Страница 8 из 12
– Спасибо за уточнение, от которого мне правда не легче. Помоги мне как-нибудь, Кетер. Пожалуйста.
Её голос был чист и искренен. А сказала она:
– Извини… но я не могу тебе помочь. На это меня не запрограммировали. Мне очень жаль.
Сюрприз подкрался незаметно. С ним, получается, радостно общалась кучка цифирек.
– Не запрограммировали? Так ты не человек?
– В привычном смысле – нет. И почему ты раньше не догадался? Думать сложнее, чем стрелять? Или привык всем доверять? Плохая черта для бойца на вражеской территории. Не ожидала, что до тебя так долго будет доходить, вот и пришлось дать подсказку, что я цифровой двойник биологической Кетер.
– А зачем так сложно?
– Не могли ж она засорять эфир разговорами с тобой – тогда б тебя вычислили и пристрелили бы через двадцать минут. Я – большая программа на маленьком носителе, который тебе поставил ныне покойный Нимрод вместе с нейроинтерфейсом. Мой идентификатор – Кетер.нет и еще несколько цифр, которые нам в беседе не требуются.
Программа так программа; удивление, которое вытеснило страх, тоже быстро исчезло. Сейчас люди тупее и злее программ, так что цифровым существом уже никого не запугаешь.
– Теперь и до меня дошло. Значит, ты действуешь в автономе, проявляя свободу воли чистого разума. Целую в листинг, поскольку ничего более вещественного у тебя не найдешь. А твой биологический двойник? Она мне бы помогла?
– Сомневаюсь, Сева. Ты для Кетер-1 все-таки враг. Может, была у нее минутная слабость, ей не хотелось, чтобы тебя изрезали на куски в подвале у фашистов-вепрей, тем более, что ее дедушку из немецкого концлагеря вытащили именно русские солдаты. Но Нимрод, которого она послала, не должен был отпустить тебя на всё четыре стороны…
– Она знала, что я заражен?
Кетер чуть помедлила.
– Да. И хотела проследить развитие инфекции от начала до конца на столь сильной и стойкой личности, как твоя. Это было важно для сравнения с двумя другими типажами – представителем буйных укров и зараженными обывателями. Многое надо исследовать: насколько агрессивны и патогенны различные штаммы грибка, как течение болезни связано с психотипом человека…
Знаменский, выпустив руль, несколько раз стукнул кулаком по передней панели.
– Я не подопытное животное, блин. Да и животных тоже мучить нельзя!
– А что ты хотел от представителя западной цивилизации? У них же эмоциям – час, делу – время. Люди для них делятся на разные сорта, и третий сорт не очень отличается от белых мышей… Э, Сева, ты чего, ты плачешь? Ко мне поступает информация об увеличения выделения жидкости твоими гардеровыми железами.
Знаменский много раз представлял, как заканчивает свою жизнь – геройски, в бою, прикрывая отход товарищей или ложась на гранату, которая предназначена юнцам, которые и жизни-то еще не видели. Но чтобы так, медленно превращаясь в чудище с разрастающейся в голове плесенью. Что тогда остается, застрелится как истероиду от отчаяния и безысходности?
– Эй, Сева, перестань. Знаешь, а давай попробуем. Попытка – это еще не пытка, так у вас говорят.
– Что попробуем, Кетер? Вместе разделим себя на ноль? Или вместе упьемся насмерть? Первое получится только у тебя, второе – лишь у меня.
– В той немецкой лаборатории, возможно, испытывали ведь не только сам грибок, но и противогрибковые средства. Чтоб можно было пролечить своих, если что.
– И что является этим противогрибковым средством?
– Как ни смешно, думаю, что тот же грибок, только другой штамм. И он наверняка опять-таки вышел в окружающую среду. Надо его найти, и я догадываюсь по каким признакам.
– Стоп. А почему ты мне решила помочь?
– Может потому, что программа может быть добрее человека, ты сам об этом подумал. Или потому, что дело не занимает у меня много времени. Я слишком быстро всё делаю. А остальное время тогда на что? На эмоции, которые я могу сама себе программировать, сколько хочу.
11.
Их было много, гораздо больше, чем жителей города. Видимо, сигнальная система грибницы собирала всех тех, кто был заражен грибком, в радиусе полусотни километров.
Некоторые были вооружены – однако на манер неолита или раннего железного века; дубины с гвоздями, камни с дырками, через которые пропущена веревки, рогатины, рогатки, пращи. Одежда у большинства была вымазаны в грязи и дерьме – они часто подпрыгивали и падали, да еще гадили, не снимая штанов. Некоторые из них передвигались «во втором ярусе», по плечам и головам тех, кто был внизу, причем с изумительной ловкостью. Болезнь у тех, кто остался внизу, и тех, кто был наверху, явно протекала по-разному. У «нижнего яруса» – заторможенность, поражения глазодвигательных нервов, подергивания мускулатуры, дерматозы. У верхних – гиперактивность, яркие признаки маниакального возбуждения, двигательного и речевого.
Там были и сине-желтые гвардейцы, и «січові ковбої» пана Замойского, к которым присоединились шуцманы низложенного атамана Пестуна. Часть из них пыталась изображать регулировку и оцепление. Но большинство, положив автоматические винтовки и гранатометы на плечи как дубины, двигались по аллее Петлюрівських героїв, которая не столь давно называлась улицей Героев Сталинграда, в сторону Мазепы и Карла. Памятник этим символам «європейського вибору» на расстоянии изрядно напоминал двугорбого верблюда.
Похоже, назревал митинг или роение. С площади Мазепы и Карла из мощных громкоговорителей доносились задорные слова про «смерть москалям», про «нашу свободу, красивіше якої немає ніякої свободи на світі», про благословение «нашої первинної трипільської культури від якої пішли усі інші культури [11]», про то, что на великое мероприятие уже едут «багато тисяч свідомих українців з усього світу».
– Попробуй обогнуть стадо по Портовой улице, объезжать весь город времени не хватит, будет кто на пути – сшибай, бампер у машины крепкий, – посоветовала Кетер. – Ну да, слово «стадо» я использовало не из пренебрежения к роду человеческому, а чтобы показать принцип организации этого сообщества.
На Портовой дорогу заслонила, если точнее запрудила, толпа людей со странными развинченными движениями. И тут они быстро выстраивались в два, а потом в три яруса.
– Блин, не зомби, а гимнасты настоящие. Одни – корявые неуклюжие, а другие ловкость проявляют необычайную.
– На нитках они, в прямом смысле. Многовато тут гимнастов оказалось, ищи по карте лучший маршрут, – подсказала Кетер.
Ему удалось пропихнуть машину в узкий проход между одноэтажных домиков на улицу Вигадника Грушевського [12]. Знаменский сбил по ходу несколько водосточных труб и мусорных баков, но едва вывернул на проезжую часть, как путь опять оказался перекрыт.
Здесь все уже были готовы. Они стояли молча в ряд, если точнее в три ряда – с плесенью на лицах и бельмами на глазах, с повисшими до груди выделениями из носа и рта.
Знаменский прибавил ходу, но они бросались и падали на машину со всех сторон, в том числе сверху. Казалось, что у них клейкие руки, тела, лица. Прилипнув, они колотили конечностями и дубинками по капоту, крыше и стеклу, по которому с хрустом бежали трещины; уже полетели стеклянные брызги. Резкими разворотами Знаменский сбросил всех прилипших – ошметки их кожи остались на стекле. Однако общий расклад не изменился, зараженные и заплесневевшие надвигались волной с большой длиной и высоким гребнем – настоящее цунами. Знаменский остановился – не мог он ехать, давя и ломая человеческую плоть, да и завяз бы в итоге.
Морпех вышел из машины, взял с переднего сиденья ружье, два пистолета заткнул за пояс.
– Граждане липкие уроды, разойдитесь.
Сзади завыли собаки, первая, вторая, третья. Прямо за спиной Знаменского сгрудилась целая стая бродячих собак – крепких уличных псов, потомственных бойцов.
Но «граждане уроды» решительно двинулись в бой, выглядывая бельмами глаз из прорех в плесени, покрывающей лица; некоторые – и таких становилось всё больше – бежали по головам нижестоящих.
11
нашей первичной трипольской культуры, от которой пошли все другие культуры
12
Деятель, приложивший огромные усилия для разрушения единства русского народа; участвовал в принудительной украинизации жителей юго-западной России, создавал новые языковые и псевдоисторические конструкции.