Страница 64 из 143
Эта открытая попытка Петроградского Совета противопоставить себя правительству явилась единственным эпизодом, который дал повод возникновению легенды о «двоевластии», легенды, придуманной врагами правительства, как справа, так и слева, будто оно делило власть с Советом. С моей же точки зрения, этот случай лишь еще раз доказывает, что подобные попытки вмешательства не представляли угрозы моральному авторитету нового правительства. Экспедиция С. Масловского в Царское Село потерпела фиаско потому, что не получила народной поддержки, и потому, что угроза Совета порвать отношения с правительством не возымела никакого действия. Теперь мы почувствовали, что страна на нашей стороне, и мы сможем преодолеть растущую тенденцию к распаду дисциплины, к анархии. Мы почувствовали, что все здоровые и созидательные силы в стране инстинктивно тянутся к единственному центру государственной власти. И конечно же очень важным обстоятельством было то, что даже жители Петрограда в те жаркие лихорадочные дни между 8 и 10 марта не проявили ни малейшей симпатии к бессмысленному кривлянию самозваных руководителей едва оформившегося Совета.
Мое ощущение, что наше правительство действует в полном согласии с народом, подтвердилось в тот день, 7 марта, который я провел в Москве. Обращаясь к представителям различных общественных организаций с изложением платформы нашего правительства, я мог видеть своими глазами, что эта платформа соответствует стихийному стремлению людей самим выработать новую политическую и социальную систему взглядов и осуществить великие чаяния России о свободе, за которые отдано столько лет борьбы. Когда, например, выступая в комитете общественных организаций я говорил о том, что в ближайшее время правительство опубликует декрет об отмене смертной казни за политические преступления и все такого рода дела будут впредь подлежать рассмотрению в суде присяжных, мои слова были встречены с огромным и всеобщим воодушевлением.[106]
Едва я возвратился в Петроград из этой памятной поездки в Москву, не успев даже доложить правительству об ее итогах, как в мой кабинет зашел адъютант и сказал, что со мной хочет увидеться Стеклов. В то время он был одним из наиболее влиятельных членов Исполкома Совета, занимая при этом пост главного редактора «Известий». Это был наглый и довольно грубый человек. Без всякой подготовки он объявил, что Исполком в высшей степени недоволен моим заявлением в Москве о ближайшей отмене смертной казни и настоятельно рекомендовал нам во избежание серьезных разногласий с Советом еще раз обдумать свое решение. Если мне не изменяет память, встреча со Стекловым состоялась 8 марта, во всяком случае до поездки Масловского в Царское Село. Слова Стеклова произвели на меня крайне тягостное впечатление, поскольку все образованные русские люди, включая меньшевиков и эсеров, всегда выступали против смертной казни. И, например, во времена так называемого столыпинского террора все они присоединили свой голос к движению протеста против смертной казни. Однако у меня не было никакого желания входить в обсуждение этого вопроса с моим посетителем. Я поблагодарил его за предупреждение и сказал, что сообщу о нем правительству. На этом и закончилась наша беседа. На следующий день я рассказал о визите Стеклова Скобелеву и Зензинову и просил их убедить членов Исполкома Совета отказаться от протестов против отмены смертной казни, решения, с одобрением встреченного по всей стране. Каково же было мое удивление, когда они сказали, что не имеют ни малейшего представления о заявлении Стеклова. Тогда еще более важно выяснить, что же происходит! — воскликнул я. — И постарайтесь сделать это как можно быстрее. Со своей стороны я задержу опубликование декрета, чтобы не поставить Совет в неловкое положение». Судя по всему, кое-кто из членов Исполкома склонялся к идее якобинского террора и предпочитал действовать в вопросе о смертной казни за спиной своих коллег. Вскоре мне сообщили, что Совет не выступит с протестом против опубликования Декрета.
В стенографических отчетах о заседаниях Исполкома нет вовсе упоминаний о вопросе, касающемся отмены смертной казни. Очевидно, что после провала попытки арестовать царя и заключить его в Петропавловскую крепость проблема смертной казни перестала волновать Стеклова и его компанию.
Как я уже отмечал, этот эпизод с царем был единственной серьезной попыткой Совета выступить в роли правительства. После провала миссии Масловского руководители Совета осознали беспочвенность своих прямых посягательств на власть «буржуазного» правительства и сочли за лучшее в данных условиях попытаться влиять на ход событий путем наиболее тщательного «контроля» за деятельностью нового правительства. Такой курс нашел свое выражение в создании так называемой контактной комиссии, в задачи которой входил обмен информацией и установление связей между Советом и правительством. Не припомню, кому в Исполкоме Совета пришла в голову такая идея, однако, без сомнения, она возникла вследствие озабоченности членов Исполкома по поводу недостатка информации о том, что происходило в стране.
Что касается меня, то я от всего сердца поддержал этот план, поскольку, на мой взгляд, он представлял желанный первый шаг на пути осуществления моей надежды на включение в состав правительства представителей социалистических партий. В стенографическом отчете о заседании кабинета 10 марта зафиксировано мое предложение, чтобы князь Львов, Терещенко (министр финансов) и Некрасов (министр путей сообщения) представляли правительство в предлагаемой контактной комиссии. Такое предложение явилось результатом предварительных консультаций, состоявшихся накануне на закрытом заседании кабинета.[107]
Со стороны Совета в состав контактной комиссии вошли меньшевики Чхеидзе, Скобелев, Стеклов и Суханов, а также эсер Филнповский.[108]
Сам я редко принимал участие в заседаниях контактной комиссии частично из-за того, что много времени проводил в поездках по стране, но также из-за позиции, занятой делегатами Совета, особенно Стекловым, которого с великим терпением выносил князь Львов.
Терпеливость князя Львова на проходивших переговорах была вознаграждена: удалось избежать многих потенциально опасных конфликтов, а лидеры Совета проявили более ответственный подход к событиям и к политике правительства, которую они теперь понимали гораздо лучше.
Тем временем положение в стране становилось все более угрожающим и для всех членов правительства стало ясно, что снять растущую напряженность в стране можно лишь, изменив состав Временного правительства, с тем чтобы более реально отразить действительную расстановку сил в стране, включив в состав кабинета представителей социалистических партий. Один только Милюков упорно отстаивал свою идею, что вся власть должна принадлежать исключительно представителям «Прогрессивного блока». Как это ни странно, но именно его взглядам на внешнюю политику суждено было ускорить кризис, приведший к изменению состава правительства.
По своей натуре Милюков был скорее ученым, нежели политиком. Не обладай он темпераментом бойца, который привел его на политическую арену, он скорее всего сделал бы карьеру выдающегося ученого. Вследствие своей прирожденной склонности ко всему относиться с исторической точки зрения, Милюков и исторические события склонен был рассматривать в плане перспективы, глядя на них с точки зрения книжных знаний и исторических документов. Такое отсутствие реальной политической интуиции при более стабильных условиях не имело бы большого значения, но в тот критический момент истории нации, который мы переживали в те дни, оно могло иметь почти катастрофические последствия.
Весьма прискорбным было то обстоятельство, что Милюков занял пост министра иностранных дел, исполненный решимости проводить в основных чертах ту же империалистическую политику, которой придерживался при старом режиме его предшественник Сазонов. Осенью 1916 года такая политика была вполне приемлема для некоторых членов «Прогрессивного блока», однако в марте 1917 года она уже, мягко выражаясь, безнадежно устарела.
106
В Москве я посетил Польский демократический клуб и объявил там, что в ближайшие дни правительство опубликует декларацию о восстановлении независимости Польши.
107
Следует отметить, что с самого начала мы взяли за правило обсуждать основополагающие вопросы внутренней и внешней политики на закрытых заседаниях кабинета без ведения секретариатом отчета, как это делалось на обычных «открытых» заседаниях. На закрытых сессиях стенографически фиксировалось лишь, кто внес то или иное предложение без изложения сути его обсуждения. Таким образом, в отчете от 10 марта имеется лишь простое упоминание о принятии моего предложения.
108
К ним позднее присоединился Церетели, один из лидеров социал-демократической фракции во II Думе, который в 1907 году был отправлен на каторгу и возвратился в Петроград в середине марта 1917 года. Он входил в состав так называемой сибирской фракции Циммервальдской группы. Церетели был одаренным, энергичным и мужественным человеком, который вскоре стал одним из лидеров «революционной демократии» и соответственно признал необходимость защищать родину.