Страница 10 из 96
Воины Алкивиада живописными группами стояли на ближних холмах, сверкая на солнце медными шлемами и латами. А на одном из холмов Платон увидел и самого Алкивиада. Красавец стратег стоял на запряжённой колеснице в пурпуровом плаще, и его золотой щит с изображением Эрота, натягивающего лук, горел как маленькое солнце. Алкивиад был и сам похож на бога Эрота.
— Он всё-таки твой родственник? — опять спросил Платона об Апкивиаде Аполлодор.
— Да, родственник, — коротко ответил Платон.
— Я это тоже знаю, — засиял от собственной осведомлённости Аполлодор. Это было его любимым занятием — хвастаться всем, что знал. — Отец Алкивиада — брат отца твоего дяди Крития. Стало быть, Алкивиад доводится твоему дяде Критию двоюродным братом, а тебе, как и Критий, дядей. Так что ты, Платон, — племянник Алкивиада, хотя я ни разу об этом не слышал ни от тебя, ни от Алкивиада. Это почему же, не скажешь?
— Не скажу.
— Я, кажется, знаю: опасно быть в родственных отношениях с Алкивиадом. А ещё опаснее поддерживать такие отношения, правда? А вдруг Алкивиад снова изменит Афинам и перейдёт на сторону врагов? Вот, скажем, подойдёт к нему отряд царя Агида из Декелей, и он вместе с ним набросится на нас...
— Тебе бы только болтать языком, — остановил Аполлодора Платон и зашагал быстрее, чтобы уйти от него подальше.
Он не питал к Алкивиаду никаких родственных чувств и не завидовал его славе и могуществу. Только одно больно ранило его душу и обрекало на муки — то, что Тимандра любит Алкивиада так горячо, что принародно бросилась ему на грудь в Пирее. Платон не желал зла виновнику своей жгучей ревности, но всё же хотел, чтобы в жизни Алкивиада поскорее что-нибудь переменилось, чтобы он исчез из города, отправился со своими кораблями навстречу с флотом спартанца Лисандра[34] и оставался бы там как можно дольше, а Тимандра была бы всё это время здесь, в Афинах, одна...
Платон моложе своего соперника, но это, кажется, его единственное преимущество. Алкивиад тоже силён и высок, широкоплеч и красив, как, впрочем, и дядя Критий, и другие мужчины в их знатном роду. Он умён, и над ним сияет ореол воинской славы. А ещё он весел, бесшабашен, бесстрашен и щедр. И Тимандра, может быть, любит его как раз за то, чем не может похвастаться Платон: за эту весёлость и лёгкость характера. Платон залюбовался Алкивиадом, так что даже запнулся о камень и чуть не упал, вызвав смех у подоспевшего Аполлодора.
Кто хотел пить, те останавливались, выходили на обочину дороги и дожидались повозки с водой, которая двигалась в хвосте процессии. Впрочем, желающие могли не только утолить жажду, но и подкрепиться. Водой угощали бесплатно, а за вино и закуски надо было платить.
Сидя на обочине, Платон дождался водовоза и пошёл рядом с его телегой, нагруженной амфорами и кувшинами. Взял самый маленький кувшин, отпил из него сколько хотелось, оставшуюся воду выливать не стал, вернул её вместе с кувшином хозяину — дорога длинная, а колодцы встречаются не часто. Хозяином на телеге был мальчишка-раб, весёлый и разговорчивый: подавал жаждущим воду с шутками-прибаутками, делал это ловко и быстро, словно всю жизнь только тем и занимался. Платон спросил, как его зовут и откуда он родом. Мальчишка ответил, что имя его Федон, что он из Элиды, происходит из богатого и знатного рода, а в плен к афинянам попал вместе с отцом несколько лет тому назад. Отец уже год как умер, а мальчик остался у храмового жреца Феодора в Агрее, который и повелел ему сопровождать элевсинскую процессию в качестве водовоза.
— Что же тебя твои богатые родственники не выкупят? — спросил Платон.
— Так ведь идёт война, да и вряд ли кто из них знает, что я жив.
— А что ты умеешь делать кроме того, что сидеть на телеге и раздавать людям кувшины с водой? — спросил Платон.
— Многое умею, — весело отвечал Федон, не забывая между тем о деле. — Я обучен грамоте и арифметике, игре на кифаре[35] и на авлосе, пению, стихосложению и декламации. При храме я и пою, и декламирую гимны, когда в том бывает нужда по службе.
— А читаешь ли ты книги, Федон?
— Когда никто не видит, читаю, — ответил Федон, прикрыв рот рукой, проболтавшись о тайном занятии.
— И чьи же сочинения ты уже прочёл?
— Гомера, — ответил Федон. — А ещё басни Эзопа.
— И кто тебе больше понравился? Гомер или Эзоп?
— Эзоп, — ответил Федон, смеясь. — Он веселей!
Сзади послышался какой-то шум. Платон оглянулся и увидел, что к ним приближается колесница Алкивиада. Возничий громко требовал прохожих расступиться, пропустить колесницу. Алкивиад же стоял, положа одну руку на рукоятку меча, другой держась за поручень, и смотрел поверх голов идущих.
— Подай и нам воды! — потребовал возничий, когда колесница Алкивиада поравнялась с телегой водовоза. — Да поживей!
И тут Алкивиад увидел Платона.
— А, племянник! — сказал он и протянул Платону руку. — Хочешь, поедем дальше вместе?
— Так ведь надо идти, — ответил Платон, которому конечно же хотелось прокатиться на боевой колеснице рядом с Алкивиадом. — Так заведено: мисты идут в Элевсин пешком.
— Пустое! — засмеялся Алкивиад. — Становись рядом!
Платон ступил на коврик колесницы, и Алкивиад обнял его за плечи одной рукой.
— Посмотри на этого мальчишку: он умница и хорош собой, — сам не зная почему сказал Алкивиаду Платон. — Его бы выкупить для Сократа — вот был бы ему помощник: умеет читать и писать и другим искусствам обучен.
Алкивиад пристально поглядел на огольца, но ничего не ответил на предложение Платона, а лишь крепче обнял его и подал команду возничему:
— Выбирайся из толпы на обочину! Обгоним процессию!
Возничий выбрался из толпы и стегнул лошадей. Колесница понеслась по холмистой степи, словно её подхватил вихрь.
— Хорошо? — спросил Платона Алкивиад.
— Хорошо! — ответил Платон, щуря глаза от встречного ветра.
Обогнав процессию, они взлетели на высокий холм и там остановились.
— Ты решил принять посвящение Деметры? — спросил Алкивиад, глядя на движущуюся внизу пёструю колонну.
— Да, — ответил Платон.
— Жаждешь жизни вечной?.. — В голосе стратега послышалась лёгкая ирония.
— И ты ведь посвящён?
— Конечно, — усмехнулся Алкивиад. — Это посвящение мне едва не стоило жизни. Разве не знаешь?
— Знаю. Слышал, — ответил Платон. — Говорят, что ты исполнял роль Зевса, а гетера Федота — роль Деметры и что...
— Мы были тогда очень молоды, — не дал договорить Платону Алкивиад. — Дурачились как хотели и не боялись ни богов, ни людей. Впрочем, ведь боги не вмешиваются в земную жизнь людей, не правда ли?
— Да. Но в ту, другую...
— Она есть?
— Все эти люди, — Платон указал на процессию, — надеются на то, что другая жизнь есть. Скучно думать, что всё кончается здесь. Тогда эта жизнь — глупость.
— Тогда эту жизнь мы превращаем в развлечение. Ты любишь пиры, женщин, состязания?
— Я спущусь к идущим, — сказал Платон.
— Да, — не стал его удерживать Алкивиад. — Авось тебе удастся прорваться. Ведь к бессмертию, я слышал, надо прорываться — даром такое благо не даётся. Его достигают герои и мудрецы.
— Может быть, — ответил Платон и спросил: — Ты придёшь на пир, который я назначил?
— Можно с гетерой?
— С Тимандрой? — переспросил Платон. — Можно.
— А, ты знаешь, как её зовут. Впрочем, я видел однажды, как ты смотрел на неё — твои глаза полыхали страстью. Не смущайся, она стоит того. Но вот что я тебе скажу: возьмёшь её, когда меня убьют. Не раньше! — засмеялся он. — Не раньше! Я отдам её только взамен на бессмертие!
Платон спустился на дорогу, опираясь на свой тирс как на палку, — спуск с холма был крут. Оказавшись внизу, он оглянулся: колесницы Алкивиада на холме уже не было. «Я бы взял её взамен на бессмертие», — подумал он о Тимандре, хотя вряд ли в этот момент был до конца искренен. Бессмертие — самое ценное из всего, что можно пожелать, потому что оно уравнивает человека с богами и навеки приобщает к сонму героев и мудрецов. Но любовь чем-то сродни бессмертию, и кто знает, может, это прекрасное чувство, которым, кажется, наделены от природы все, — кратчайший путь к обретению вечного бытия.
34
Лисандр — спартанский военачальник-наварх; с персидской помощью снарядил флот и нанёс поражение афинским эскадрам в битвах у мыса Нотия (407 г. до н. э.) и у Эгоспотамов (405 г. до н. э.), после чего закрыл доступ в Эгейское море и организовал блокаду афинской гавани. В 404 г. до н. э. ему удалось ликвидировать демократическое устройство в Афинах. Лисандр погиб в 395 г. до н. э. в Беотии.
35
Кифара — один из самых распространённых струнных щипковых музыкальных инструментов античной Греции; на кифаре играли стоя, держа её перед грудью.