Страница 23 из 37
— Я еще не выписывался.
— Но вчера это обстоятельство нисколько вас не смущало, — заметил портье.
— Я рад, что вы в добром расположении духа.
— Да, конечно, у каждого из нас есть свои маленькие странности.
— Я подошел, чтобы спросить, не оставлено ли для меня сообщений.
— Сейчас посмотрим. — Портье оглянулся к ячейкам с номерами комнат. — Есть одно.
Флинн взял сложенный листок. Посмотрел на портье.
— Скажите, а не могли бы вы прислать мне в номер сенбернара? — спросил он на полном серьезе, не улыбаясь, без смешинки в глазу.
Портье мигнул:
— Сенбернара?
— Именно так.
— Вы хотите сказать, большую собаку?
— Да, — кивнул Флинн. — Сенбернар — крупная собака.
У портье задрожала правая рука:
— Разумеется, мистер Флинн. Я сейчас распоряжусь.
— Благодарю вас.
Шагая к лифту, Флинн прочитал записку:
«Пожалуйста, позвоните, как только придете в отель. 555-8708. Хочу поговорить с вами без посторонних.
Глава 21
— Считайте меня занудой, если хотите, — говорил Пол Сэнки, — но я по-прежнему размышляю над теми двумя предложениями, что вы вставили в речь посла восемнадцать лет тому назад. «Европейский Общий рынок никогда не будет обладать такой же экономической мощью, как Соединенные Штаты Америки. Вот почему европейские государства, объединившиеся в Общий рынок, могут рассчитывать на всеобъемлющую поддержку Соединенных Штатов Америки».
— Память у вас отменная.
— Флинн, вы хоть понимаете, что из этого вышло?
Флинн понимал только одно: ему будут читать лекцию.
К дому Пола Сэнки он подъехал на такси в половине десятого вечера. Они договорились встретиться ровно в девять, но таксисту понадобилось много времени, чтобы найти адрес.
Пол Сэнки жил в Джорджтауне. Таких маленьких домов Флинну видеть не доводилось. Ни в одном городе, где ему пришлось побывать. Размерами дом не превосходил гараж, а то и сторожевую будку.
Дверь открыл сам Сэнки. Переступив порог, Флинн очутился в единственной комнате первого этажа. Гостиную она напоминала только удобным креслом и подставкой для ног. На полу стопками лежали книги. Вдоль стен стояли чертежные доски с приколотыми к ним листами ватмана. На каждом, в сетке координат, чернела ломаная, с пиками и впадинами, линия. Над досками на стенах висели громадные графики, по которым змеились разноцветные, красная, синяя, зеленая, коричневая, линии. Флинн догадался, что графики эти имеют непосредственное отношение к экономическому анализу. Под потолком горели лампы дневного света. В камине стояли две стойки с ящичками.
Флинна усадили в единственное удобное кресло. Поесть или выпить не предложили.
Сэнки, в рубашке с короткими рукавами и галстуке, остался стоять.
— Эти фразы, произнесенные послом восемнадцать лет тому назад, в Гааге, уничтожили тот мир, который мы знали.
Флинн подозревал, что они уничтожили тот мир, который знал Пол Сэнки… мир, каким представлял его себе Пол Сэнки.
— Вы ничего не понимаете в экономике, не так ли, Флинн. Хотя и позволили себе вмешиваться в нее.
— Мое участие в этой истории не доказано, — напомнил Флинн.
— Но вы в ней поучаствовали. Вы или тот, на кого вы работали. Вы изменили мир.
Флинн пожал плечами. Он чувствовал, что Сэнки озлоблен на всех и вся. Так почему не дать ему возможность стравить пар?
— Хорошо. — Сэнки заходил по комнате, тыкая указательным пальцем в графики. — Планы послевоенного восстановления мировой экономики сводились к созданию группы экономических объединений. Речь шла о Соединенных Штатах Америки, Европейском Общем рынке, Латиноамериканском Общем рынке, Британском содружестве наций. Теперь, конечно, ясно, в этих планах было много ошибочного, но их перечеркнули те самые две фразы из выступления нашего посла в Гааге восемнадцать лет тому назад.
Из них однозначно следовало: сколько бы «равных» экономических объединений ни появлялось, какую бы они ни набирали мощь, вместе или порознь, Соединенные Штаты будут доминировать в мировой экономике. Вы понимаете, сколь это несправедливо?
Флинн пожал плечами:
— В то время это звучало искренне.
— Ладно. — Сэнки остановился около одного графика, по мнению Флинна, мало чем отличающегося от соседних. — Постараюсь не углубляться в теорию. Согласно новой экономической политике намечалось, что мир уйдет от золотого стандарта. Вместо него предполагалось использовать новую денежную единицу, установленную Международным валютным фондом и получившую название СПЗ, или Специальные права заимствования. Для вас это внове, не так ли?
— Не совсем.
— Только вышло все по-другому. Поскольку США доминировали в мировой экономике, мир перешел с золотого стандарта на долларовый.
Сэнки обратился к следующему графику.
— Но и здесь ничего не вышло. Доллар обеспечивался американскими ресурсами, которые не столь бесконечны, как американское высокомерие. Ресурсы Соединенных Штатов начали иссякать, особенно «жидкое золото», как в наиболее развитых странах называют нефть.
Сэнки забарабанил пальцами по графику.
— Таким образом, место золотого и долларового стандарта занял нефтяной стандарт, основанный на количестве долларов, уплаченных за единицу нефти.
Беда в том, Флинн, что нефть — невосполняемый товар.
Можете вы представить себе мир, экономика которого зиждется на товаре, который заливается в баки автомобилей и сгорает в печах?
В покрасневших глазах Сэнки застыла тоска.
— Все это, безусловно, поучительно. — Флинн начал набивать трубку.
— Флинн, вам известно, что нефтедобывающие страны, во всяком случае входящие в ОПЕК, требуют, чтобы их нефть оплачивалась исключительно в долларах?
Флинн убрал кисет в карман:
— Скорее да, чем нет.
К тому времени, когда управляющий директор Международного валютного фонда Иоганнес Виттевен начал настаивать на выполнении первоначального плана и использовании СПЗ вместо доллара, в мировой экономике уже вертелось полтриллиона долларов. Полтриллиона долларов, Флинн. Вы представляете себе, что это означает?
— Отнюдь.
— Разумеется, не представляете.
— Для меня и двадцать долларов — большие деньги.
— Тогда позвольте вас спросить: как могли Соединенные Штаты Америки или любая другая страна выпустить в обращение полтриллиона долларов наличными?
Флинн не ответил, посасывая трубку.
Сэнки переместился к очередному графику.
— Во-первых, чтобы поддержать имидж мощной экономической державы, Соединенные Штаты позволили своим ведущим корпорациям разрастись до гигантских размеров. В итоге они стали мировыми монополиями.
Посмотрите, что произошло из-за отсутствия конкуренции. С 1947 по 1964 год производительность труда рабочего в среднем возросла на четыре и двенадцать сотых процента. С 1964 по 1975 год рост производительности труда снизился до один и шестьдесят пять сотых. Вы знакомы с работами Бюнь Ю Ханя?
— К сожалению, нет, — признал Флинн.
— По мере того как рост производительности труда рабочих замедлялся, — указательный палец Сэнки заскользил по вычерченной на графике кривой, — американскому бизнесу не оставалось иного выхода, кроме как при расчете цены товара брать за основу не столько его себестоимость, сколько накладные расходы.
— Святой боже! — Флинн с трудом подавил зевок.
— Розничные цены начали расти. Менеджеры урезали расходы. Технический процесс замедлился.
Умный парень этот Бюнь Ю Хань.
— Я стараюсь все объяснить на пальцах.
— Оно и видно.
— Достаточно посмотреть на эти графики.
— Я и смотрю, — отозвался со своего кресла Флинн. — Смотрю.
— Второе, чтобы поддерживать за рубежом имидж сверхдержавы, Соединенные Штаты сделали упор не на гражданское, а на военное производство. — Сэнки шагнул к Флинну и прошипел: — У берегов Вьетнама есть нефть, Флинн.