Слотеры. Песнь крови

Поймав мой взгляд, Реджис поднял руку и нервно одёрнул ворот рубахи, скрывая серебряные метки.

Скрижали…

Первая обязанность любого вампира, легализовавшегося в Уре, заключается в том, чтобы носить в своей груди особые магические знаки, оберегающие простых граждан от неконтролируемых проявлений вампирической сущности. Они представляют собой серебряные картуши, вживлённые в плоть немертвого.

Имя им — Скрижали запрета.

Совсем небольшие — каждая размером не больше фаланги мизинца — Скрижали покрыты тончайшей резьбой, сливающейся в убийственные по своей силе заклинания, способные обратить вампира в прах, стоит ему попытаться удалить картуш или преступить запрет, который он накладывает.

Четыре Скрижали — четыре запрета.

Запрет на питие крови, за исключением донорской либо крови добычи, отмеченной специальным знаком (Магистрат метил им приговорённых к смерти преступников).

Запрет на сотворение себе подобных — иных вампиров, равного или низшего порядка, а также на культивирование вурдалаков (смертных, причастившихся крови вампира).

Запрет на применение навыков гипноза и мнемочар — как воздействий, нарушающих права и личные свободы граждан Ура, Блистательного и Проклятого.

И, наконец, запрет на трансформацию в любую доступную вампиру ипостась — животного, роя насекомых, лунный туман и так далее. Такое, правда, доступно далеко не каждому вампиру, только высшим, однако маги-чиновники Колдовского Ковена предпочитают ничего не оставлять на волю случая. Уж запрещать, так запрещать!

На жаргоне носферату принять Скрижаль в грудь значит «приютить серебряного Джона». Хорошо зная вампиров, должен сказать, Джон этот на редкость неблагодарная скотина. Помимо сдерживающего эффекта Скрижали со временем обнаружили ещё один — побочный. Они разлагают бессмертных носферату заживо, а низших вампиров постепенно и вовсе лишают разума, низводя до уровня животных. Все обещания Ковена усовершенствовать магические метки пропадали втуне уже который год. Долгое время Ковен вообще отказывался признавать, будто Скрижали убивают неживых. Учитывая, что вампиры теоретически бессмертны (пока получают питание), а процесс их разложения из-за воздействия Скрижалей тянется очень долго, потребовалось чуть не двести лет, прежде чем власти города вообще согласились: нынешние методы контроля над нежитью несколько… несовершенны.

Несмотря на подобное признание, с тех пор мало что изменилось.

Как я уже говорил, в определённых вещах Ур вполне стабильный город.

— …все ночи одинаковы, Сет, — сказал Реджис приятным баритоном.

Я покачал головой:

— С недавних пор не все.

Тихоня слегка нахмурился и уставился на меня тёмным, невыразимо притягательным взглядом. Когда вампир смотрит в глаза — даже просто так, не пытаясь задействовать способности к гипнозу, — трудно выдержать и не почувствовать себя кроликом, застывшим перед удавом. На такое способен лишь человек с сильной волей.

Или с Древней кровью в жилах. Я криво ухмыльнулся и ничего больше не сказал. Реджису пришлось самому назвать причину моего визита:

— Ренегат?

— Ренегат.

— Несложно догадаться. Значит, ты снова в деле, снова охотишься. — Тихоня вздохнул. — Если бы ты знал, как я тебе иной раз завидую, Сет…

Подобные нотки в его голосе мне никогда не нравились.

— Брось завидовать, Реджис, — резко сказал я. — Не стоит и сравнивать. Вампиры охотятся на жертв, которые против них всё равно, что овцы. Утех, на кого охочусь я, как правило, клыки длиной в ладонь и когти, какими можно металл рвать. Так, как я, ты никогда не охотился.

— Хочешь меня оскорбить? — осклабился носферату.

— Образумить. Мне не нравится, когда в моём присутствии о людях говорят как о гастрономических деликатесах.

— Я думал, тебе, как и прочим Слотерам, нет дела до простых смертных… пока за это не платят.

Я махнул рукой и сел напротив, тяжело положив кулаки на стол. Какое-то время мы оба помолчали, выдерживая дежурную паузу, прежде чем перейти к главному. Затем я наклонил голову и, слегка понизив голос, спросил:

— Раз уж мы заговорили о Слотерах… ты слышал поговорку, что ходит про меня в городе?

— Ну, как же, — вяло улыбнулся Реджис. — Никто не обращается за помощью к Сету Ублюдку Слотеру по своей воле — всех толкают в спину мёртвые.

— Именно, Тихоня. Поэтому…

Продолжить мы не успели.

— Ах, Сет!

Красавица Ли-Ши — полуобнажённый анчинский ангел с кожей цвета чистейшей бронзы — появилась на балконе, нависавшем над сценой, где гораздо менее одетые, но отнюдь не более привлекательные девушки извивались под музыку, извлекаемую из струн двумя смуглыми типами. Перегнувшись через перила, хозяйка «Шёлковой девочки» послала нам с Реджисом воздушный поцелуй. Или только мне послала?

Под сладострастные вопли и улюлюканье публики, собравшейся в заведении (не обращая на неё, впрочем, никакого внимания), Ли-Ши спустилась вниз и побежала к нам через весь зал. Разноцветные шёлковые ленты, обвивавшие её точёную фигурку, трепетали в воздухе, нагретом жаровнями, каминами и вспотевшими от вожделения мужчинами.

Я давно уяснил: «Шёлковая девочка» — это не только название заведения Ли-Ши. Это сама его хозяйка. Пять футов и шесть дюймов изящества и шёлка: шелковистая кожа, шелковистые волосы, шелковистый голос, один звук которого казался приглашением к удовольствию. Как шёлк блестели и её тёмные, почти чёрные, глаза. Их миндалевидный разрез ещё больше подчёркивал экзотический, непривычно яркий макияж.

— Сет!

Я поднялся на ноги.

Подпрыгнув, маленькая Ши повисла у меня на шее. Не давая опомниться, хищно впилась поцелуем в губы. Её унизанные перстнями и браслетами ручки выглядели очень тонкими и миниатюрными, но их хватка свидетельствовала о недюжинной (для женщины, разумеется) силе. Я бы даже сказал — о значительной силе.

Когда мы впервые встретились, Ли-Ши казалась мне хрупкой, точно тростинка. В её присутствии я невольно начинал чувствовать себя слоном, забравшимся в посудную лавку, полную тончайшего анчинского фарфора. Чуть неловко шевельнулся, и всё пошло прахом! Но в последнее время такое ощущение прошло. Ли-Ши на глазах стала заметно крепче. Теперь она больше напоминала гибкий ивовый прут, который можно в кольцо согнуть, но не сломать.

У меня даже появилось подозрение, что Реджис работал на прекрасную анчинку не только вышибалой, но и… хм… как бы это сказать поточнее… Поставщиком? Донором?

Вампирская кровь обладает удивительными свойствами. С её помощью вампиры проводят инициацию себе подобных. Питая ею смертных, они культивируют вурдалаков. Есть и другие способы применения. Так, пройдя специальную магическую или алхимическую обработку, кровь уже не вызывает в организме мутаций, свойственных вурдалакам. По крайней мере, не вызывает их слишком быстро. Зато она заметно увеличивает продолжительность жизни смертного, а также значительно повышает его силу, ловкость, быстроту реакций, а главное — усиливает восприятие всех органов чувств смертного. Какое-то время еда будет вкуснее, любовь — слаще, жажда — острее…

Это называется некра или иначе — вампирский елей.

Крайне опасная штука, поскольку привыкание к ней неизбежно. В этом плане некра действует почище опия, серого лотоса, гаш-порошка или любого другого наркотика. Собственно, по законам Ура, Блистательного и Проклятого, обработанная кровь вампиров, неважно какой кондиции, и считается наркотиком. Причём одним из самых опасных и строжайше запрещённых.

Сложность с производством некры заключается в том, что вторая Скрижаль, запрещающая носферату инициировать вурдалаков путём причащения смертных собственной кровью, воздействует на качество этой самой крови. Та делается непригодной для изготовления вампирского елея. Увы, в мире ещё не придуман запрет, который нельзя было бы если не нарушить, то обойти. Поговаривают, будто опытный маг или алхимик — из числа тех, что работают подпольно, без лицензии Колдовского Ковена, — может очистить кровь носферату от воздействия Скрижали. И сказочно обогатится, так как стоит некра умопомрачительно дорого.