищ старшина. Прошу извинить. Разрешите идти?
— Счастливо, ефрейтор.
7
Почему бывают неудачи?
Потому, что человеку не везет. Обстоятельства складываются решительно против него. Есть даже выражение: «в железном плену обстоятельств». Тут единственный выход — благоразумие.
Не это ли имел в виду словоохотливый музыкальный эксцентрик?
Стыдно будет возвращаться в дивизион с пустыми руками. А что он может сделать? Что? В конце концов майор умный человек, поймет. Марфин тоже поймет.
А пока надо делать вид, что ничего особенного не произошло. Впереди еще целые сутки отпуска, встреча с Ниной, разговоры с матерью, может быть, встречи со старыми друзьями. К тому же нет худа без добра, стоит только присмотреться. Есть и в этой неудаче свой плюс. «Позитивный элемент», как когда-то любил говорить учитель истории. Не будет собак — не будет и неприятных расспросов матери и особенно соседей. Можно представить, в какой бы они пришли восторг, узнав, что «этот вертопрах» Пашка Рыбин — собаковод!
Прямо с вокзала Павлик позвонил Нине. Она сразу же набросилась на него:
— Ты где пропадаешь? Мы ждем твоего звонка целый час.
— Да? — Павлик удивленно посмотрел на часы: действительно без четверти семь. — А кто это мы?
— Я и Славик. Один из моих друзей.
— Что-то я такого не знаю.
— Вот и познакомишься. Приезжай сейчас на Театральную площадь к магазину «Поэзия».
С вокзала Павлик заскочил в кафе перекусить. Ничего, пусть подождет с «одним из своих друзей».
На место свидания, к небольшому магазинчику с пышным названием «Поэзия», Павлик явился только через сорок минут. Тут уже выхаживало несколько человек таких, как он: с букетиками, с журналами, с тощими поэтическими книжечками. Среди них была и девушка, но Павлик еще издали определил: это не Нина. Неужели ушла, так и не дождавшись его?
Но он напрасно тревожился. Минут через пять появилась Нина в сопровождении высокого, сутуловатого и, как показалось Павлику, нарочито неряшливо одетого парня.
— Извини, пожалуйста. Ты давно нас ждешь?
— Еще бы! Конечно, давно, — соврал Павлик.
Павлик пытливо разглядывал Нину. Она изменилась! И пожалуй, к лучшему. То, что раньше в ее чертах было несмело-привлекательным, только угадываемым, теперь выглядело эффектно, броско. Сияющие, распахнутые глаза, тонко очерченные крылья носа, нежный овал подбородка — она была очень красива.
— Есть предложение, — сказала Нина, — встретиться с одной интересной компанией.
— Ладно, — махнул Павлик, — предложение принимаю.
— Нет, нет! Сначала познакомьтесь. Это Павлик, а это Станислав, поэт и композитор.
«Конечно, — хмуро подумал Павлик, — то, что я солдат, говорить не надо».
— А я вас, кажется, где-то видел, — вяло сказал он, только чтобы сказать что-нибудь. И потом ему просто хотелось услышать Станислава, поэта и композитора — стоит, молчит, угрюмо сверлит глазами.