Большой Хинган

К кружке протянулись руки.

Ниязов объявил привал.

Бойцы поста сейчас мало напоминали солдат. Лесин был без ремня. Кречетников и Колобов обнажились по пояс, Легоньков, Елпанов и Кокорин ехали в успевших загрязниться нижних рубахах. Один Ниязов не поддавался жаре. Он был одет по всей форме, лишь воротник гимнастерки позволил себе расстегнуть. Сейчас, когда все отдыхали, он принял на себя обязанности наблюдателя.

У Андрея Кречетникова Ниязов вызывал сложное чувство. Андрей уважал его и в то же время испытывал против сержанта раздражение. То самое раздражение, которому подвержен ученик, безрезультатно бьющийся над сложной задачей.

Андрея всегда тянуло поговорить с Ниязовым, что-то в нем понять. Но сержант был скуповат на слова.

— «Петляковы!» — подойдя к Ниязову, сказал Андрей.

На большой высоте держала курс на восток девятка пикирующих бомбардировщиков П-2. Двадцатая группа за сегодняшний день.

— Где-то они кинут свой груз?

Ниязов, смотревший на самолеты узкими прищуренными глазами, сказал:

— Не на нашем участке.

Первому и Второму Дальневосточным фронтам, обрушившим свой удар на Квантунскую группировку с севера и северо-востока, японцы оказывали отчаянное сопротивление. Это было ясно из сводок Совинформбюро, которые солдаты, затаив дыхание, слушали по утрам.

Здесь же, во всяком случае, на их направлении, войска продвигались пока без боев. Может быть, японцы полагались на естественную защиту — хребет Большой Хинган.

Сержант вдруг улыбнулся. На его бронзовом лице улыбка появлялась редко, зато бывала необычайно привлекательной.

— Любишь, Кречетников, стихи?

Он достал из кармана гимнастерки полоску, вырезанную из армейской газеты, расправил на ладони и медленно, внятно, с едва заметным акцентом прочитал, покачивая перед собой в такт словам свободной рукой[1]:

— Это про нас! — воскликнул Андрей.

— Другое послушай:

— Сержант, что передадим на РП? — крикнул из машины Елпанов.

Ниязов снял с шеи бинокль, подал его Андрею, одернул на себе гимнастерку, приказал:

— Примите пост.

— Есть, — ответил Андрей, хотя те пять минут, пока радисты будут обмениваться радиограммами, ему как раз не хотелось стоять. Всякий раз, когда РП выходил в эфир, он ожидал известий от Нины.

Колобов, хлопотавший у костра, объявил, что каша готова.

Вдали вдруг словно пророкотал гром. Через некоторое время в той же стороне глухо застучали колотушки. Солдаты насторожились: сомнений быть не могло —, где-то танковая бригада столкнулась с противником!

Андрей вскочил на капот машины, вскинул бинокль, крикнул радистам:

— На РП передайте, по курсу сто восемьдесят!

Из будки выпрыгнули Ниязов и Легоньков.

— Километрах в семи, — определил сержант, прислушавшись.

— Воздух! — вдруг во всю силу легких закричал Андрей. В бинокль он отчетливо увидел кружившиеся над дальними сопками самолеты. Это не были ни П-2, ни ИЛы, ни ЛАГи. Только звук моторов, черт бы взял расстояние, сюда не долетал! — Над передовой — группа… бомбят танки! — передал он сообщение.

Елпанов, сидевший у рации, послал сигнал в эфир. Радист ротного поста дал квитанцию в получении, затем торопливо простучал «ас». Это означало: «Будьте на приеме, ждите». Морзянка посыпалась из наушников после недолгой паузы. Сейчас радиограммы передавались самым простым кодом по типовой переговорной таблице. Взяв таблицу, Елпанов быстро расшифровал принятые группы цифр: «Максимально приблизиться передовой занять пункт хорошим обзором дислокацию немедленно доложить».

«Вас понял!» — ответил Елпанов. Он выключил рацию и вылез из будки.

Солдаты надели гимнастерки, привели себя в порядок, повинуясь чувству собранности, что возникает перед боем.

— Вот они, дорогие! — радостно воскликнул Андрей, отрывая от глаз бинокль.

С запада низко над землей неслись вызванные постом стремительные «Ла-пятые». Грозный рев истребителей, казалось, пригибал сопки.

Солдаты с горделивыми улыбками поправили пилотки и ремни.

— Далеко, — разочарованно произнес Андрей, Это означало, что воздушного боя они не увидят.

От костра подошел Колобов с ведром каши.

— Что делать, сержант? Грузить в машину?

— Поедим здесь, — сказал Ниязов.

Расселись вокруг ведра, быстро и молча поели. Через пять минут пост готов был тронуться в путь.

Андрей заглянул в будку, чтобы взять автомат — ему предстояло ехать на крыле наблюдателем.

— Ваня! — позвал он Легонькова, сидевшего возле рации. — Слушай, Ваня, — продолжал он, понизив голос. — В следующую проверку связи узнай, кто дежурит у приемника. Если она — скажи, ладно?

— Ладно, — без улыбки ответил старший сержант.

На западе они видели следы боев пострашнее. Но тут, среди зеленых, таких мирных с виду сопок, в местах, где, казалось, от сотворения мира не ступала нога человека, еще дымящиеся остовы сгоревших машин, вдавленные в землю искореженные остатки короткоствольных гаубиц, станины которых торчали, как воздетые кверху руки, зияющие воронки и трупы произвели на всех тяжелое впечатление.

Метрах в пятнадцати лежало тело убитого. Оно казалось слишком маленьким, словно усохшим. На нем был зеленый мундирчик, на ногах — желтые ботинки и короткие обмотки. Кокорин вздохнул, снял пилотку и ею же вытер потную лысину. Он постеснялся задержать пилотку в руке, но Легоньков неожиданно сказал:

— Солдаты — они не сами пришли сюда…

И тоже снял пилотку.

На минуту обнажили головы все.

Проехали по долине еще километра два. Андрей, по-прежнему стоящий на крыле, сообщил, что видит наши танки.

Ниязов открыл дверцу кабины. Впереди действительно стояли танки. Люки их башен были открыты. Танкисты носили со склон© соседней сопки нарубленные ветви кустарника и маскировали машины.

Внезапно фигуры людей исчезли. Башня одного из танков повернулась, и навстречу «шевроле» уставился ствол пушки.

Сорвав с головы пилотку, Кречетников отчаянно закрутил ею над головой.

— Стой! — закричал он осевшим от страха голосом, словно танкисты могли его услышать. — Не останавливайся! — повернулся он к тормозившему Лесину. И, увидев, что ствол пушки медленно пополз в сторону, с облегчением засмеялся — Вот сукины сыны! Могли принять за японцев и трахнуть!

Когда подъехали, к ним подошли несколько танкистов. Шлемы подвязаны к ремням на животе, комбинезоны, похоже, надеты прямо на голое тело. У танкистов были воспаленные усталые глаза и запекшиеся губы.

— Какой части? — спросил один из них, рыжеватый парень с лицом, густо заляпанным веснушками.

— Армейский пост ВНОС, — соблюдая достоинство, ответил Андрей. Ему нравилось в подобных ситуациях произносить слово «армейский». «Подчиняемся отделу ПВО штаба армии, с вами лишь устанавливаем контакт», — стояло за этим.

1

Стихи Петра Комарова.