Страница 5 из 71
Я надеюсь, что в предыдущем изложении я, если не доказал, то высказал:
1) что расовый антагонизм связан с антагонизмом «брачным», чтобы не сказать — половым; если же этого последнего нет в наличности, то таковой расовый антагонизм — не настоящий, а эфемерный; ибо он легко растаивает в смешанных браках, каковое явление называется ассимиляцией рас;
что расовый антагонизм должен расцениваться как положительный или отрицательный в зависимости от того, какие результаты дают смешанные браки антагонирующих рас; если эти результаты явственно благоприятны, то антагонизм нецелесообразен, вреден, реакционен, отжил свой век, является тормозящим предрассудком; наоборот, если смешанные браки угрожают одной из рас или обеим вместе, то расовый антагонизм должен быть признан инстинктом мудрым, возвышенным, имеющим в себе общечеловеческую ценность;
что все вышеизложенное относительно расового антагонизма вообще, целиком может быть отнесено к расовому антисемитизму в частности;
4) что вопрос о последствиях смешанных русско-еврейских браках недостаточно освещен с той точки зрения, понижает ли смешение этих кровей сии расы;
5) но что можно утверждать с достаточной достоверностью: смешанные русско-еврейские браки ставят под опасность русскую расу, как слабейшую в смысле крови, — под опасность поглощения ее расой еврейской.
Часть вторая
Антисемитизм рассудочный или политический
Глава I
Взгляд и нечто
Признаю, что моя классификация антисемитизмов по меньшей мере спорная. Начать с того, что в политике очень большую роль играют страсти человеческие. А потому назвать антисемитизм политический одновременно рассудочным, пожалуй, достаточно неудачно. Но я все же буду держаться этой номенклатуры вот по каким причинам.
Человек говорит (для ясности скажем, что говорит женщина белая): «Я чувствую известного рода неприязнь к цветным людям; во всяком случае я не выйду замуж за негра». Сколько вы ее ни расспрашивайте, вы не добьетесь вразумительного ответа, почему она так чувствует. Если она будет представлять вам резоны, то они явно притянуты за волосы. По существу же дело все сведется к восклицаниям: «Не могу! Не хочу! Мне неприятно! Мне противно!» И к тому подобным бездоказательным доказательствам. Люди литературные в этих случаях объясняют неграмотным: «Это голос крови».
До самого последнего времени такое словоупотребление и считалось просто литературной метафорой. Но вот, несколько лет тому назад микроскоп доказал, что выражение «голос крови» есть какой-то обрывок очень значительной и очень давно утерянной мудрости. Когда-то, скажем, во времена Атлантиды, знали, что у людей разных рас неодинаковая кровь. Потом эти знания были утеряны. В XX веке они восстановлены при помощи стекол Цельсия.
Таким образом, инстинктивное отвращение белой женщины к цветным и обратно, может быть, сейчас, если не объяснено, то иллюстрировано и почти, можно сказать, измерено при помощи анализа крови. Но тем не менее, однако, это уже сейчас измеряемое чувство есть все-таки чувство; оно отнюдь не является следствием каких-либо логических умозаключений.
Совсем другое дело — политика. В этой сфере под самые африканские страсти все же всегда подводят какие-то данные из области «ума холодных наблюдений». Какие-то рассудочные доводы. Правда, эти доводы часто не только не разумны, а просто идиотичны. Но ведь и в безгрешной математике бывают математические ошибки; и все же это математика, хотя и ошибочная, а не… «стеариновая свечка».
Когда какой-нибудь «расист», то есть человек, ярко чувствующий расовую любовь и расовую ненависть, выступает на политической арене, он хотя внутренне и опирается на свои чувства, на свои инстинктивные симпатии и антипатии, но все же перед внешним миром орудует какими-то рационалистическими соображениями.
И это происходит по простой причине. В политике всегда приходится обращаться не только к своим единомышленникам, или вернее «единочувственникам», но также и к политическим противникам. А эти последние чувствуют ведь иначе. Если они чувствуют иначе, то «чувственные аргументы» другой партии от них отскакивают. Между тем в политике противники хотя и борются друг с другом, но все же стараются найти какой-то между собою мост. Они ищут его хотя бы для того, чтобы на этом мосту… сразиться.
Таким мостом, который соединяет два «разночувствующих» берега, является рассудок, рассуждение, логика; ибо предполагается, что логика, в противность чувствам, одна и та же у всех людей.
Политический мир живет довольно упрощенными доктринами, но зато доктринами, всеми признаваемыми. Доктрины эти различны в разные эпохи в разных местах и у разных народов; но в каждом данном месте, в каждое данное время, есть некие положения, которые считаются общепризнанными. В тех же случаях, когда таких общепризнанных положений, разделяемых всеми политическими партиями, совершенно не оказывается, тогда политическое общение, собственно говоря, прекращается.
Такой именно разрыв наступил у нас с большевиками. Нам с ними нельзя было «спорить». У нас не оказалось ничего общего. Мы не могли найти ни одного положения, которое обе стороны разделяли бы. А спор ведь всегда сводится только к одному: найдя положение, которое обе стороны признают, доказывать, что спорный вопрос соответствует или не соответствует этому бесспорному положению, признаваемому обоими спорщиками. Так как с большевиками таких «общих истин» у нас не было, то, значит, и спорить нельзя было. С ними можно было только драться. И дрались. Кто оказался сильнее, тот покорил себе другого, покорил физически, но не логически. Для того, чтобы оказалось возможным «логическое покорение», нужно было, чтобы сама жизнь выбила из большевистских голов заполонившую их дурь. Это сейчас в некоторой степени сделано. И хотя физически мы находимся под пятой большевиков, но в логическом порядке мы одержали частичную победу. И это потому, что большевики, декретируя НЭП и связанные с ним уступки, этим самым должны были признать правильность некоторых наших положений. Это конечно не мешает им с тем большей злостью (в противоположность Петру Великому) расстреливать своих «учителей».
Политический антисемитизм (то есть некоторое движение, направленное против евреев) даже в тех случаях, когда он исходит из расового антагонизма, базируется на каких-то «логических» данных. Этому вопросу посвящена целая литература, с которой я знаком весьма мало. Но я и не обязан с ней знакомиться, ибо меня вызвали на диспут, очевидно, не для изложения литературы, которую каждый желающий может прочесть, а для выслушивания моих собственных по сему поводу соображений.
С. Литовцев так и писал: пусть кто-нибудь имеет мужество объявить себя антисемитом и объяснить: «мне не нравится в евреях то-то и то-то».
Я это и делаю. Но расовый антисемитизм я описывал, так сказать, в качестве стороннего зрителя, ибо у меня нет в этом отношении особо острых ощущений. В качестве же «антисемита политического» я могу внести свою личную ноту, ибо мой антисемитизм именно такого, политического свойства.
Однако, здесь мне приходится несколько видоизменить формулу, изобретенную С. Литовцевым. Тут не к месту говорить о том, «что мне в евреях не нравится» и вообще, нравятся ли они мне или нет; тут к месту будет объяснить, почему я полагаю, что с евреями необходимо политически бороться.
Итак, я полагаю нужным бороться с евреями. Но я намеренно очень суживаю и ограничиваю плацдарм этой борьбы. Я не имею права сказать (ибо я не настолько знаю историю), что с евреями нужно было бороться от сотворения мира, всегда и всюду. Может быть, когда-нибудь, если верить в переселение душ, мое «я» в каком-нибудь Египте или в еще более древней стране, было филосемитическим. Точно так же я не могу утверждать, что во всех своих «будущих существованиях» я буду бороться с евреями; весьма возможно, что когда-нибудь мне покажется все сие ненужным, этот этап пройденным и ликвидированным.