Страница 7 из 20
— Вы ж поймите, товарищ капитан! Я не только секретарь комсомольской организации дивизиона, я непосредственный начальник Микитенко. Он из моего взвода, из моего расчета. Как вы считаете: обязан я думать о своем солдате, о его будущем?..
— Ну что вам сказать, Колосков? Действовали вы вроде и из благих побуждений, а ведь на самом деле причинили прямой вред Микитенко. Потому что бесцеремонно вмешались в его личную жизнь. Понимаете?
Для Колоскова это было так неожиданно, что он дважды тряхнул головой, словно не веря услышанному. И тут же, не раздумывая, ответил:
— Не понимаю…
— Вот в этом и беда…
Лейтенант в сердцах швырнул сигарету, развел руками: он человек дисциплинированный, раз начальство говорит на белое — черное, значит так оно и есть.
— Так это ж вопиющая несправедливость! — с возмущением выпалил Колосков. — На зеленого, неопытного парня надевают хомут прямо у нас на глазах. И кто? Женщина на много старше его, имеющая двух детей. Над нами все смеются: ваш Микитенко с ходу идет старшиной детсада. Ведь пятно же на весь коллектив, товарищ капитан!
— Опять коллектив! Да поймите вы, Колосков, что коллектив — это не глыба гранита, это люди. Это я, вы, многие другие, в том числе и Микитенко. И люди разные, со своими вкусами, чувствами, мыслями. И надо у каждого это видеть.
— Эх, товарищ капитан! Разве ж я не понимаю… Конечно, все это правильно. А с другой стороны, есть еще и народная мудрость: любовь зла — полюбишь и козла. Но мы же не можем оставаться равнодушными. Вы бы только посмотрели на эту Строганову!..
— Посмотрю. Обязательно посмотрю, — кивнул Кадомцев. — И заранее уверен, что оценка ваша не очень-то объективна. Потому что я считаю Микитенко человеком неглупым.
— Да, — с искренним сожалением вздохнул лейтенант. — Это вы правильно сказали: Микитенко в общем и целом неплохой солдат. Трудолюбивый, исполнительный. А теперь вот приходится ставить вопрос об исключении его из комсомола…
— Не советую спешить, — подчеркнул Кадомцев. — Сначала разберитесь, проведите расследование. А впредь, товарищ Колосков, попрошу учесть: обязательно советоваться по таким делам со мной как с замполитом.
— Есть! — Колосков стукнул каблуками. Жесткий, повелительный тон капитана, казалось, не огорчил, наоборот — обрадовал его. Во всяком случае, на лице Колоскова уже не было ни тени сомнения. Только готовность исполнить все, что будет сказано. Вряд ли это было искренним. Скорее привычка, выработанная годами службы.
— Кстати, — продолжил Кадомцев. — Не знаете, чей мотоцикл стоит там под деревом?
— Мой.
— Вы разрешите на нем съездить в Поливановку?
— Пожалуйста, товарищ капитан. Если вы насчет Строгановой, так она живет во втором доме с края поселка. По левую сторону.
5
Мотоцикл Колоскова был отличным — чехословацкая «Ява» последней модели. Кадомцев, как только сел за руль, сразу почувствовал: у машины хороший хозяин. Умело отрегулирован карбюратор, все рычаги подтянуты по техническим нормам. Стоило чуть прибавить газ, и мотоцикл ощутимо рвался из-под сиденья.
Километра два Кадомцев ехал проселком через сосновый бор, затем свернул на тропинку.
Он остановил машину, увидев в открывшейся долине село. Можно было побывать здесь и потом, когда закончится суетливый и тревожный «пусковой период», когда он вполне обвыкся бы со своими служебными делами.
Можно было, но дела-то ведь, и те и эти, связаны. О Поливановке разговоров в гарнизоне много, надо и самому поглядеть, что это за село, единственное крупное село в округе. Только сюда ходят солдаты в увольнение, больше некуда. Что за люди живут, чем занимаются, каким хлебом-солью привечают солдат? Все это ему, замполиту, положено знать.
Село было старинным, расположенным на слиянии двух таежных речек. Вдоль берегов тянулись две улицы бревенчатых домов с белыми, крытыми щепой крышами. Сходящиеся углом улицы напоминали гигантскую стрелу. На ее острие, на крутояре кирпичная церковь. Где-то Кадомцев видал похожее: церковь на взгорье, на самом мысу, у слияния двух рек. Кажется, в Пскове? Ну да, только там не церковь, а древний собор, стены которого отражаются в водах Великой и Псковы.
Кадомцев остановил мотоцикл на околице сразу же, как переехал по плахам нового моста через Марчиху. Пригляделся: вот тот второй дом с голубыми наличниками и есть, наверно, Строгановых. Дом как все тут, рубленный по-сибирски «в лапу». Изба-пятистенка. Крытая жердями поветь с бурым прошлогодним остожьем, глухой забор с тесовыми воротами, палисадник с рябиной и черемухой. Как говорят: изба при хозяине. Интересно, кто здесь хозяин. Отец этой Строгановой или кто-нибудь из братьев? Впрочем, пока Кадомцеву в доме делать совершенно нечего.
Переждав гусиный выводок, важно ковылявший через дорогу, Кадомцев направил мотоцикл вдоль улицы и через минуту притормозил у церкви, на небольшой площади. Площадь когда-то была мощеной: сквозь мураву кое-где белел выщербленный булыжник. Направо — изъеденные временем бурые кирпичные стены лабаза, рядом, полукругом, дома поновее, и все с вывесками: тут центр Поливановки. Сельпо, правление, сельсовет, больница и какие-то склады.
Стрекот мотоцикла привлек внимание: из открытого окна больницы выглянули две девушки, с любопытством посмотрели на Кадомцева. Лицо одной из них показалось знакомым, будто девушку эту он где-то встречал. И совсем недавно. Но оглядываться не хотелось, он шел к сельсовету, догадываясь, что девчата-медички говорят о нем, даже, слышно было, посмеиваются.
Пройдя прохладные, чисто вымытые сенцы, Кадомцев толкнул дверь и удивленно остановился на пороге: попал, кажется, не туда. В просторной горнице в углу за массивным столом сидела пожилая женщина и пила чай. На другом столе парил ведерный самовар, а молодка в модном беретике колдовала над заваркой. Портреты и плакаты на стенах, канцелярские счеты рядом с самоваром окончательно озадачили Кадомцева.
— Здравствуйте, — поклонился он. — Приятного аппетита.
Женщина осторожно поставила блюдце на стол, вгляделась в Кадомцева.
— И вам здравствуйте! Небось в отпуск к своякам прибыли? Ежели отметка требуется, это мы мигом: прибыл — убыл. Настя, достань-ка печать!
— Нет, — сказал Кадомцев. — Я по делу к вам. Здесь ведь Поливановский сельсовет?
— Тут он и есть. Поливановский сельский Совет депутатов трудящихся. И председатель на месте. Это значит я, Полторанина Пелагея Максимовна. А ежели вы насчет чаепития сомневаетесь, так у нас только что было совещание. Мужики ведь как совещаются? Курят — дым коромыслом, хоть топор вешай. А мы, женщины, чайком освежаемся. Мысли дельные обмываем. Вопросы деловые завариваем. И тут же разрешаем. Настя! Налей-ка гостю резервную чашку.
— Спасибо, — улыбнулся Кадомцев. — Позвольте представиться, Пелагея Максимовна. Я из соседнего воинского гарнизона. Заместитель командира по политчасти.
— Ага! — укоризненно протянула председательша. — Наконец-то Магомет пришел к горе! Я все ждала, думала: когда же у них сознательность сработает? С председателем колхоза командир ваш знается, а нас вроде и не замечает. А ведь мы Советская власть. Нехорошо, очень несолидно, товарищ капитан!
Кадомцев чуть не поперхнулся чаем: крутовата заварка у председательши! Сам виноват, не надо было ехать с бухты-барахты. Посоветовался сначала хотя бы со старшиной, узнал обстановку. А то так — не зная броду.
— Вот мы и исправляем положение, Пелагея Максимовна, — Кадомцев почувствовал, как предательски горят уши. — Будем налаживать контакт. За тем и прибыл.
— Так я и поверила. — Председательша сдвинула чашки на край стола, положила перед собой крепкие, загорелые руки: — Давай-ка лучше откровенно, капитан. Зачем приехал, что просить будешь?
Оценив искренность хозяйки, Кадомцев вспомнил утренний разговор со старшиной и решил перестроиться на ходу.
— Насчет леса помогите. Жерди нужны для изгороди, а лимиты вышли. Надо бы кубометров сорок.