Страница 31 из 37
Противоположные взгляды выявились на другом съезде горских народов, уже всего Северного Кавказа. На нём прозвучало предложение провозгласить Северо-Кавказский имамат во главе с муфтием Дагестана Н. Гоцинским. Но, не получив поддержки большинства, оно было отвергнуто. Поэтому на новой встрече – во Владикавказе – 21 августа (2 сентября), с участием казачества, возникла иная идея. Образовать Юго-Восточный союз казачьих войск (Донского, Кубанского, Терского, Астраханского), горцев Кавказа и вольных народов степей (калмыков и ногайцев). Тот самый союз, о котором на Демократическом совещании сообщил В.А. Нагаев.
Месяц спустя эта идея стала претворяться в жизнь. 25 сентября (8 октября) на встрече в Екатеринодаре было решено не позже чем через месяц сформировать правительство становившегося, по сути, автономным огромного региона, для которого избрали новое название – Союз Юго-Восточных федеративных областей. По замыслу его создателей ему предстояло после Учредительного собрания стать штатом Российской Федеративной Республики.19 Обособленной административной единицей, уже располагавшей не только готовой структурой управления, но и армейскими формированиями – четырьмя казачьими войсками. Казалось, происходившее в стране должно было вызвать немедленную отповедь Временного правительства. Принятие каких-либо решительных мер или хотя бы осуждение. Ведь для того имелись вполне законные основания. Прежде всего, постановление, принятое кабинетом ещё в июле. Дающее право министрам военному и внутренних дел «не допускать и закрывать всякие собрания и съезды, которые могут представлять опасность в военном отношении или в отношении государственной безопасности».20 Но нет. Ни Керенский, ни Верховский не воспользовались предоставленными им правами. Даже не попытались пресечь сепаратистские поползновения Киева и Уфы, Симферополя и Ташкента, Екатеринодара.
Схожим образом повёл себя и Временный совет Российской Республики или Предпарламент, собравшийся в Петрограде 7(21) октября. В те самые дни, когда положение на фронте стало катастрофичным. Немецкие войска 3(16) октября захватили Эзель (Сааремаа), 5(18) – Моон (Муху), а на следующий день – Даго (Хийумаа). Закрепившись на островах Рижского залива, они высадились в Пернове (Пярну) и Гапсале (Хаапсалу) и начали наступление на север, к Ревелю (Таллину). Создали тем непосредственную угрозу столице.
Потому-то члены Предпарламента и попытались установить наиважнейшие, требующие сиюминутного решения, ибо от того зависела судьба страны, проблемы. Однако ограничивались почему-то лишь общими оценками да благими пожеланиями. Вели себя так, будто у них в запасе имелись, по крайней мере, месяцы.
В.К. Брешко-Брешковская (фракция эсеров), старейший член Предпарламента, известная как «бабушка русской революции». «Корень всего теперешнего положения – земельный вопрос. И если собрание действительно хочет помочь России выйти из бедственного положения, то оно должно решить этот вопрос согласно пожеланиям всей крестьянской России».21
Н.Д. Авксентьев (фракция эсеров), председатель Предпарламента. «Обстановка внутри страны – хозяйственная разруха, расстройство транспорта, финансовые затруднения, недостаток продовольствия. Решить их возможно только неотложным проведением законодательных актов, которые упорядочили бы хозяйственную, экономическую жизнь страны».22
Л.Д. Троцкий (фракция большевиков), председатель Петросовета. «Петроград в опасности, революция и народ в опасности. Правительство усугубляет эту опасность, а правящие партии помогают ему. Только сам народ может спасти страну. Мы обращаемся к народу: Да здравствует немедленный честный демократический мир! Вся власть Советам! Да здравствует Учредительное собрание!».23
А.И. Верховский, генерал-майор, бывший командующий Московским военным округом, военный министр. Уведомил членов Предпарламента о вынужденном сокращении армии на 59 дивизий, то есть 500 тысяч человек, благодаря чему на фронте и в непосредственном тылу останется 5,5 миллионов человек. Для чего? «Для достижения большего сокращения расходов». Чтобы хоть так сократить нехватку всего. Продовольствия (доставка муки по всем фронтам составила 26 процентов потребности, мяса – 50 процентов). Обуви (в январе заготовили 1.3 тысяч пар, в сентябре – всего 900 тысяч). Отметил «печальное состояние вымирающей авиации», автомобильного дела.24
М.В. Алексеев, генерал-от-инфантерии, бывший Верховный Главнокомандующий. «Беспристрастная оценка положения скажет, что немедленное заключение мира явится гибелью России, физическим её разложением, неизбежным разделом её достояния и уничтожением работы поколений трёх предшествовавших веков. Купленный такой тяжёлой ценой мир не улучшит нашего экономического положения, не восстановит нашего расстроенного хозяйства, не даст нам хлеба и угля, не облегчит нам тяжести личного существования не только в ближайшем будущем, но и в более отдалённом будущем».25
О мире, вернее о безрассудстве заключать его при отчаянном положении на фронте, генерал Алексеев заговорил отнюдь не первым, и далеко неслучайно. О том же, правда, несколько в ином ключе – о возможности хотя бы обороняться – говорили практически все выходившие на трибуну члены Предпарламента.
Говорил Керенский, вынужденный объяснять причины уже начатой эвакуации (или «разгрузки», как он предпочитал её называть) Петрограда и плана скорого переезда правительства в Москву. Говорил морской министр контр-адмирал Д.В. Вердеревский, напугавший слушателей страшным рассказом о положении на Балтийском флоте. Говорил начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал-лейтенант Н.Н. Духонин. Говорил министр продовольствия С.Н. Прокопович. Говорили многие, очень многие иные. Но никто из них даже не задался вопросом – а может ли вообще русская армия ещё воевать? Ведь о печальном состоянии, в котором она оказалась, свидетельствовали не только два выступления Верховского. О том же, только ярче, красочнее, сообщала и телеграмма, поступившая в Предпарламент. На имя Керенского и Авксентьева, от Двинского – комиссара 2-го гвардейского Сибирского корпуса.
Впервые за эту войну, – писал Двинский, – полевые хлебопекарни не работают по нескольку дней подряд за неимением муки, а офицеры, солдаты на передовых позициях не могут нести службы из-за отсутствия обуви. Конский состав, не получая фуража, дошёл до такого состояния, что ни один батарейный командир не ручается за то, что его лошади вывезут орудия в случае необходимости совершить передвижение вне шоссейных дорог…
Я считаю своим долгом доложить Временному правительству, что разруха в деле снабжения армии порождает в войсковых массах глубокое недовольство, переносимое массой на командный состав и войсковые организации, бессильные что-либо сделать».26
На вопрос, что же следует предпринять, чтобы армия обрела вновь былую боеспособность, ответил не Керенский, и не Алексеев. Ответил, как ни странно, Троцкий. И ответил весьма своеобразно.
«Правительство Российской Республики, – требовательно бросил он в зал, – через головы империалистических правительств должно обратиться ко всем фактически воюющим народам о немедленном прекращении войны и заключении мира. Мы верим, что народ ответит немедленным перемирием. Если же бы этого не случилось, то мы, большевики, стали бы самыми ярыми оборонцами. И уж поверьте, мы бы повели войну по-настоящему…
Мы бы заставили всю страну напрячь всё своё внимание, отдать все свои силы и все средства для войны. Мы бы отобрали в тылу все сапоги и послали их на фронт. Мы бы оставили буржуям корки хлеба, а хлеб отправили на фронт. Произвели бы строгую ревизию всего имеющегося в стране и строго его распределили».27
Однако при всей важности дилеммы «мир или война», члены Предпарламента выяснением лишь того, как же удержать оборону, ограничиться не смогли. Неизбежно затронули и иные проблемы. Внешней политики, отношений с союзниками. Но, главным образом, содержание наказа М.И. Скобелеву, направляемому в Париж. На конференцию союзных стран, призванную загодя, еще до победы, решить все территориальные споры. Потому-то членам Предпарламента и пришлось коснуться национального вопроса. Вернее, того, как толковать, как понимать лозунг «право наций на самоопределение». Применительно к Европе вообще и к России в частности.