Жесткая игра

Он подался вперед, поднял палец и назидательно проговорил:

— Величайшая трагедия нашего века в том, что мужчина может прожить всю жизнь, так и не узнав, трус он или нет. Видел когда-нибудь брачные игры лосей?

— Не имел удовольствия.

— Каждую осень лоси-самцы дерутся за самок. Набрасываются друг на друга, сцепляются рогами, ревут. Потом один уступает, и победитель получает даму.

— Я наблюдал очень похожие драки в барах.

— А самки видят, какой из них самый достойный. И отдаются победителям. Иначе возобладают гены слабаков и лоси вымрут. Вот как это устроено в природе.

— Или в корпоративном мире.

— Нет. Тут ты не прав. — Он опять строго поднял палец. — Я считаю, у людей теперь не так. Все перевернулось с ног на голову. Женщины теперь не отдаются достойнейшим, а выходят замуж за богатых.

— Может, богатые теперь и есть достойнейшие.

— Как будто бы закон Дарвина отменили. Господствуют слабые. Я имею в виду, посмотри на этих типов. — Он взмахом руки указал на стену, за которой томились заложники. — Эта страна создавалась такими парнями, как Кит Карсон, которые убивали индейцев ножами. Отважные были мужчины! А теперь какие-то дегенераты, сидя за компьютером, могут послать тысячи ракет и уничтожить миллионы людей. Миром правит горстка толстозадых зануд. Подумать только, их награждают «Пурпурным сердцем»! За то, что палец бумагой порезали!

В дверь постучали, вошел Верн.

— Теперь гости ноют, что не могут спать на голом полу, — ухмыльнулся он.

— Объясни, что здесь им не «Савой». Ладно, подожди. Я хочу, чтобы они уснули. Так за ними легче следить. За главным залом есть комната с большим ковром. С оленьими головами на стене. Отведи их всех туда.

— Есть, — сказал Верн и исчез.

Рассел откинулся на спинку кресла.

— Это ты сказал Верну, что выбьешь ему здоровый глаз, если он дотронется до твоей подружки?

— Она мне не подружка. Просто мне не понравилось, как он с ней разговаривает.

— А откуда ты знаешь про «Глок-18»?

— После школы год прослужил в Национальной гвардии. — Когда меня не принимали ни в один колледж.

— Помешан на оружии?

— Нет. Вот мой отец — да. У него были даже игрушки со счищенными номерами.

— Ты хорошо стреляешь?

— Неплохо.

— Я думаю, ты очень приличный стрелок. Такие не любят хвастаться. Итак, у тебя есть выбор. Или ты станешь моим другом и помощником, или мне придется тебя убить.

— Позвольте мне подумать.

— Подозреваю, что ты все-таки будешь геройствовать. — Он покачал он головой. — Не советую.

— Не буду.

— И не думай, что меня можно одурачить. Кого-то сегодня ночью придется пристрелить первым, чтобы преподать урок остальным. И возможно, это будешь как раз ты.

Если он рассчитывал меня запугать, ему это удалось. Хотя я и не хотел этого показывать. Я помолчал секунду-другую.

— Вы так говорите, но я уверен, вы этого не сделаете.

— Почему?

— Потому что я единственный, кому вы можете доверять. Среди всех, кто здесь есть, я один нанятый работник. Я не получаю бонуса. Я не получаю процентов с капитала. Мне действительно наплевать, сколько денег вы возьмете у компании. Миллион, миллиард — мне без разницы. Я даже не хотел сюда ехать.

— Ты говоришь, что тебе наплевать, если с любым из них что-нибудь случится? А если что-то случится с твоей подружкой?

— Она просто друг, не подружка. Да, на нее мне не наплевать. Но я же готов к сотрудничеству. Я хочу попасть домой.

Его оловянные глаза стали тусклыми и непроницаемыми.

— Похоже на то, что мы по одну сторону баррикад.

Понятно, он так не думал, и я не спешил соглашаться.

— Насчет этого не знаю, — сказал я. — Но насколько я понял, вы не шутите.

— Именно это я и хотел услышать.

— А что вы будете делать с полумиллиардом долларов? Это же черт знает сколько денег.

— Не волнуйся, что-нибудь придумаю.

— Знаете, что сделал бы я? На вашем месте?

— Ну что?

— Я бы свалил в страну, которая не имеет соглашения об экстрадиции с Соединенными Штатами.

— В какую? В Намибию? На Северный Кипр? В Йемен? Спасибо, нет.

Значит, он об этом думал.

— Есть и другие места, — сказал я.

— Например?

Он все еще меня прощупывает или действительно хочет знать?

— Коста-Рика.

— Забудь. Это все равно что попробовать скрыться в Беверли-Хиллз.

— Есть такое место в Центральной Америке, между Панамой и Колумбией, где вообще нет правительства. Десять тысяч квадратных миль вне закона. Как Дикий Запад в прежние дни.

— Ты говоришь про Дарьенский разрыв, — кивнул он. — Никаких дорог, сплошные джунгли, полно пчел. Ненавижу пчел.

— Должны же быть в мире достойные страны, не подписавшие договора об экстрадиции…

— Одно дело — договор об экстрадиции, и совсем другое — его соблюдение. Разумеется, в мире множество достойных мест. Можно затеряться в Белизе, Панаме.

— Вы хорошо подготовились.

Он лишь улыбнулся и ничего не сказал.

— Надеюсь, вы приняли меры предосторожности, чтобы скрыть путь этих денег, — продолжал я. — Когда уводишь полмиллиарда у крупнейшей в мире корпорации, понятно, что чертова уйма людей станет отслеживать, куда они ушли.

— Пусть себе отслеживают. Как только они попадут в офшор, они исчезнут.

— Знаете, наш банк вряд ли авторизует трансфер пятисот миллионов долларов на какие-нибудь Каймановы острова.

— Я-то имел в виду Казахстан.

— Казахстан? Это еще более подозрительно.

— Конечно. Если только не знать, как часто «Хаммонд» переводит деньги одной компании в Казахстане. Это все есть в Интернете. Кажется, «Боинг» покупает титан у России, а вы — у Казахстана.

Может, он все это выдумал?

— У «Хаммонда» контракт на десять лет с какой-то компанией в Казахстане, — пояснил он. — И каждый год вы переводите Национальному банку Казахстана сотни миллионов долларов.

— Мы переводим деньги в Казахстан?!

— Не прямо. Через их банк в Нью-Йорке — «Дойче банк».

— Откуда вы все это знаете?

— Я хорошо подготовился. Итак, скажем, я учреждаю компанию где-нибудь на Бермудах или на Виргинских островах и называю именем титанового экспортера из Казахстана. Ваш банк переводит деньги этой фальшивой компании, имеющей счет в «Дойче банке», — и никто ничего не узнает.

— А разве немцы не сотрудничают со Штатами в том, что касается отмывания денег?

— Конечно, сотрудничают. Только в «Дойче банке» денежки пробудут не дольше одной-двух секунд, а потом пойдут в Банк международных расчетов в Базеле. А оттуда — ну, я уже рассказал. Я сам все это вычислил.

— Я потрясен.

— Не стоит недооценивать меня, дружок. А теперь несколько вопросов к тебе. Эту даму, генерального директора, остальные по большей части не любят, да?

— Не любят, — подтвердил я.

— Почему? Потому что она стерва?

— Видимо, им неловко, что ими руководит женщина.

Он покачал головой:

— Я думаю, это потому, что они не хотят никаких расследований. Боятся, что она обнаружит что-нибудь. Например, взятки.

— Это для меня новость. — Неужели Слеттери рассказал ему о внутреннем расследовании? — Впрочем, меня это не удивляет. Она страшная придира. Поборница морали и правил.

— Они хотят от нее избавиться.

— Ну, некоторые хотят. Но совет директоров выбрал ее, а не их.

— И у нее нет полномочий уволить кого-нибудь из них, правда?

— Я об этом не слышал.

— Я много чего знаю про вашу компанию.

— Я вижу. — Вот только интересно откуда?

— Она не хочет пойти мне навстречу.

— Такая у нее работа. Но в итоге куда она денется?

— А может, она мне не нужна?

— А может, и нужна. Тут такая штука, Рассел. Лучше подумать как следует. Вам может понадобиться любой, у кого есть право подписи. Для вас ведь главное — получить деньги.

— Но у нее ведь нет права подписи, да?

— Это вам Слеттери сказал?

— У меня свои источники, — подмигнул он. — Я хочу понять, кого нужно оставить в живых.