Страница 11 из 15
Для двоих
Он вспоминал свою жизнь с «Битлз», прошедшую, словно в бреду, в поисках неуловимого счастья, ошибках, исправлениях, взлетах и падениях. Жизнь, не успевшая измениться так же стремительно, как он сам, переставшая идти с ним в ногу, переставшая быть его жизнью. Остановившись посреди пустынной улицы, задыхаясь от беззвучного, неизвестно откуда накатившего плача, Джон поднял голову к небу и закричал, вечный бунтарь, бросающий вызов молчаливым небесам:
— Эй, Бог! Зачем все это было?!
И тихий голос откуда-то изнутри, из под бешено стучащего сердца чуть слышно прошептал: «Для двоих».
Смерть легенды
— Это все, Макка. — Произнес Джон, с затаенной болью глядя в лицо побледневшего Маккартни. — Мне тесно, и я ухожу.
Пол пытался что-то сказать, хватая ртом воздух, но, встретившись с Джоном взглядом, сжал зубы и отвернулся, глубоко дыша, убеждая себя в ненависти к этому неисправимому человеку напротив и проклиная себя за навернувшуюся откуда ни возьмись на глаза пелену.
— Ты знаешь, где выход.
Говорить больше было не о чем. Да и что тут скажешь? Жизнь заканчивалась в этой маленькой музыкальной студии, маленьком мирке, доступном когда-то только для них четверых, в предсмертных муках рождая какую-то другую, незнакомую, странную, новую. Агонизируя стремительно и бесповоротно, подобно извержению вулкана, и каплями раскаленной лавы забрызгивая все поблизости, умирала величайшая легенда рок-н-ролла, вот так, как будто между делом, захлебнувшись сухими словами, умирала на руках своих растерянных создателей, ставших ей и убийцами, и могильщиками, единственными на ее похоронах.
Он крепко обнял заспанную Йоко, встретившую его на пороге, полной грудью вдохнув запах утреннего сна, и зарылся лицом ей в волосы. Все было правильно. И впереди их ждало только счастье, ослепительный солнечный свет, жизнеутверждающая сила любви. И никакой смерти, никогда, никогда, никогда…
«Два девственника»
Это была ее идея, конечно, ее, Джону никогда не пришло бы в голову выбрать для обложки их первого совместного альбома такое провокационное оформление. Но Йоко предложила это, задорно блестя глазами, и ее детский азарт невольно передался и ему. Чем дольше они были вместе, тем больше становились похожими на сообщающиеся сосуды — в каждом из них было поровну всего, и если у одного появлялась какая-то новая идея, другой естественно впитывал ее. Общественность гудела, как улей, снова и снова перемывая косточки двум сумасшедшим, осмелившимся так беззастенчиво и дерзко заявить о своей любви, а они только хохотали в лицо всем этим ханжам и лицемерам, довольные своей шуткой.
На фото они стояли рядом, близко-близко, обнявшись, на белоснежном фоне их спальни с измятой постелью на заднем плане, скромные, влюбленные и совершенно голые. Они глядели прямо в глаза тем, кто смотрел на них — и в их взглядах было столько неподдельной нежности друг к другу, что, казалось, они готовы были поделиться ею с каждым.
Джон и Йоко
Вскоре они поженились на Гибралтаре, под звуки испанский гитары и трескучих кастаньет, а потом Джон Леннон и Йоко Оно, музыкант и авангардистка, мужчина и женщина, исчезли. Но остались Джон и Йоко, величайшие влюбленные своего времени, два девственника, белым цветом свадебных нарядов подтверждающие непорочность своей любви. Они уже не были двумя разными людьми, чем больше проходило времени, тем глубже, сильнее, прочнее прорастали они в мысли друг друга, наполняясь один другим, дыша один другим, они были словно сказочное существо с двумя головами и одним на двоих сердцем, мифическими андрогинами, нашедшими, наконец, свои потерянные половинки. Их сердце билось так громко, в двойную силу, что эхо отдавалось везде, повсюду, во всем, что так или иначе касалось этих двоих.
— Я всюду последую за тобой. — Говорил Джон, наблюдая, как поутру босая Йоко танцует в косом солнечном луче под неслышную музыку, запрокинув голову и закрыв глаза, вся — движение, красота и гармония.
— Я всюду последую за тобой. — Не открывая глаз, эхом вторила она. — Потому что мы уже не-де-ли-мы.
И всегда при этих словах что-то тоненькое, пронзительное, невыносимое кололо Джона, как будто предупреждая, остерегая, пророчествуя…
Дай миру шанс
Их амстердамский медовый месяц, освещенный светом фотовспышек и газетными таблоидами, наделал много шума. Они искренне хотели донести до общественности свою главную идею, идею мира во всем мире, позволив каждому заглянуть в свою спальню и разглядеть за маской мировой знаменитости простого гражданина своей страны, протестующего против бессмысленного смертоубийства. Они предлагали самое простое решение, призывая дать миру шанс, но их снова не услышали. В погоне за бесплатной «клубничкой», неприкрытым и нарочно усугубляемым скандалом, газеты писали о том, что «Ленноны выставляют свою интимную жизнь на всеобщее обозрение», приправляя заметки смачными снимками молодоженов в постельном антураже гостиничного номера. Джон и Йоко открыли самое личное — свою любовь без купюр, без ложной скромности, а мир истекал слюной при возможности в очередной раз перемыть кости «этим эксгибиционистам». «Война закончена! Если ты захочешь» — так звучало новогоднее поздравление Джона и Йоко для тех, кому было наплевать на войну. В пижамных демонстрациях люди хотели видеть только нижнее белье, и хуже всего было не непонимание, а нежелание понять.
— Это страна глухих, — повторяла Йоко, когда они гуляли по улицам Лондона, а из-за витрин на них смотрели пустоглазые манекены, точь-в-точь похожие на встречных прохожих.
Надкушенное яблоко
Побег в Нью-Йорк оказался для них одной из первых общих удач, первых по-настоящему судьбоносных решений, которое они приняли, почти не сговариваясь. С облегчением выдохнув английский туман, они вгрызлись в зеленое яблоко Америки, еще не зная, что значит этот новый вкус, но принимая его с наслаждением. Казалось, они нашли то место, где могут быть вполне счастливы. Огромный незнакомый город с неразгаданными тайнами, неизученными местами не шел ни в какое сравнение с тесным Лондоном, где на каждом шагу они рисковали наткнуться на папарацци, где приходилось прятаться и убегать.
«Приезжай в Нью-Йорк, Макка, тебе понравится!»-писал Джон Маккартни. — «Черт побери, мне следовало бы родиться не в Ливерпуле, а где-нибудь в Гринвич-Виллидж. Мы катаемся на велосипедах по Бэнк-стрит, как добропорядочные граждане, и не приходится даже надевать темные очки!..».
Но зерна были брошены раньше, еще на другой земле, а прорасти должны были на этой. И скоро начался сезон дождей.
Йоко, мучимая необъяснимой тревогой, все больше хмурилась и молчала, глядя на сбегавшие по стеклу крупные капли, но окрыленный Джон и не подозревал, что так опрометчиво надкушенное яблоко приведет его к первому изгнанию из едва обретенного рая.
Враг государства
Наверное, Америка так и не простила Джону его заявления об Иисусе Христе, а, может быть, их с Йоко антивоенные акции или борьба за права индейцев, в которую он вступил, едва приехав в США, так подорвали его репутацию, но американское правительство расценивало Леннона как личного, очень опасного врага, которого следовало незамедлительно стереть с лица земли. Или, по меньшей мере, удалить со своей территории.