Рюрик

Новгородские мужи-ремесленники с уважением поглядывали на помост, на оживлённых знатнейших людей края и с нетерпением ожидали появления объединённой дружины.

И вот настал момент: закричали глашатаи, заиграли рожки, задвигалась взбудораженная толпа.

- Идут! Едут! - заорали мальчишки, снимая колпаки с голов и бросая их вверх.

- Полонённых ведут! - крикнули глашатаи. - А телег-то сколь! Добра-то! - гудели купцы.

- Ба! Девиц-то, девиц-то! Ну, князья не зря во поход сходили! довольные, восклицали ремесленники и потирали руки, с любопытством оглядываясь на высоко стоявших бояр.

Гостомысл, слушая возгласы горожан, небрежно осматривал понурые, бледные лица пленных, идущих вдоль северной улицы Новгорода мрачной и злой гурьбой; довольным взором окинул он вереницу повозок, везущих захваченное добро, и с сильно бьющимся сердцем ждал появления Рюрика. Он улыбался, оживлённо жестикулировал, хватал за рукав Власку. Пытаясь отвести проницательный взгляд сына от себя, указывал ему на народ и пленников; порой это ему удавалось, но через какое-то время новгородский владыка вновь ощущал похолодевшей спиной пронзительное внимание к себе своего наследника.

"А-а! Всё равно! Пусть видит! Многие лета молчал…" - подумал посадник и напрягся: в центре улицы появились первые четыре всадника, в одном из которых он безошибочно узнал Рюрика.

- Едет! - прошептал Гостомысл и схватился за грудь. Где-то там, внутри, жгло, ломило и кололо. В глазах на мгновение всё потемнело. Он взмахнул рукой и грузно покачнулся. - Жив! - произнёс посадник одними губами и беспомощно опустился на скамью.

Власко схватил отца за меховые полы перегибы и жёстко приказал:

- Терпи! Твой любимый… князь возвращается из похода, а ты валишься на спину!

Домослав, давно беспокойно наблюдавший за посадником и его законным сыном, поспешил на помощь Власку. Подхватил под мышки посадника и, придерживая его на скамье одной рукой, другой поманил к себе Власко и зло прошептал ему на ухо:

- Никто боле не должен знать, кем доводится Рюрик твоему отцу. Ты… понял это нонче и молчи! - угрожающе посоветовал он знаменитому богатырю.

Кровь прилила к лицу Власка.

- Вы… все заодно?! - прохрипел он в лицо знатного боярина. - Против меня?! - прошептал Власко и угрожающе протянул руку к вороту Домославовой перегибы.

- Не играл бы во своё время княжьим-то шеломом! - увернувшись от злого рывка Власко, спокойно напомнил ему Домослав.

- Я думал… - перебил его Власко и тут же замолчал: он думал, что княжий шлем всегда будет под рукой: захотел - надел, не по нраву - снял… Он отстранился от Домослава, отца и замолчал.

В это время четыре всадника поравнялись с почётным помостом.

Власко тяжело выпрямил спину.

Домослав с трудом приподнял Гостомысла, и оба старика с видимой надменностью уставились на варяжских полководцев.

Власко не захотел вглядываться в лица победителей и угрюмо смотрел мимо них.

Рюрик осадил коня. Ещё при въезде в город его дивила эта неожиданная парадность встречи. И сейчас, когда он увидел деревянный помост в центре улицы, а на нём всю новгородскую и союзную знать словенских племён, их настороженно застывшие лица, он не сразу понял, что всё это значит.

Волновались все. И заметнее всех - старик Гостомысл. Обернувшись в сторону Домослава и Золотоноши, затем в сторону Власка и уловив его ярость, но не ответив на неё и жестом, он слабым хриплым голосом проговорил:

- Да восславим князя великого, Рюрика Новгородского, за победу над северным врагом!

Рюрик не поверил своим ушам.

Дагар, Олаф, Кьят и Гюрги заскрежетали шлемами, покосившись на своего князя.

Вся процессия дружинников затихла.

- Три месяца тяжело билась дружина великого князя Рюрика с врагом то в Камнях высоких, то в снегах холодных! - чуть окрепшим, но всё таким же взволнованным голосом продолжал Гостомысл, взяв при этом Власку за руку и сжав её, насколько хватило сил.

Власко удивился, Хмуро покосился на отца, но руки не вырвал.

- Так прими, великий князь, в дар от Новгорода за доблесть, за расширение земель наших, соболиную сустугу, и да хранит бог Святовит твоё дорогое здоровье! - хрипло прокричал Гостомысл.

По рядам встречавших и прибывших пронёсся одобрительный гул.

Рюрик понял наконец все. Впервые здесь, у словен, ему не надо защищаться. Впервые надо принять славу и благодарность. Он слез с коня. Взволнованно одёрнул кольчугу, по привычке подтянул подлокотники и медленным тяжёлым шагом направился к помосту.

Народ загудел, закричал:

- Слава великому князю Новгорода!

- Храни его, Святовит!

- Молодцы, варяженьки!

Рюрик преодолел крутую лестницу и подошёл к Гостомыслу.

Бояре расступились перед ним, улыбаясь, но ревниво наблюдали за каждым жестом обоих правителей.

И Гостомысл протянул дрожащие руки навстречу великому князю.

- Славлю тебя за храбрость и победу, сын мой, - тихо и проникновенно проговорил он, глядя в пытливые глаза варяга, и все увидели, как по полному, но уже старому, а некогда такому горделивому и столь хитрому лицу новгородского посадника полились неудержимые слезы.

Улыбки слетели с лиц бояр, и все уставились на Власку. В который раз они слышат из уст посадника это непонятно-ласковое "сын мой", но не по отношению к законному сыну, а по отношению к варягу. Что это: оговорка… или?.. Власко рванулся в сторону отца, но ему тут же преградил дорогу Полюда.

Рюрик вгляделся в лицо Гостомысла, в ласковый взор его заплаканных глаз, в трепетные старческие руки, держащие драгоценную сустугу, и невольно прошептал:

- Благодарю, отец! - Он наклонился к новгородскому владыке и ощутил на своём лице его мокрые губы.

- Ты достоин этой награды! - прошептал опять Гостомысл, не замечая своих слез, и бережно вложил в руки Рюрика знатную одежду.

Великий князь низко поклонился посаднику, затем так же низко поклонился и боярам и опять обратил внимание на затаённость и настороженность их поз и лиц.

Власка не видно из-за Полюды. Домослав тесно прижался к Золотоноше и Полюде. Мстислав сделал шаг в направлении к знатному кривичу Лешку и тем самым дал понять варяжскому князю: немедленно спускайся вниз.

Рюрик поклонился Мстиславу и быстро покинул помост.

Народ шумел, кричал, бросал цветы на дорогу, а кто-то даже попытался надеть на голову Рюрика можжевеловый венок.

Князь неловко отмахнулся.

Человек не понял, в чём дело, подобрал венок и опять надел его на шлем князю.

Рюрик перестал сопротивляться. Молча сел на коня, перекинув через круп соболиную сустугу. На вопрос Дагара: "Что случилось?" - едва слышно бросил: "Потом!" - и молча тронул коня.

Вплоть до самого конца Северной улицы дружина Рюрика ехала медленно и торжественно, под ликующие возгласы толпы. Словенки, разодетые в нарядные сарафаны, пели в честь варягов заславные песни и водили хороводы, осыпая берёзовыми листьями победителей, явно не желая отпускать от себя видных мужчин.

Но вот Северная улица закончилась узкими столами, заставленными бочонками с настойками, едой и деревянными резными кубками. Раздалась весёлая команда, и дружинники шумной гурьбой окружили эти столы.

- За великого князя Северной Руси! - воскликнул вдруг кто-то громким голосом, и Рюрику подали большой кубок с вином.

Князь оглянулся на глашатая и узнал в нём молодого боярина, надевавшего на его голову можжевеловый венок.

- Может, назовёшь себя, красный молодец? - обратился к нему Рюрик, принимая кубок и думая: "А надо ли пить-то?" - и вгляделся в лицо глашатая. Лицо боярина - открытое, улыбающееся, приятное. Рюрик не мог сдержаться и улыбнулся человеку.

- Домославич я, - ответил тот и бодро предложил: - Пей, наша брусничная только во здоровье идёт! Яд мы в её не пущаем, - всё так же, улыбаясь, проговорил сын Домослава и первым осушил кубок.

- Дагар! Выпьем за победу! - весело обратился Рюрик к другу, слегка покраснев.