Страница 6 из 6
Выразив в своей пионерской работе симпатию к мазохизму, Краффт-Эбинг опередил свое время, тогда как Мазох, в сердце — греческий язычник, в другом смысле далеко от него отстал. Мазох не выносил ледяной сексуальности и высокой нравственности викторианской эпохи, а также строгого высокого стиля Северной Европы. Его Венера, богиня любви, живущая в теплой эротической атмосфере юга, говорит главному герою:
…вы лелеете тайную, чисто языческую страсть к жизни. Вы — современные люди, дети рассудка, вы не можете начать ценить любовь как чистое блаженство и божественную безмятежность; такая любовь для таких людей, как вы, по существу становится несчастьем, ибо, пытаясь стать естественными, вы становитесь вульгарными. Природа — ваш враг. Улыбчивых греческих богов вы превратили в чудовищ, а меня — в порождение зла. Вы можете предать меня анафеме, проклясть меня или принести в жертву на своем алтаре, как безумных вакханок, но если кто-то из вас рискнет поцеловать меня в мои темно-красные губы, ему придется, посыпав голову пеплом и надев рубище, стать отшельником и босиком отправиться в Рим, и там замаливать свой грех, пока он не освободится от проклятья и снова не увидит зеленые ростки жизни, тогда как вокруг меня вечно цветут розы, фиалки и мирты. Оставайтесь в своих северных туманах и христианской бесчувственности и оставляйте свой языческий мир, чтобы оказаться погребенными под лавой и камнями. Не откапывайте нас; не для вас строилась Помпея, не для вас были построены и наши виллы, наши бани и наши храмы. Боги вам не нужны — в вашем климате они замерзнут насмерть.
Нет ничего удивительного в инстинктивной реакции протеста Леопольда Захер-Мазоха против мазохизма, когда его современник Краффт-Эбинг воспользовался его именем для обозначения этого явления. Мы можем себе представить, как глубоко ощущал предательство Мазох: с его точки зрения, Краффт-Эбинг — а теперь и весь мир — неправильно понимает и неправильно истолковывает его произведения. Страсть и желание, теперь называемые «мазохизмом», воспламенявшие и наполнявшие его социальную философию, теперь подлежат осуждению, а его утонченная эстетическая чувственность подвергнута холодному и пристальному исследованию как сексуальное отклонение.
С подобным конфликтом мы сегодня сталкиваемся в «теневых местах», существующих в каждом городе и каждом поселке. В газетах регулярно сообщается, что порнография отвоевывает себе место рядом с ревнителями морали и истинных ценностей. Любители порнографии получают наслаждение от утонченного сладострастного секса, экзотических сексуальных партнеров и поз, соблазнительной эротической атмосферы, нарушения всяческих запретов и особенно — от садомазохистского секса. Возможно, именно здесь, в зеркальной витрине порнографии, отражается то, что мы могли бы принести в жертву Венере Мазоха, хотя она потеряла бы немало достоинств, претерпев трансформацию до масштабов обычного человека.
Пуританизм бесстрастного секса викторианской эпохи может выглядеть столь же чудовищным и причудливым, как извращенная, шумная похоть языческого секса. Все они — защитники порнографии: и те, кто тайком в углу делает «интеллектуальные» умозаключения, пребывая в безопасной домашней обстановке или в дружеской компании, и те, кто открыто называет противников порнографии зажатыми, скованными, ограниченными, подавленными, подогревающими себя алкоголем, чувственно-холодными, обделенными сексуальной фантазией и откровенно похотливыми. Такая же противоречивость и путаница отражается в постоянном распространении нашим обществом учебников и руководств по сексуальному воспитанию — американского «ноу хау» и четко выработанной технологии устранения всех сексуальных проблем.
К сожалению, и порнографии, и учебникам по сексуальному воспитанию не хватает связи с психикой, религией, искусством — этой жизненно важной связи с человеческой душой. Мы не можем довольствоваться ни наукообразной фантазией Крафта-Эбинга, ни современной отчужденностью и стерильностью. Несмотря на нашу исключительную чистоплотность, у нас есть некая приверженность богам, существует много богов, много разных взглядов на феномен, который мы называем «мазохизм». Без них мы остаемся слепыми в отношении сложных и многозначных переживаний. Например, если бы не было Эроса, мы лишились бы эротической любви, которая руководила Психеей; нам было бы известно только «ощущение похоти». В отсутствие Гермеса мы лишились бы неоднозначности, скрытых «герметических» смыслов и украдкой получаемого утонченно-изощренного сексуального наслаждения, находящегося на грани возможного; мы видели бы только «особое извращение». Без Диониса мы лишились бы в своем утонченном извращении религиозной цели, восторженного наслаждения, полученного от подчинения, культа дикой страсти, избавления от пут «нормальности»; всюду мы видели бы лишь «покорность» и «импотенцию».
При переходе от Крафт-Эбинга к Фрейду угол зрения смещается. Утверждение, что мазохизм — это состояние сексуального возбуждения, в котором удовлетворение может быть достигнуто только после наказания, практически стало догмой в психоаналитической мысли. Фрейд считал, что в основе этого феномена лежит «бессознательное чувство вины», вызывающее «потребность в наказании некоей родительской властью», сексуализация морали и регрессия, обращенная от морали к эдипову комплексу. Мазохизм порождает «соблазн „греховных действи“, которые впоследствии должны быть ускуплены упреками садистской совести… или наказаны великой родительской волей Рока». Короче говоря, садистскому Сверх-Я либо нужно заплатить, либо его нужно подкупить; платой является наказание, вознаграждением — удовлетворение.
В работе «A Child is Being Beaten», написанной в 1919 г., Фрейд определяет эдипов комплекс как структурную основу и отправную точку развития мазохизма. По его мнению, мазохизм начинается с домазохистской стадии инфантильной сексуальности, когда должно подавляться желание инцеста с выбранным объектом (отцом или матерью). В этот момент возникает чувство вины; природа его неизвестна, однако оно связано с кровосмесительными влечениями и обусловлено постоянным наличием этих желаний в бессознательном. Затем родительская фигура из источника любви превращается в исполнителя наказания и входит в фантазии об избиении, шлепаньи и т. п. Но вина — не единственное психологическое содержание мазохизма; Фрейд говорил и о символических образах импульса любви. Фантазия об избиении порождается при столкновении чувства вины и сексуального влечения. «Это не только наказание за запрещенную генитальную связь, но и ее регрессивная подмена».
Итак, развитие отношений наказание-вознаграждение не полностью соответствует мазохистскому переживанию. По мнению Фрейда, боль и страдания уже сами по себе являются наградой или вознаграждением, а не только ее предваряют: «Страдания, составляющие невроз, представляют собой тот самый элемент, который придает ценность склонности к мазохизму». Даже когда одна форма страданий превращается в другую, «сила страданий должна поддерживаться на определенном уровне».
Но в сексуальной жизни вознаграждение не должно быть ограничено моментом оргазма; оно начинается с наказания, сексуально возбуждающего и половые органы, и фантазию. Независимо от того, включает оно или нет физическую боль, столь желанное для мазохиста наказание само по себе вызывает у него наслаждение. Наказание в сочетании с удовлетворением доставляет удовольствие — и унижение. Приступ мазохизма может быть похож на психический оргазм, насильственную, полную экстаза потерю контроля. Как правило, мазохистское наслаждение длится дольше: минуты, часы или даже дни. В течение всего этого времени мы не отвергаем боль; по существу, мы почти что хотим продолжать оставаться в ее объятиях, даже если не можем ее выдержать. Когда мазохизм становится центром и смыслом жизни — т. е. «ядерным комплексом», — можно сказать, что приступ мазохизма распространяется на всю жизнь.
Отношение Фрейда к богам было более определенным, чем у Краффта-Эбинга. Для построения своей психологической системы Фрейд использовал миф и мифологический язык. Эдип, Танатос, Эрос, Судьба — эти персонажи присутствуют в его трудах и составляют суть его психологии. Разъясняя сущность мазохизма, Фрейд отмечает значение мифических божеств и неадекватность ему отдельного примера (Эдипа): «На какое-то время нам следует склониться перед этими высшими силами [инстинктами Любви и Смерти], которые сводят все наши усилия на нет. Даже психологическое воздействие на простой случай мазохизма потребует от наших возможностей серьезных издержек». Позже мы увидим, как другие мифологические персонажи: Дионис, Прометей, Сатурн и т. д. — участвуют в содержательном наполнении психологических идей мазохизма. А сейчас рассмотрим отношение между религией и мазохизмом исходя из более известного нам контекста, а именно из христианства.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.