Камень преткновения

Тем временем у Кэда тоже появились шрамы, которые нельзя было не заметить. В Нью-Мехико он неудачно упал с лошади и вернулся домой хромая. Перелом осложнился новым растяжением связок, и надежды вылечить их почти не было. В другой раз Кэд разбил себе лицо и руки, когда, верный себе, так загнал мустанга, что тот сбросил его.

За время пребывания Бесс и Гэсси в Лэриете Кэд дважды участвовал в родео, а также в бегах в Сан-Антонио, выиграл довольно большие деньги на кольцевых состязаниях, и Бесс, как ни старалась, не могла скрывать свое беспокойство. Она так смотрела на Кэда своими карими ласковыми глазами, что трудно было поверить в ее равнодушие к нему. Но Кэд ничего этого не замечал и после возвращения из Нью-Мехико стал полностью игнорировать Бесс и ни разу не взглянул на нее.

В пятницу, перед возвращением Бесс на работу в Сан-Антонио, Элайз увела Гэсси на собрание клуба садоводов. Роберт уехал на день в Канзас-Сити, Грег отправился в город по налоговым делам, Кэд был на ранчо, и Бесс осталась в доме одна.

Она сидела на веранде, на диване-качалке, рассеянно рассматривая свои рекламные эскизы, когда услышала во дворе стук копыт, и, подняв глаза, удивилась, увидев Кэда.

Обычно он возвращался лишь с наступлением темноты. Стройный и гибкий, он отлично выглядел в своих холщовых штанах и грубой рубахе и слегка покачивался в седле в такт движениям лошади. Его загорелое лицо под лихо сдвинутой набок шляпой было спокойным. Пригнувшись над седельной лукой, он пристально смотрел на Бесс.

На девушке было полотняное платье пастельных тонов, на пуговицах, с глубоким вырезом, достаточно свободное, чтобы не стягивать живота, на котором еще давали себя знать послеоперационные швы. Из-под платья виднелись ее изящные ножки. Она вышла на веранду босиком. Только что вымытые каштановые волосы были рассыпаны по плечам и благоухали под дуновением ветерка.

При появлении Кэда у Бесс, как всегда, учащенно забилось сердце. Ведь она не переставала о нем мечтать и сейчас смотрела на него с любовью и восхищением, не в силах оторвать глаз от его широких плеч, узких бедер и длинных крепких ног в черных поношенных башмаках.

— Вы сказали, что не хотите меня, но ваши глаза говорят о другом, — заметил Кэд. Он соскочил на землю, пустил лошадь пощипать выращенную матерью отборную сирень и взбежал на ступеньки крыльца.

Бесс зарделась, и щеки ее из розовых стали пунцовыми.

— Ваша лошадь поедает сирень Элайз, — тихо заметила девушка, глядя, как животное выбирает самые яркие голубые гроздья.

Кэд поднял бровь.

— Они вырастут снова, — проговорил он задумчиво.

Кэд взял у нее альбом с эскизами и, взглянув на один из них, прежде чем положить альбом на качалку, сел рядом с Бесс, снял шляпу, бросил ее на альбом и откинул со лба свои непокорные черные волосы. Дул летний ласковый ветерок, и солнце рассыпало свои блики по всей веранде.

— Вы рано сегодня вернулись, — тихо заметила Бесс.

— Я и уехал рано. — Раскачивая качалку, он повернулся, и его черные глаза, заскользив по ее лицу, опустились к грудям, выделявшимся под тонкой тканью. — А где Гэсси и моя мать?

— Отправились на собрание клуба садоводов, — ответила Бесс. — Грег все еще в городе, кажется, у налогового инспектора.

— За налогами нужно следить, — как бы размышляя вслух, сказал Кэд. — Только я подумал, что мы стали выбираться из долгов, как обнаружился дефицит в несколько тысяч. — Он наклонился и посмотрел на Бесс. — Роберт не звонил?

— Нет. Разве он не вернется сегодня вечером? — нерешительно спросила Бесс.

У Кэда сузились глаза.

— А что? Вы уже и дня не можете прожить без него?

Бесс со вздохом опустила глаза.

— Не надо, Кэд, — взмолилась она.

— Роберт влюблен, — продолжал Кэд. — И надо быть либо слепой, либо слишком упрямой, чтобы не замечать этого. А ведь я вас предостерегал.

У Бесс болезненно сжалось сердце. Она понимала, что Роберт влюблен, но виду не подавала.

— В понедельник я возвращаюсь в Сан-Антонио, — сказала она.

— Он и туда последует за вами, с цветами, с оркестром и, вероятно, с кольцом. Он хочет вас!

Бесс прикрыла глаза.

— Вам-то что до этого? — воскликнула она, затравленно посмотрев на Кэда. — Вы меня больше не хотите… О!..

Вместо ответа Кэд склонился над ней и, не проронив ни слова, запечатлел на ее губах поцелуй со всей накопившейся за несколько недель страстью. Он был как безумный. Бесс, которую он и днем и ночью желал, без которой не мог жить, была в его объятиях.

— Ты и представить себе не можешь, как я мучился все это время. Как же ты можешь думать, что я не хочу тебя? Бог мой… Бесс! — скорее простонал, чем проговорил Кэд и крепко прижал Бесс к себе. Она слышала, как бешено колотится его сердце, ощущала тепло его губ, пахнущих табаком, и запах кожи, исходивший от его рубахи. Его язык прорвался сквозь ее губы, в то время как сам он дрожал от неистового желания.

Оба они стонали, словно охваченные огнем лихорадки. Как давно он не целовал ее, даже не прикасался к ней! Бесс отвечала на его ласки, купаясь в волнах блаженства. Она больше жизни любила Кэда, и слезы радости дрожали на ее ресницах. Словами не передать, как страдала она от его отчужденности, отчаявшись когда-нибудь снова сблизиться с ним. Но сейчас, в его объятиях, ощущая тепло его крепких рук, она словно заново родилась. Пусть даже он не любит ее, но желает по-прежнему. О, если бы только она могла принять его предложение! Если бы только…

Бесс обвила его шею руками, вся во власти его безумного желания, и не запротестовала, даже когда он стал искать ее затвердевший сосок.

Оторвавшись на миг от ее губ, Кэд слегка приподнял голову, любуясь ее лицом, в то время как его пальцы продолжали искать ее восхитительный сосок.

— Такой сосок способен свести с ума любого мужчину, — прерывисто дыша, сказал Кэд, гипнотизируя Бесс взглядом, — так же как твои глаза. Дай мне твои губы, я хочу полностью завладеть ими!

Он снова прильнул к губам Бесс, дразня и возбуждая ее. Это была настоящая пытка. Потеряв контроль над собой, Бесс плыла по течению, забыв обо всем на свете, наслаждаясь его близостью. Внезапно она ощутила, как напряглась его плоть, но это нисколько ее не испугало. Реакция его тела казалась ей такой же естественной и желанной, как и реакция ее собственного тела. От подбородка губы Кэда скользнули к пульсирующей жилке на ее шее и дальше, к ее нежным грудям. И когда он обхватил губами сосок, Бесс испытала ни с чем не сравнимое наслаждение, горячей волной разлившееся до самых бедер. Она вскрикнула и вся выгнулась, ероша трепещущими пальцами его черные волосы и прижимая его к себе все крепче и крепче…

Вдруг он сжал зубами ее сосок. Бесс отпрянула от него и испугалась, увидев выражение его глаз.

— Тебе хорошо? — хрипло прошептал Кэд. — Не бойся. Я не откушу тебе сосок.

Да как он может такое говорить, возмутилась Бесс, и лицо ее запылало. Но эти слова каким-то непостижимым образом вызвали в ней новый прилив страсти, и она впилась ногтями в его плечо, наслаждаясь чувственным трепетом его губ, когда он снова поцеловал ее.

Кэд потянулся к пуговицам на ее платье, и, охваченная нетерпением, она скорее с облегчением, чем со страхом поняла, что он наконец-то расстегнул их, а вместе с ними и застежку бюстгальтера.

Теперь Кэд мог любоваться полными розовыми грудями Бесс с розовато-лиловыми сосками. И не только любоваться, но и беспрепятственно ласкать их, нежно поглаживая.

— Все это ново для тебя, не правда ли? — спросил он Бесс. — Не бойся, ты почувствуешь только легкую боль. Но это неизбежно. Расстегни мою рубашку.

Бесс была словно в тумане, но все же поняла, что имеет в виду Кэд. Однако, околдованная его ласками, не могла справиться с охватившим ее безумным желанием и буквально рванула дрожащими пальцами его рубашку так, что посыпались пуговицы. Бесс задохнулась, когда увидела загорелую, мускулистую грудь Кэда, покрытую завитками темных волос.