Флинн при исполнении

— Так выходит, это Тейлор спрятал шкатулку Лодердейла в кладовой?

— Ну вот, мыслительный процесс уже начался! Съешь еще тостик, Коки. Да, очень вероятно, что он. А сегодня утром эта самая шкатулка стояла на рояле. Ты, случайно, не помнишь, вчера вечером она там была?

— А тебе кажется, что была? Что ж, может, ты и прав. Как бы там ни было, есть все основания подозревать именно Тейлора. Поднялся по лестнице из гимнастического зала на веранду босой. Ступал тихо, бесшумно. Прокрался в музыкальную комнату, одним прыжком оказался у Лодердейла за спиной. Руки у него сильные, тренированные. Чуть не оторвал Лодердейлу голову с помощью обыкновенной бельевой веревки. А после быстренько и тихонько ускользнул обратно в гимнастический зал, который находится прямо под музыкальной комнатой. Обе двери, и на веранду, и в музыкальную комнату, были открыты.

Коки не сводил с Флинна глаз. Тот опустошил миску с бульоном и принялся за яйца.

— Но к чему было Тейлору убивать Хаттенбаха?

— Зависть, мой друг. Элементарная зависть. Тейлор рассказал мне, что в тюрьме его обследовал врач-психиатр. Женщина. И она поставила ему диагноз: гиперсексуальность. К вашему сведению, лейтенант Конкэннон, этот наш приятель Тейлор имел одновременно девять жен! Хочешь, верь, хочешь, нет, но ровным счетом девять. И именно из-за этого и работает здесь. Чтоб оградить себя от дальнейших фатальных ошибок того же сорта, чтоб снова не оказаться перед алтарем рука об руку с очередной дамочкой и не твердить: «Согласен, согласен!» И тут возникает Хаттенбах. Привлекательный, молодой, он тоже пользуется успехом у женщин. Они так и слетаются к нему, точно мухи на мед, и он одерживает одну победу за другой. Но Хаттенбаху хватило ума ограничиться только одной женой. Впрочем, не уверен, что это было столь уж мудро с его стороны, выбрать в жены холодную бессердечную женщину, сущую, по правде говоря, стерву. И вот представь, лежит наш обреченный на воздержание Тейлор в холодной каморке для слуг и прислушивается к разговорам господ. И слушает те же разговоры о бесконечных любовных подвигах Хаттенбаха, когда подает к обеду отварную рыбу. Ну, неужели, скажи, у него не возникнет при этом искушения оторвать голову этому ловеласу?

— Да, — с готовностью ответил Коки.

Флинн сделал вид, что не заметил поспешности, с которой последовал ответ.

— Ну а Клиффорд? — спросил после паузы Коки. — Ведь он тоже весьма привлекательный молодой мужчина. Почему бы Тейлору не завидовать и ему тоже?

— Последние полгода Клиффорд отсутствовал. Был на Ближнем Востоке. А Тейлор работает здесь всего девять месяцев. Однако, следуя этой логике, мы должны были бы предупредить Клиффорда, верно? Ты что, яйца не будешь?

— Что-то не очень хочется.

— Ешь, — Флинн отодвинул миску, стоявшую перед Коки, и выложил ему на тарелку пару яиц. — Осознай наконец, чем пожертвовали для тебя курочки! Своим потомством!

— В данный момент меня больше беспокоит мое состояние, — сказал Коки.

— К слову, о Клиффорде. К числу женщин, с коими женатый Хаттенбах делился жаром своих чресел, принадлежит и незамужняя сестра Клиффорда Дженни. Сам он твердит, что сей факт ничуть не оскорбляет его чувств. Но брат есть брат. И все братья — люди разные.

— А что мог иметь Клиффорд против Лодердейла?

— Не знаю. Он, насколько я понимаю, дружил с Эшли и являлся одним из инвесторов, вложивших деньги в «Эшли комфорт инкорпорейтед». Кстати, мне показалось, что Бакингем был недоволен Клиффордом. Наблюдал из окна за одним маленьким инцидентом. К тому же губернатор Бакингем доводится Клиффорду дядей.

— Ничего себе! Не компания, а какой-то клубок змей! — С этими словами Коки брезгливо отодвинул от себя тарелку с яйцами.

— Яйца здесь совершенно ни при чем, Коки. Так что выбрось эти мысли о змеях и прочих ползучих гадах из головы и ешь! Не думай больше о змеях!

Коки поднялся со стула и заковылял к шахматной доске.

— Нет, наиболее вероятный кандидат все же Эшли, — продолжал размышлять вслух Флинн. — Клиффорд утверждает, что Хаттенбах без всякого предупреждения взял да изъял вложенные им средства с банковских счетов фирмы Эшли, причем выбрал для этого самый неподходящий момент. Ну чем не мотив для убийства? К тому же в недрах этого курятника, называемого клубом, разрабатывается реорганизация «Эшли комфорт инкорпорейтед». И Лодердейл очень старался — подозреваю, небезуспешно — выжить Эшли из бизнеса. Тоже мотив для убийства.

— А Уэлер? — спросил Коки. — Он вроде бы человек со стороны. И не член клуба.

— Он человек, который все обо всех знает. Все связи, все ходы и выходы. Он один из главных душеприказчиков Рутледжа. Именно он, как я понимаю, заправляет всей его финансовой и деловой империей. И как знать, в какие игры при этом играет…

Коки двинул по доске какую-то фигуру.

А затем вернулся к столу, сел и заметил:

— Кстати, и Д'Эзопо тоже вроде бы посторонний. Не член.

— А что, тоже мысль! — сказал Флинн и выпил первую чашку чаю. — Вообще, это, конечно, нечто! Представь, комиссар полиции Бостона вдруг оказывается убийцей! Вдруг выясняется, что это он, взяв в сообщники Тейлора, организовал убийство Лодердейла. Еще один чужак… Стоит раскрутить такое дельце, и тебе вряд ли будет когда светить полная пенсия, Коки! О, кстати, вспомнил! Надо позвонить Гроуверу. Узнать, проверил ли он ту машину.

— Доброе утро, Гроувер. Рад, что застал тебя на работе в понедельник утром.

Перед тем как набрать номер, Флинн взглянул на шахматную доску и отметил, что Коки пошел ферзем на el.

Ответом Гроувера было какое-то невнятное хмыканье.

— Ну, как продвигается дело Хирама Голдберга?

— Потратил целую уйму времени. Несколько часов.

— Сочувствую.

— А это означает, что я не получу майку члена лиги!

— Что у тебя, маек, что ли, нет?

— Майки члена лиги — нет, инспектор.

— О, понимаю.

— И сами знаете, как на это смотрит комиссар.

— Последний раз, когда его видел, он был весь в поту и страшно нервничал.

— Что?..

— Так как же посмотрит на это комиссар?

— Я имел в виду комиссара Д'Эзопо.

— Это я понимаю.

— Просто вы его плохо знаете, Френк.

— По всей видимости, действительно не очень хорошо.

— А его от вас просто воротит, как и всех остальных нормальных полицейских. Профессионалов, настоящих сыщиков. Он, как и все, считает вас чокнутым, вот! Прямо так и говорит, этими самыми словами. Сам слышал, на пикнике в День труда.[15]

— Я там не был.

— Ну, ясно, не были. Наверное, вас просто не пригласили, вот и все.

— Наверное.

— Потому что вы — не наш человек, Френк!

— Слава Всевышнему за это.

— Потому что никто никогда не понимает, что это вы такое городите. Мало того, что не понимает, к тому ж еще просто не слышит. Все время бубните себе под нос. А если кто и слышит, так не понимает. Все эти ваши дурацкие шуточки и намеки…

— Гроувер…

— Ну вот, пожалуйста! Почему это вы все время называете меня Гроувером, а? Мое имя — Ричард Томас Уилен. И друзья зовут меня Диком.

— Замечательно. Очень выразительно.

— И вы не поднимались по служебной лестнице, как все остальные нормальные люди! И комиссар никогда бы вас не повысил! Он вообще не желает иметь с вами никаких дел.

— Чем меньше, тем лучше.

Гроувер недоуменно умолк.

— Что значит лучше?

— Знаешь, Гроувер, ты последний на свете человек, с которым охота говорить в тяжелый день, понедельник. К тому же еще с утра.

— Короче, если бы вы знали нашего комиссара лучше, то давно бы поняли, что нет для него ничего важнее, чем братская солидарность всех офицеров полиции!

— Ну, нет. Есть кое что еще поважнее. В данный момент.

— А что? Что именно?

— Стремление выбраться из зыбучих песков.

— Что это вы, черт возьми, городите? — Похоже, Гроувер разозлился уже не на шутку. — Вот всегда вы так, инспектор! Вечно говорите какими-то загадками, чтоб ни один нормальный человек не понял! И лично я не вижу тут ничего смешного!

15

Праздник отмечается в США в первый понедельник сентября.