Страница 43 из 74
– Нет, мое сокровище, ты ее энергия, сила, слава, путеводная звезда, магнит, божественная воля, которая станет началом, корнем, неисчерпаемым источником всех моих высоких помыслов и поступков. Мука безлюбия терзала мою душу, ужасная мысль о том, что сердце мое не способно любить, отравляла мое существование. Ты сняла эту муку. Жажда любви была моим мучением. Душе моей, лишенной предмета любви, грозила гибель. Теперь моя душа живет в твоей: я люблю тебя. Эти три слова, банальные, произносимые миллионы раз без смысла и без чувства, обрели теперь бесконечно глубокое, абсолютное значение.
– И еще одно условие нашего любовного договора, – продолжала Мария, стараясь скрыть свое волнение, хотя голос ее дрожал, – это главное условие. Соблюдение его необходимо, чтобы пощадить мою гордость, сделать спокойной мою совесть, несмотря на мой великий грех, который, я надеюсь, бог простит мне. Ни сейчас и никогда в будущем ты не сделаешь меня своей законной женой, Даже если обстоятельства изменятся и мне не нужно будет скрываться, я не захочу усугубить мой грех, став причиной скандала. Итак, я должна быть свободной и покинуть тебя, когда возникнет настоятельная необходимость.
– Не мучай меня, Мария, – сказал доктор. – Я не знаю, это ты, не хочу знать никаких подробностей – они мне не нужны. Важно, что я узнал твою душу и моя душа слилась с твоею. Я хочу быть твоим возлюбленным и твоим мужем перед людьми, ибо перед богом я уже твой муж и твой возлюбленный.
– Не богохульствуй, Фаустино. Наш безумный союз не освящен богом.
– Ты сама назвалась моей вечной женой.
– Я говорю это и верю в это. Наши души соединены. Но во имя этого союза мы не должны идти против бога: это было бы нашей гибелью. Никто не освящал здесь, на земле, союз Марии и Фаустино. Я сама не хочу такого союза. Он не может быть освящен.
– Но почему же? – воскликнул дон Фаустино. – Ты молода, свободна, красива. Ты пришла ко мне и. отдала мне свою красоту и свое сердце, не требуя ничего взамен. Я сам предлагаю тебе мою руку, мое имя, мою жизнь. Будь моей женою!
– Никогда.
– Останься со мной навсегда.
– Нет.
– Но почему? Почему ты говоришь «никогда»?
Мария колебалась какое-то мгновение, молчала, обдумывая что-то, потом сказала:
– Твоя искренность и пылкость, с которой ты все это говоришь, побуждают меня включить еще одно условие в наш договор. Ты просил меня стать твоей женой, и я ответила «никогда», Я беру назад это слово. Я уверена, что всегда буду любить тебя, и торжественно обещаю: если когда-нибудь, когда пройдет твоя молодость, и твои честолюбивые мечты исполнятся или разлетятся в прах, и ты будешь еще свободен, и все еще будешь любить меня, и я буду жива, и ты найдешь меня, я стану твоей женой. Теперь это невозможно. Ты ничем не связан. Я связала себя словом.
– Клянусь, я женюсь на тебе, когда ты захочешь!
– Не клянись – я не принимаю твоей клятвы. Бог ее тоже не примет. Прощай.
Дон Фаустино снова обнял свою возлюбленную. Освободившись от любовных цепей, Мария направилась к двери и скрылась. Доктор не решился последовать за нею.
Мария обещала вернуться следующей ночью,
XIX
На что способно презрение?
Дон Фаустино перестал сомневаться и колебаться. Радости его не было границ. Кажется, пружина, которой недоставало его душе, начала разворачиваться, и он почувствовал себя готовым к любой деятельности, способным преодолеть все препятствия и преграды.
И все же он испытывал угрызения совести.
Конечно, он ничего не обещал Росите, ни в чем не клялся, ничем себя не связывал. Но это-то и подтверждало благородство и доверчивость дочери нотариуса.
Дон Фаустино твердо решил не видеться больше с нею, пожертвовать ею ради Марии, которую страстно любил и будет любить, даже если она окажется дочерью палача. Но он не мог избавиться от чувства жалости к Росите, которая так незаслуженно становилась жертвой забвения. И все же своего решения не видеться с Роси той не переменил.
Настал день и час трех дуэтов, но Респетилья отправился к Росите один. Она очень удивилась этому и опечалилась. Респетилья старался утешить ее, взяв на себя смелость сказать, что дон Фаустино болен и лежит в постели. Недоумение Роситы сменилось сочувствием и озабоченностью.
В течение четырех вечеров Реcпетилье удавалось поддерживать версию о болезни дона Фаустино. Респетилья передавал господину нежные приветы от Роситы и по собственной инициативе приносил ей не менее нежные приветы от доктора.
Росита хотела было написать письмо, но она писала так дурно и с такой массой орфографических ошибок, что, боясь показаться невеждой, оставила эту мысль.
Она спросила у местного врача о здоровье дона Фаустино, но тот сказал, что он не был у него и ничего не знает о болезни. Но и тут Респетилья развеял сомнения, уверив, что его господин лечится сам.
Поскольку дон Фаустино не выходил из дому и никто его не видел, версия о болезни казалась правдоподобной.
А доктор ломал себе голову над тем, как порвать с Роситой, не оскорбляя ее. Он собирался послать ей письмо, в котором выразит самые дружеские и нежные чувства и в завуалированной форме, нагромоздив всякие любезности, простится с нею. Однако придумать всю эту изысканную казуистику в голове оказалось легче, чем изложить на бумаге.
В общем, письмо оказалось делом трудным: время шло, а дон Фаустино не писал.
Когда Респетилья в очередной раз стал приставать к нему с расспросами, то, не зная, что ответить, дон Фаустино просто прогнал слугу.
Даже донье Ане такой способ рвать отношения казался резким и грубым. Хотя она многого не знала, ей Словом, все меры предосторожности были приняты. По крайней мере так думал доктор. Несчастный и не подозревал, что его ожидало. Росита уже стояла за пологом, отделявшим кабинет доктора от спальни.
И тут она увидела дона Фаустино, веселого, целого и невредимого, радостно возбужденного, к тому же он декламировал стихи Соррильи:
Ее охватила ярость. Как? Она думала найти его больным и печальным, а тут на тебе! Уж не превратилась ли она в воспоминанье, и не собирается ли он задушить ее, свою больную совесть?
Росита продолжала прятаться за портьерой, ожидая, точнее – ожидая и страшась, появления соперницы. То она воображала, что это какая-нибудь служанка или судомойка, то не без страха думала, что доктор немного колдун, и ожидала увидеть здесь призрак, неприкаянную душу, привидение. Но гнев ее был столь велик и решимость так бесстрашна, что она готова была отомстить самому дьяволу, если бы он в женском обличье пришел сюда на тайное свидание с доктором.
Она сожалела, что не захватила на этот случай пистолета или на худой конец кинжала. Однако она возлагала большие надежды на свой язык и на свои руки.
Доктор поставил свечу на круглый столик, вытянулся в кресле и продолжал декламировать тихим, но внятным голосом;
Стихи возымели эффект заклинания.
Дверь бесшумно отворилась, и в комнату вошла женщина в черном. Мелодичный голос отвечал на стихи доктора такими стихами: