Дети восьмидесятых

Занимаемся мы в этом году в «подвесную» смену: с 12 до 15.30, существуем в подвешенном состоянии. День разбит так, что посещать кружки невозможно ни до уроков, ни после. Время — самое непродуктивное для занятий: когда все нормальные дети обедают, нас кормят завтраком. Перемены наши по 5 минут. Кабинет занят и до нас, и после нас, а уборка — во время урока. Поместить класс, в котором идёт театральный эксперимент, в такие невыносимые условия — это «перекрыть кислород». Наш «кислород» — свободное место и время. Теперь у нас нет ни того, ни другого: администрация знает, что делает, видимо, ставит свой «эксперимент». На нас. Выживет ли театр в таких условиях?

Но работу мы всё-таки продолжали — по требованию народа Эти жёсткие условия учили нас ценить каждую минуту, использовать её с толком, находить выход из безвыходного, казалось бы, положения. Они, как потом Показалось, нас укрепили, сделали более жизнеспособными.

Искала я что-нибудь подходящее для моей Татьяны и наконец нашла. Мы соединили стихотворения А. Шибаева и А. Барто и добавили отсебятинки. Получилось тo, что нужно для Тани.

На сцене столик и два стула. Мальчики зубрят уроки.

— Дуд-ду, ду-ду, ду-ду, ду, — глядя в учебник.

— Дуд-ду, ду-ду, ду-ду, ду, — повторяют, уперев взгляд в потолок.

Продолжают в том же духе.

Младшая сестра одного из них, Лида (Таня Г.), выходит и, маясь от безделья, начинает приставать к труженикам. Ерошит волосы гостя (Алеша П.).

— Отстань!

— Не! — вредным голосом.

Толкает в бок брата (Витя Ч.).

— Отойди!

— Не!

Поразмыслив, идёт к гостю и дергает его за уши.

— Да уйди же ты!!

Брат, резко захлопнув учебник, встаёт.

В это время за спиной брата Лида, развернув стул, влезает на него и, кривляясь, строит брату рожки. Тот, не заметив её проделки, садится мимо стула. Лида в восторге. Она приплясывает на стуле, тычет в брата пальцем и злорадно приговаривает:

— Так тебе и надо! Так тебе и надо!

Брат (сердито). Замолчи!

Лида (кривляясь). Не замолчу!

Брат (приказывая). Слезь со стула!

Лида (упрямо). Не хочу!

Брат (заботливо). Упадёшь…

Лида (перебивает). Не упаду!

Но со стула слезает, подбегает к гостю и пытается закрыть его учебник.

Гость (выходит из себя). Отойди!!

Лида (отбегает к брату). Не отойду!

Брат (приобняв ее за плечи, другу).

Лида, чувствуя рядом защитника, продолжает куролесить: корчит рожи, показывает гостю язык. Тот ей — кулак. Брат, видя это, продолжает с насмешливой угрозой:

Лида, охнув, убегает.

Таня моментально выучила текст роли и вошла в предлагаемые обстоятельства так быстро и ловко, как будто находилась в них испокон веку. Она сразу поняла, что от неё требуется, и сыграла свободно и раскованно, добавляя свои весьма удачные импровизации — благо есть откуда черпать материал для них,

Обсудили ситуацию, осудили Лиду и расхвалили Таню: она прекрасно сыграла роль, замечательно импровизировала и прямо-таки здорово высмеяла эту ужасно вредную девчонку с её фокусами! Такая у нас Таня молодец! И тут мы впервые увидели, как Таня засмеялась — открыто и весело.

Потом было всякое. Одним пинком она разрушала всё, что мы с ней строили долго и мучительно. Плакала на мамином плече, тихо жалуясь:

— У меня несчастливое детство: со мной никто не хочет играть.

Строили отношения снова и снова. И через год Таня порадовала нас чудной фразой, выразившей прелестное состояние души. Во время урока в класс заглянули мальчишки-подростки (они часто шатались по школе во время уроков, курили в туалетах, маялись бездельем), покривлялись, прокричали что-то невнятное и захлопнули дверь. В классе повисло тяжёлое молчание: нас выбили из работы, а насильственное прерывание интересной работы нас очень расстраивало. И тут Таня возмущенно и искренне сказала:

— Какие неинтеллигентные!

Мы дружно засмеялись. На душе вдруг стало легко: это сказала не та Таня, которая… Так подумать и сказать могла только НАША Таня!

Занимались мы в библиотечной кладовке, где лётом хранятся все учебники, в двух её углах. В одном учили частицу не, а в другом Инна М., Наташа Л., Слава Б. и Антон Г. сами ставили стихотворение Э. Успенского «Разноцветная семейка». К них присоединился и Дима Л., новенький. Он очень старался, но потом подошёл и признался мне, что «не тянет». (Курение даром не проходит. Этот ребенок к 8 годам потерял половину здоровья, данного природой.)

В начале года все новенькие «не тянули» на уроках, не успевали за «старичками», хотя и среди «старичков» были любители подремать, да и темп уроков я задавала средний, неторопливый. Но постепенно они втянулись, перестали зевать и тратить время попусту.

Дима ушёл с репетиции, почувствовав, что не справляется. Моё поражение. Не в том, что ущёл Дима, а в том, что мы загнаны в эту кладовку. Ещё спасибо библиотекарше, что она нас сюда пускала! Ведь главное в нашем театре — это то, что учат все вместе. Каждый в меру своей активности, способностей, желания, хотя желания и у ребят — хоть отбавляй! А тут мы учим в закутке двумя маленькими группками. Такая работа, можно сказать, не имеет смысла. Смысл-то в том, что создаётся этакий театральный бульон, в котором варятся все ребята. Одни впитывают, перерабатывают и усваивают в кратчайший срок (более подготовленные), другим требуется больше времени (кто пока еще не созрел). Но в конце концов до нужной кондиции дойдёт каждый — это проверено. Я никого не тороплю, не подгоняю, не форсирую события: рост и созревание требуют бережного отношения.

Театр продолжал жить и работать, хотя заботливая администрация создала нам полное отсутствие всяких условий. Но, как известно, голь на выдумки хитра.

Сначала я читала новую сценку, а дети брали мою интонацию, потом же, когда голос у детей стал достаточно модулированным, когда появилась база, запас разных интонаций и было из чего выбирать, я читала крайне монотонно. И предлагала детям самим интонировать текст по смыслу. На таких занятиях мы и учились вникать в тончайшие оттенки, слушать интонацию и переводить её, расшифровывать.

Вот простое «да». А какое разнообразие эмоций и чувств! «Да» грустное, «да» нерешительное, «да» ехидное, «да» — вопль души, и так далее. Или обыкновенная запятая, та самая, которую так часто пропускают и в тетради, и при чтении, — подумаешь, важность какая! Может, забыл или не заметил!

Понять подобные тонкости помогла очень интересная книга X. Мякеля «Господин Ау» (сокращенный пересказ Э. Успенского).

Господин Ау нашёл в чулане какие-то семена. В мешочке лежала записка: «Поливать супом нельзя поливать водой. Будит беда». Дядюшка Ау все понял неправильно. Он посадил семечко и стал регулярно поливать его супом. Выросло супное растение, весьма нахальное, которое сначала питалось дефицитными продуктами, а потом чуть было не съело своего кормильца дядюшку Ау. И всё потому, что дедушка, написавший записку, забыл поставить запятую, поскольку «не был маяком разума. И лучом света в лесном царстве он не являлся».

Привыкали ребята слушать речь вдумчиво, вариативно, т. е. творчески перерабатывать информацию, заключённую и в лексике, и в интонации. А они ведь могут друг другу противоречить. И тогда появляется интонационный подтекст.

Жить нам стало намного легче: иметь дело с мыслящими людьми чрезвычайно приятно! Высвободилось время, которое я раньше тратила на так называемые оргмоменты. Для того чтобы призвать к порядку Пашу, достаточно взгляда — иронично-удивленного. Он умеет читать и переводить такие вещи. И делать выводы — тоже. Чтобы вернуть из заоблачный высот воспарившую Эльмиру, достаточно сделать паузу — не простую, многозначительную.