Страница 130 из 143
Я сообщил Ллойд Джорджу, что на время моего отъезда из Москвы в стране сложились два политических центра. Оба они стремятся к созданию нового коалиционного правительства и Добровольческой армии, политически связанной с Национальным центром.
Целью правительства, которое находится в стадии формирования, сказал я далее, является продолжение войны на стороне союзников, освобождение России от большевистской тирании и восстановление демократической системы. Представители союзников в России обещали свою поддержку, и в настоящее время для союзных правительств крайне важно поддерживать тесные связи с антибольшевистскими и антигерманскими силами России. Кроме того, очень существенно решить, каким образом национальные силы России могут внести наибольший вклад в военные действия тройственного союза. Однако такой вклад реален лишь в случае, если союзники признают (де-факто) новое правительство и будет достигнуто единство действий представителей союзников на территории России.
Я допускал, что Ллойд Джордж не в полной мере информирован о быстроразвивающихся событиях в России и о политике английских и французских представителей в нашей стране. Мои предположения подтвердились, когда британский премьер-министр стал задавать многочисленные вопросы, на которые я дал исчерпывающие и откровенные ответы.
Тут подошло время отправляться ему в Палату общин, и он стал прощаться, не высказав личного отношения к тому, что я сказал. Он предложил мне в самое ближайшее время встретиться с военным министром его правительства лордом Мильнером. И неожиданно, будто вспомнив что-то, добавил: «Через несколько дней я отправлюсь в Версаль на совещание Верховного Совета союзников. Почему бы и вам не поехать? Приглашение в Версаль вы получите».
В тот день, выступая в Палате общин, Ллойд Джордж наряду с другими вещами упомянул, что имеет сведения из России лично от «авторитетного» лица.
Мы покинули Даунинг-стрит, 10 в хорошем расположении духа, с ощущением, что добились успеха. Моя миссия имела великолепное начало — через несколько дней «Большая пятерка» сможет получить из первых рук отчет о положении в России.
Стояло прекрасное солнечное утро. И мы решили пройтись пешком, а по дороге я заскочил в русское посольство и попросил Набокова выдать мне, как можно скорее, паспорт, поскольку в Англию я прибыл без каких-либо документов и не имел никакого удостоверения личности на случай поездки куда-нибудь за пределы Британских островов. Не без иронии Набоков принес мне свои поздравления по случаю неожиданного поворота событий и обещал выдать мне дипломатический паспорт на следующий день. Вернувшись в дом Гавронского, я обнаружил полученное по телефону уведомление, что лорд Мильнер ждет меня к 6 часам вечера.
У меня было такое ощущение, что, организуя нашу встречу со своим военным министром, Ллойд Джордж рассчитывал оказать косвенное воздействие на военную политику России. Катастрофические последствия такой политики уже проявились во времена корниловского дела, но у меня не было ни желания, ни права обсуждать с лордом Мильнером те трагические события. В конце концов, меня направили сюда с определенными целями политические организации, которые стремились во имя блага отечества к объединению всех сил.
Лорд Мильнер, истинный представитель викторианской эпохи, встретил меня с ледяной учтивостью. Он внимательно слушал, время от времени задавал вопросы, но не сделал ни одного замечания и не подал и виду, о чем думает. Но я-то хорошо знал, о чем он думал.
Годы спустя я встретился с Ллойд Джорджем, который уже не был у власти, и мы вспомнили прежние времена. В конце разговора я напрямую спросил его, почему Антанта в период правления Временного правительства так упорно поддерживала все военные заговоры, имевшие целью установление военной диктатуры. Он уклонился от прямого ответа, сказав, что ничего не знал о таких действиях. Однако, продолжал он, если дело обстояло именно так, то это означает, что министерство снабжения и военное министерство, должно быть, проводили в жизнь свою собственную военную политику.
Вскоре после визита к премьер-министру и лорду Мильнеру печать сообщила о моем прибытии в Лондон. Тайное стало явным. И очень не вовремя, добавил бы я, поскольку не надо было привлекать внимания общественности к моей поездке и вызывать праздное любопытство, пока не прояснятся результаты моих переговоров в Лондоне и Париже. Но было уже поздно.
Сразу после моего приезда в Лондон (20 июня 1918 года) из Парижа для встречи со мной приехал блестящий французский математик и государственный деятель Поль Пенлеве. После поражения Нивеля в 1917 году он стал военным министром в кабинете Рибо, а позднее и премьер-министром — до прихода к власти Клемансо. Я никогда ранее не встречался с Пенлеве, тем не менее после первых же приветствий он поспешил уверить меня, что, едва узнав о моем приезде в Лондон, понял, что должен встретиться со мной, чтобы сказать мне лично об огромном значении русского наступления, предпринятого годом ранее, для окончательной победы западных союзников. Он подчеркнул то обстоятельство, что не все на Западе в полной мере понимают это.
Он рассказал, что генерал Алексеев и большинство французских военных специалистов и государственных деятелей пытались убедить генерала Нивеля отложить генеральное наступление до того, когда будет восстановлена боеспособность русской армии,[302] и что он, как военный министр, тоже настаивал, с согласия Рибо, на таком решении. Однако Нивель категорически отказался отсрочить наступление и в случае несогласия с его мнением угрожал отставкой.
Подробно описав трагическое положение, сложившееся тогда на французском фронте, Пенлеве спокойным голосом, в котором звучало волнение, добавил: «Рискованная авантюра Нивеля обернулась для нас и англичан такими огромными потерями, что мы и помыслить не могли о решающем наступлении на нашем фронте. Я и до сих пор содрогаюсь при мысли, к каким последствиям могло бы привести такое наступление…»
Пенлеве неожиданно вскочил с кресла, стремительно подошел ко мне и горячо обнял. С тех пор мы стали друзьями.
Через несколько дней после нашей встречи Ллойд Джордж отбыл в Париж, и вслед за ним, как было условлено, отравились и мы с Гавронским. Мы выехали ночным поездом и сделали все возможное, чтобы никто заранее не узнал о нашем приезде в Париж. Однако едва я вошел в номер, где мне предстояло остановиться, на углу улиц Ренуар и Черновиц, как там появился представитель французского правительства, сообщивший, что в мое распоряжение предоставлена автомашина и что в целях безопасности меня постоянно будет сопровождать полицейская машина.
На мой удивленный вопрос, зачем все это нужно, офицер службы безопасности ответил, что это обычный акт вежливости в отношении персон моего ранга. Столь благой жест со стороны полиции облегчил мне знакомство с городом, в котором я никогда прежде не бывал, и позволил встретиться с самыми разными людьми. За время краткого пребывания в столице я смог познакомиться с огромным количеством людей из всех слоев общества, порой интересных, порой скучных.
Прошло три дня, а о приглашении в Версаль не было и речи. Я решил, что Ллойд Джордж либо не смог установить контактов с лицами, заинтересованными в моем появлении на совещании Верховного Совета союзников, либо сама эта идея потеряла в его глазах интерес. Что касается меня лично, то я был, как и раньше, преисполнен желания выполнить свою миссию, хотя отдельные, дошедшие до меня факты, не могли не вызвать чувства тревоги.
Парижане ни в коей мере не напоминали чопорных, безразличных к политике лондонцев, и в Париже было значительно легче уяснить себе подлинное отношение сокУзников к событиям в России. Да и вся парижская политическая система в значительной мере отличалась от лондонской. Клемансо, или «Старый Тигр», как его прозвали, стал главой французского правительства вскоре после большевистского переворота и правил он Францией на основе просвещенной, но жесткой диктатуры.
302
См. гл. 15.