Роман, написанный иглой

Вот тут-то она и набралась смелости, чтобы высказать Газимбеку давно уже не дававшую ей покоя мысль.

— Газимбек, дорогой мой! А не лучше ли было бы тебе пойти работать на один из военных заводов? Бронь получишь, на фронт не придётся идти. И был бы ты всё время здесь, рядом со мной…

С замиранием сердца ждала она ответа.

— На завод пойдёшь ты, чтобы заменить меня. А моё место сегодня на фронте! У нас, мужчин, сегодня иной долг — изгнать ненавистного врага со священной нашей земли! — сердито ответил Газимбек.

И вот снова, сама того не желая, она причинила мужу боль. И теперь не знала, что ещё сказать, как поступить, чтобы разрядить гнетущую обстановку. В её устремлённых на Газимбека глазах читалось многое: и сознание вины, и раскаяние, и сострадание, и что-то ещё трудно уловимое и выразимое. Теперь уже Газимбеку стало жаль жену.

— Ничего, бывает, — успокоительно погладил он её по плечу и встал.

… Утром, хоть и через силу, хоть и внутренне противясь самому себе — привык, как и все рабочие, ходить в простой спецовке — Газимбек надел считавшийся у них выходным костюм, недавно только купленный плащ и вышел во двор. Увидев мужа принаряженным, Нюся просияла лицом.

— Что, подействовало? — задорно спросила она. — Теперь ты и на директора стал похож… Погоди, погоди, а куда это ты собрался?

— В министерство. Есть одно срочное дело. Что тебе привезти из города?

— Лезвий для безопасной бритвы,

Газимбек рассмеялся. Нюся тоже улыбнулась, довольная своей шуткой и хорошим настроением мужа.

Вчера вечером, после её замечания, он собрался побриться, но дома не оказалось ни одного лезвия. Не было их и у соседей. Сабиров, правда, с трудом разыскал одно, многократно уже использованное, и Газимбек, проклиная всё на свете, беспрерывно чертыхаясь от боли, с грехом пополам побрился. Вот потому, вспомнив вчерашнее приключение с бритьём, и рассмеялся он шутке Нюси.

Газимбеку нужно было как можно скорее закончить свои дела в министерстве и вернуться на предприятие. Завтра выходной день, и он хотел попытаться заполучить у соседних организаций несколько машин. Если повезёт, и соседи не откажут, надо будет организовать воскресник. Он соберёт всех зрячих рабочих и выедет с ними в камышовые заросли колхоза «Коммунизм». За день они, наверное, смогут накосить столько камыша, что его хватит для цеха по производству циновок на две-три педели.

Вчера вечером Газимбек вместе с председателем завкома Халматовым, начальниками цехов Рустамовым и Сабировым всё это подробно обговорил. Однако в пароде не зря молвится: решённое дома на улице не годится. Поэтому и торопился Газимбек пораньше попасть в город. Он слышал, что министерство выделило правлению Общества слепых две автомашины. А вдруг хотя бы одну из них удастся заполучить на предприятие? Упускать такую редкую возможность нельзя было ни в коем случае. Надо во что бы то ни стало встретиться с Пиримкуловым и любыми средствами добиться машины. Спешить следовало потому, что не он один остро нуждался в автотранспорте. Опередят какие-нибудь ловкачи, тогда кусай собственный локоть.

Пиримкулова в правлении не оказалось. С заместителем же его ничего решить не удалось. Тот решительно отрезал:

— Этот вопрос может решить только сам председатель.

А «сам председатель», как на грех, в Самарканд уехал. Что делать? Пришлось Газимбеку возвращаться несолоно хлебавши. К счастью, соседи оказались сговорчивыми — или поняли, в каком поистине критическом положении предприятие? — и на воскресенье две машины дали.

С самого утра в выходной день рабочие начали собираться во дворе предприятия. Кроме отобранных начальниками цехов совершенно здоровых людей к машинам пришли и те, кто хоть мало-мальски видел. Газимбека это очень обрадовало и тронуло. «С такими людьми, — подумал он, — не то что камыша накосить, горы свернуть можно».

В машину загрузили обрывки верёвок из отходов, казаны, всякие там чашки-ложки, переносной очаг — мангал, запас продуктов на день.

Едва машины остановились у небольшой рощицы, участники воскресника быстро разгрузили их и сразу, без всякой подготовки, прямо-таки штурмом пошли на камышовые заросли. Камыш здесь был не особенно толстым, но рос он густо, поэтому за день накосить можно было много.

О том, что представители предприятия слепых приехали в колхоз заготавливать камыш, председатель колхоза Ахмаджан-ака узнал у Тешабая-ата.

— А не пособить ли им? — как бы размышляя вслух, произнёс председатель.

Аксакал, несмотря на преклонные годы, с лёту уловил суть председательского намёка и, собрав за короткое время таких же стариков, как сам, — остальные колхозники были в поле, заканчивалась уборочная, — отправился с ними к камышовым зарослям.

Если уж пойдёт работа, то на всю, как говорится, катушку. Даже водители обеих автомашин, и те не выдержали. Засучив рукава, они стали увязывать скошенный камыш в снопы и грузить их на машины.

До самого обеда никто и не вспомнил об отдыхе. Все были веселы, возбуждены, хоть и устали изрядно. Работа спорилась, а поэтому воодушевляла. Над камышовыми зарослями то взлетала задорная песня, то слышалась весёлая шутка, сопровождаемая взрывами хохота, то начинали состязаться в мастерстве острословы.

Не успели оглянуться, как камыша было скошено — глазом не окинешь. Водители уже сделали по одной ходке в город.

Камыша к концу дня заготовили столько, что его должно было хватить не на две-три недели, как рассчитывал Газимбек, а на целых два месяца. Вот тебе и даровое, можно сказать, сырьё. Теперь можно подумать и о расширении цеха по производству циновок. А будет циновка — покупатели найдутся! Значит, и деньги появятся. А они нужны сейчас, ох, как нужны!..

РАЗОБЛАЧЕНИЕ

День угас. Подул первый вечерний ветерок. Халмурадов вошёл к себе в кабинет. Хорошо прочистил фитиль лампы, снял с него вчерашний нагар, прикрутил, поднёс зажжённую спичку. Подождав, пока нагреется стекло, вывернул фитиль. В кабинете сразу стало светло и уютно.

Халмурадов сел за стол, рассеянно пробежал глазами лежавшие поверх стекла бумаги и отодвинул их в сторону. Он очень устал сегодня. С самого утра в поле. Несколько часов, повязав свободный фартук, даже курак собирал. Потом помог полностью погрузить собранный курак на машины и арбы и только после этого разрешил колхозникам разойтись по домам. Ушёл и сам.

Парторг не случайно так беспокоился о том, чтобы как можно скорее собрать и отправить на хирман ещё оставшийся на полях курак. Поджимали сроки, надо было поднимать зябь.

На вечере, организованном в связи с выполнением плана хлопкозаготовок, Халмурадов и председатель колхоза публично поделили шефство над бригадами, и теперь всё свободное от других неотложных дел время пропадали на полях.

С того памятного вечера не так уж и много времени прошло, но председатель с парторгом успели сделать немало.

Ахмаджан-ака, как и Халмурадов, тоже появлялся в правлении только поздно вечером, уставший, измотанный. Шефство шефством, а в правлении ждала уйма самых важных и срочных дел. Урожай с полей убран далеко не полностью. С таким трудом, в таких заботах и тревогах выращено оно, это «белое золото», что убрать его нужно было буквально до последней коробочки, до последнего волоконца. Только тогда можно будет пускать на поля трактора с плугами. Понимают это и сами колхозники, потому и не уходят с полей с рассвета и до заката.

На картах, полностью очищенных от курака, уже трудолюбиво гудят трактора. Халмурадов побывал у трактористов. Побеседовал с ними. Заодно проверил качество вспашки. Когда дошёл до Фазыла Юнусова, на душе сделалось как-то неспокойно. Парень, сразу было видно, совсем пал духом. Смелость, веселье, задор, которые совсем ещё недавно отличали его, погасли, словно огонь догоревшего костра, и подёрнулись серым пеплом угрюмого равнодушия ко всему, отчуждённости, замкнутости. Всегда уверенно возглавлявший соревновании, поражавший всех своим трудолюбием и неутомимостью, он сейчас работал через силу, еле-еле справляясь с дневной нормой. Правда, работал по-прежнему добросовестно, качество пахоты у него было отличным, но выработка…