Страница 5 из 8
Один из племянников Рахили, сын её старшего брата, Захар Хацревин, был талантливым писателем и журналистом, погиб под Киевом, выходя из окружения в 1941 году. Писал в соавторстве с Борисом Лапиным, также погибшим под Киевом. Незадолго до собственной гибели Хацревин и Лапин опубликовали пророческие стихи «Погиб репортер в многодневном бою». Захару Хацревину было в то время всего 38 лет.
Сыновья сестры Рахили также были заметными людьми.
Захар Роговин, известный учёный, химик, создатель искусственного волокна, основы «капрона», который шел нарасхват как в промышленное производство, так и в ширпотреб. Был награжден двумя Сталинскими и одной Государственной премиями.
Его младший брат, Наум Роговин, занимал высокий пост начальника Главэнергостроя.
А с 1958 по 1964 год руководил строительством одной из первых крупнейших промышленных атомных станций СССР (Нововоронежская АЭС).
Племянница Рахили, Валентина, приняв фамилию Вагрина, стала актрисой Вахтанговского театра и блистала в заглавных спектаклях, запомнившись всем, кто видел её на сцене, своей необычайной красотой и яркостью дарования. Однако её карьера внезапно оборвалась, когда её мужа, крупного начальника Наркомвнешторга, в 1937 году вскоре после ареста расстреляли, а её отправили в ссылку. Накануне Валентину вызвали куда следует и сказали:
– Отречешься от мужа – оставим в покое, нет – поедешь в места не столь отдалённые!
Разводиться с мужем она наотрез отказалась и пробыла в ссылке до 1946 года.
Из лагеря несчастная женщина вернулась сильно постаревшая, сломленная и, несмотря на все участие коллектива Вахтанговского театра к их всеобщей любимице «Вавочке», не смогла больше выходить на подмостки.
Итак, Рахиль, едва окончив гимназию в Витебске, в 1911 году вышла замуж за Моисея Кагана (в то время именовавшегося «Мишей», но об этом речь впереди) и последовала за ним в Санкт-Петербург, поскольку он, закончив школу с золотой медалью, попал в 3-процентную норму для абитуриентов еврейского происхождения и был зачислен на юридический факультет.
По поводу своего медицинского образования, которое в Санкт-Петербурге она вроде бы пыталась получить, Рахиль, лукаво играя глазками, объяснялась весьма туманно, однако ясно, что законченного образования, как терапевт, к чему лежала её душа, она не получила.
Семейная жизнь, рождение первого ребенка, – образ этого мальчика Илюши, первенца, всю жизнь преследовал и мучил Рахиль, потому что в отношении к нему была допущена врачебная ошибка, и в результате этой ошибки ребенок умер.
Словно бы замаливая этот свой грех, – недосмотр, профессиональная неподготовленность, наконец, легкомыслие молодости, – Рахиль, как бы сразу после этой трагедии повзрослев, кидалась спасать своих и чужих при малейших симптомах заболевания или обыкновенной жалобе. При этом моя свекровь совершенно преображалась, – куда девалось только что изнурявшее её недомогание или просто усталость, – она вся как-то подбиралась и, мобилизовав инстинктивное чутье на распознание болезни, нередко ставила правильный диагноз ещё до прихода врача из поликлиники и оказывала адекватную первую помощь.
В конце концов, Рахиль получила диплом врача, закончив стоматологические медицинские курсы, но эти стоматологические корочки ей так никогда и не пригодились, потому что зубоврачебное дело было совершенно ей не по нутру. Самое смешное заключается в том, что она на всякий случай купила стоматологическое кресло, и этот громоздкий и неудоботранспортабельный предмет совершал переезды вслед за своей хозяйкой с квартиры на квартиру, и там стоял где-нибудь, задвинутый в дальний угол и практически никем не используемый, кроме кошки – свернувшись в клубок, кошка нежилась там целыми днями, иногда сладко позёвывая.
Рахиль вышла замуж за Моисея Александровича Кагана, который был в неё без памяти влюблен, двадцати одного года от роду. И как ей было не откликнуться на столь пламенное чувство со стороны весьма перспективного жениха, сулившего ей блистательную жизнь в столице!
– Ах, – рассказывала мне Рахиль во время наших нескончаемых чаепитий, – как он красиво ухаживал! Цветы, конфеты, а после отъезда в Санкт-Петербург – письма, письма, письма… Как жаль, что они не сохранились, – вот бы показать сейчас ему, неверному, чтобы напомнить о той страстной любви, которую он некогда ко мне питал…
Моисей Александрович, изначально названный Моисеем, в детстве переболел опасной болезнью и, по еврейскому обычаю, после выздоровления, от сглаза, чтобы болезнь не возвращалась, был переименован в Михаила, поскольку имя должно было начинаться на ту же букву, и так в семье его и называли «Мишей».
По складу характера он был во всем противоположен Рахили, – типичный ашкенази, голубоглазый, слегка склонный к полноте, светловолосый и рано облысевший, – это был уравновешенный, деликатный и мягкий человек с необычайно приятной улыбкой. С этой не сходившей с его лица улыбкой он встречал всех своих многочисленных невесток и зятьев, – они у него нередко менялись, но неизменно находили со стороны Моисея Александровича радушный прием и доброжелательность.
Моисей Александрович Каган родился в Витебске в 1889 году в зажиточной семье владельцев двухэтажного кирпичного дома, в нижнем этаже которого размещался самый большой в городе магазин тканей.
Основателем торгового дела был его дед, Самуил Вульфович Каган, 1842 года рождения, переехавший в Витебск с семьей из Горецкого уезда Могилевской губернии. Сохранилось свидетельство в Актах гражданского состояния города Витебска, подтверждающее переезд этой большой семьи на новое место жительства и датированное 9 января 1888 г. актом № 115.
Старший сын Самуила, Александр, должен был распрощаться со своими замыслами получить высшее образование и приобрести какую-то перспективную профессию. Семейная традиция призывала его продолжить торговое дело, которое он с успехом вел до прихода Октябрьской революции 1917 года.
А когда она произошла, Александр Каган, считавшийся местным богачом, поскольку был купцом второй гильдии, проявил поразительную дальновидность, еще до всякой конфискации добровольно расставшись со всем своим имуществом, – дом, магазин, столовое серебро, – и безвозмездно передав все это в пользу большевистским властям. Взамен он получил возможность продолжать трудовую деятельность, теперь уже в новом качестве, – бухгалтера потребсоюза. Насколько можно понять из семейных преданий, деда не особенно расстроило то обстоятельство, что он был полностью разорен, и из купца второй гильдии превратился в рядового служащего. А между тем с увеличением капитала, при прежней власти он приобретал и некоторые права, о чем в тех же Актах гражданского состояния города Витебска имеется соответствующая справка:
«Список лиц, имевших право участия в выборах в Государственную думу на 1-м съезде городских избирателей по г. Витебск, 1912 г., 2-я часть города.
№ 302. Каган Александр Самуилович, исповедание – иудейск., ценз – по недвижимости.
№ 303. Каган Самуил Вульфович, исповедание – иудейск., ценз – по недвижимости.
НИАБ, ф. 2496, оп. 1, д. 1820, с. 7.»
Наличие капитала также подтверждалось в документах городской управы, сохранившихся в местном архиве и относивших семью Каган к купцам 2-й гильдии по г. Витебск на 1917 г.
Видимо, Александр Каган не испытывал ни малейших комплексов даже от того, что теперь вынужден был ютиться с женой в одной из комнат огромной коммуналки, в которую превратился его конфискованный дом. Ведь взамен былого благосостояния он получил равноправие и почувствовал себя таким же человеком, как и все остальные, – а это было для него бесценно.
Вырваться из черты оседлости с правом проживания в любом российском городе, включая столицы, как его старший сын, Моисей, было дано лишь единицам. Но получить образование и приобрести достойную профессию стремились все. Средний сын Александра, Яков, становится врачом, младший, Вольф, – инженером-строителем. Оба они были всеми уважаемыми и известными в Витебске людьми.