Страница 122 из 144
24 ноября 1860 года Луи Наполеон издал декрет: парламенту разрешается обсуждать правительственные законы, газетам — публиковать обсуждения. Почему он это сделал, ведь ни палата, ни «креативный класс», ни «народ» особой активности не проявляли? Но, будучи, как все диктаторы, в какой-то степени полоумным, он не был параноиком: зачем давить, когда можно сделать так, чтобы тебя благодарили? Состав парламента все равно такой, что все одобрит. Образованные парижане любят читать в газетах прения? Читайте… Он даже разрешил издание нескольких более или менее оппозиционных газет, где критиковали ультрамонтанов: его раздражали их нападки на то, что он слабо поддерживает папу. Церковь несколько своевольничает — нужно показать, кто в доме хозяин. А у Дюма — горе: Эмма Манури-Лакур умерла 26 ноября 1860 года. И радости: 20 ноября Надежда Нарышкина родила ему внучку Мари Александрину Анриетту, а 24 декабря Эмили — дочку Микаэлу.
Эмили, 1 января 1861 года: «Ты знаешь, детка моя дорогая, что я хотел девочку; я тебе объясню почему. Я вижу сына сколько хочу, а дочь Мари вижу не чаще раза в год, и вся любовь, предназначенная Мари, перейдет к нашей дорогой дочурке… Не вставай и не ходи, пока я не приеду… Я собираюсь быть в Париже 12-го, тут масса дел, я должен написать достаточно статей для газеты, и мы основали комитет по выборам (в итальянский парламент. — М. Ч.), где я заседаю дважды в неделю… Если в течение первых месяцев ты не хочешь разлучаться с нашей деткой, мы поселимся на Искье[25], где самый лучший воздух и самые красивые места в Неаполе, и я буду проводить с вами по два-три дня в неделю…» Эмили хотела жить не на Искье, а в королевском дворце, Дюма в Париж не выбрался, ссорились, Эмили жаловалась, что ребенок болеет. «Боже мой! я люблю этого ребенка как самого себя… Наше единственное несчастье — муки бедной Микаэлы, но, моя бедная любовь, это несчастье нас не отдаляет, а сближает!» В феврале 1861 года Эмили приехала в Неаполь, через пару недель кормилица привезла дочь. Отец о ней: «Щеки как у рыбки и мизинец все время засунут в рот… Хотел бы говорить о цвете волос, но там пока только немного цыплячьего пуха…» Он хотел, чтобы крестным ребенка стал Гарибальди, крестной — Селеста Могадор, долго списывался с обоими, но из затеи ничего не вышло. Генерал стал к нему совсем равнодушен.
Завоевание Королевства обеих Сицилий завершилось 13 февраля 1861 года, когда пьемонтским войскам сдалась Гаэта. Тоскана, Парма, Модена и Романья были присоединены к Пьемонту, и Виктор Эммануил 17 марта в Турине провозгласил создание королевства Италия. Гарибальди на церемонию не позвали — а кто он такой?
Глава семнадцатая
СПРУТ
«Независимая» не только изливалась в любви к Гарибальди и проклятиях Кавуру, она была добросовестной и оперативной, информацию о многих событиях можно было найти только в ней. 5 марта 1861 года она сообщала, что сотни пленных из армии Франциска II брошены без ухода и умирают от тифа — остальная пресса хранила молчание. Она первой сообщила о загадочном исчезновении в ночь на 5 марта парома «Геркулес», шедшего из Палермо в Неаполь. 800 пассажиров пропали, среди них Ипполито Нуэво, летописец «Тысячи», другие газеты молчали, власти — тоже, Дюма трижды ходил к судовладельцу, тот отвечал, что паром найдется. Дюма снарядил за свой счет поисковое судно, 12 марта оно вышло в море, а 13-го «Независимая» высказала предположение о кораблекрушении. Дальше отмалчиваться было нельзя, власти заявили, что паром затонул, вероятно из-за непогоды. «Независимая» в ответ приводила сводку — погода была отличная и другие суда не пропадали — и намекала на теракт. Поиски продолжались, теперь все газеты Неаполя перепечатывали отчеты «Независимой». Поисковое судно 24 марта обнаружило предполагаемые останки парома, но газеты уже занялись другой новостью — о фальшивых деньгах. «Независимая» еще несколько недель продолжала сражение, недоумевая, почему флот не идет искать «Геркулеса» и почему всем плевать на гибель восьмисот человек, но ничего не добилась. (Катастрофу так и не расследовали.)
18 марта газета «Народ Италии», издаваемая сторонниками Мадзини, обвинила Дюма в присвоении денег, выданных ему на покупку оружия. Он вызвал на дуэль Филиппа де Бони, редактора (тот отказался), приводил расписки, которые дал ему в Мессине тогдашний заместитель Гарибальди Агостино Депретис, умолял того подтвердить их подлинность — Депретис, уволенный со всех постов, молчал. Расписки найдены и хранятся теперь в государственном архиве в Риме, правда, по ним сложно понять, все ли деньги пошли на оплату оружия; сам Дюма то жаловался, что потратил свои 30 тысяч франков, то хвалился сыну, что «получил 10 тысяч прибыли», — дело мутное. Другой конфликт — с каморрой, неаполитанской мафией, возникшей в XVIII веке и всегда дружившей с королями; когда Франциск II бежал, Либорио Романо просил главаря каморры Де Крешенцо поддержать порядок в городе. Каморра совсем распоясалась, коррупция и рэкет достигли ужасающих размеров, людей похищали среди бела дня, на улицах стреляли, правительственные газеты об этом не писали, возмущалась опять одна «Независимая». В 1862 году Дюма издал подборку своих статей о мафии брошюрой «О происхождении разбоя, причинах его распространения и способах уничтожения».
«Разбой в Южной Италии… обычное занятие, не хуже любого другого. Разбойником становятся так же, как становятся булочником, портным, сапожником. В этом нет ничего предосудительного; отец, мать, брат, сестра отнюдь не считаются запятнанными ремеслом их сына или их брата, ибо и само это занятие не является пятном для тех, кто избрал его. Разбойник работает восемь месяцев в году… он встречается с мэром, приветствует его, мэр отвечает ему тем же; зачастую они друзья, а то и родственники. С весной он достает свое ружье, пистолет, кинжал и уходит в горы. С тех пор как в Неаполе существует правительство (а я просмотрел все архивы с 1503 года до наших дней), оно временами выпускает постановления против разбойников, и, что любопытно, постановления испанских вице-королей ничем не отличаются от постановлений пьемонтских правителей, ведь преступления все те же. Это кражи со взломом, грабежи, вымогательства с угрозой поджечь дом, изувечить, убить; убийства, увечья и поджоги в случаях, когда угрозы не подействовали». Он анализировал причины: сельская страна, неграмотная, раздробленная, без дорог, как Вандея, только хуже. Запреты ничего не дадут, развивать промышленность и просвещать — иного пути нет. Историк Бенедетто Кроче: «Человек, которого многие считали легкомысленным, лучше всяких экспертов проанализировал условия проведения аграрной реформы в Южной Италии». Каморра стала слать письма с угрозами — муниципалитету пришлось выделить Дюма охрану. Любви к нему это не прибавило. Что он всюду лезет? Подумаешь, мафия, мы всегда так живем…
Дюма издал сборник статей «Гарибальди и Италия»: «Гарибальди в Палермо», «Гарибальди в Риме», «Ранение Гарибальди» и т. д. Его герой не откликнулся. 12 апреля началась Гражданская война в США, Гарибальди предлагал услуги Линкольну, но тот его не пригласил (зато у северян воевали оба сына Елены Орлеанской). Странно, что Дюма не собрался в Америку, — он так любил посылать туда своих героев… Но ему было не до того. Выпустив 18 мая последний номер «Независимой», он уехал в Париж. Все плохо: газета не приносила прибыли, мафия сердилась, неаполитанцы все время его в чем-то подозревали, отношения с Эмили испортились, видимо, она опять изменила: «Я прощаю Вас, потому что у Вас не было намерения причинить мне боль… несчастный случай произошел в нашей жизни, он не убил мою любовь, я люблю Вас так же, как всегда, но только теперь люблю так, как любят что-то потерянное, что-то мертвое; призрак»; муж Мари оказался душевнобольным и бил ее, она поселилась в монастыре в Отейле и начала судебный процесс — не о разводе, который был по-прежнему запрещен, но об утверждении раздельного проживания.
25
Остров в Неаполитанском заливе.