Страница 13 из 73
____________________________
1В подлиннике перевода дается французский текст:
Sans papa, D'etre seul
Sans maman, Avec vous
Sans chandelle, Sane papa.
A! qu'il est doux. Sane maman,
Mademoiselle, Sans chandelle.
51
— Он меня смешил буржуазными туалетами жен и дочерей героев национальной гвардии.— Об анекдоте про Самойлову я умолчала.
— Завтра утром приходите в половине первого, в пеньюаре, совершенно запросто, а вечером на партию в пикет в вечернем туалете: мне никогда не известно заранее, когда у меня собираются приятели. Вы играете в пикет?
— В пикет кюре? Я часто играла, а чтоб записывать, никогда не умела.
— Это все равно, я вас выучу счету. А в вист играете ли втроем?
— И втроем умею, и играю порядочно.
Ты слишком рада всем моим успехам, чтобы не радоваться, читая мои письма. Теперь, когда у меня выгодное и штатное место, я совершенно остепенюсь. Цыпленка можно и долой, впрочем, мы еще подумаем. Старик такой царедворец, он, пожалуй, огорчится слишком резким удалением. Надо серьезно заняться театром. Он с охотой будет раза два ездить в театр. Впрочем, лучше не тревожить старика, а не то беду накликаем. Я уже сблизилась с Августиной Броган и буду нанимать Левассора. Напиши мне, что ты думаешь о театрах: брать ли с собою Тюфякина раза два в неделю, или реже, или вовсе не брать? Тюфякин хорошо знает матушку, когда она жила во Флоренции с покойным Демидовым.
— Вы тогда жили у Демидова на Итальянском бульваре, на углу улицы Тэтбу. Вы только что родились. Я тогда был здесь и останавливался у Демидова. Когда ваша матушка оправилась после родов, мы поехали к Демидову во Флоренцию, а вас оставили у кормилицы. Я вас оттуда сам привез в 1825 году. Вам тогда было пять лет, и до самой его смерти вы у него жили в доме во Флоренции до 1827 г. Я как теперь помню.
Она, по словам его, очень умная собеседница; никто лучше ее не умеет держать салона. С нею всегда и всем приятно. Я этого совсем не знала и, признаться сказать, ее немного стыдилась. На прощанье Тюфякин мне сказал, что его большой каменный дом в Москве купил какой-то профессор Погодин совершенно за бесценок.
— Ну, теперь пригодилось; я уже распоряжусь и внесу деньги на ваше имя, на текущий счет. Деньги только что переведены в Париж. Это вам на булавки.
Как русские щедры. Я, впрочем, не жалуюсь, хотя
52
у меня пропасть долгов. Павел Демидов, брат Анатоля, дал два года назад пособие французскому театру в сто тысяч франков по случаю революции. А моей матери отказал в ста тысячах франков на его долю. Она ему очень близка. Анатоль говорит, что он ей свою долю уплатит, если только старший брат даст пример. Мне это все рассказывал мой старик.
№ 8. ДЕВИЦЕ МЮЕЛЬ
Париж. Вторник, 12 ноября 1833 года
Я велела себя разбудить в десять часов. Мы обвенчались, и к двум часам пополудни экипаж уже стоял у подъезда. Мой муж, действительно больной, харкал кровью, едва мог сесть к г. К(ерминьяну) в дорожную карету. Я сделала несколько необходимых визитов. Заехала к Самойловой. Не стоит выеденного яйца. Не знает, как выехать, сама говорит. Окончив ею визиты, я заехала около шести к графине Легон, это ее приемный день. Мы встретились с герцогом Орлеанским, графом Морни, Анатолем Демидовым, который неотступно приставал ко мне, напоминая вздорное обещание, сделанное в шутку, когда мы скакали вместе.
— Я, право, по совести, не могу, ведь я ваша сестра. Мне мать проговорилась.
На мне была розовая шляпа с двумя страусовыми розовыми перьями, платье черное, тюлевое, спереди пять бантов, которые опускались на лентах розового цвета, и по обеим сторонам двойной рюш, по талии продолжался тот же рюш, также двойной, но в один ряд, по плечам и вокруг шеи тот же двойной рюш, юбка атласная розовая. Рукава по локти в обтяжку, сверху очень широкие, в два буфа. Ты себе представить не можешь, как мне это было к лицу. В семь часов я поехала домой, не дав никому обещания.
На Анатоля Демидова я не на шутку была сердита. Демидов не сын своего отца: он сын князя Василия Трубецкого. А я от кого иду, от князя Трубецкого или от барона Строганова или от домашнего секретаря Демидова — я до сих пор не могу допытаться. Луиза Мейер говорит, что я дочь Мейера, ее двоюродного брата; кому лучше знать, как не ей... Я с ним была бы счастлива. Он словно мой футляр, точно по мерке сделан.
53
Герцог меня проводил до кареты, и я обещала ему быть завтра в ателье на улице Сент-Оноре в третьем часу или позже.
— Я буду за уроком с двух часов и вас буду ждать с нетерпением.
Я с матерью была в Палэ Рояль, давали «Вертер». Дежазе удивительно хороша. Мне очень было досадно уехать из театра. Но, увы, надо было не опоздать на службу. Лафит был при моем венчании. Он сказал Жиске, чтоб тот не трогал Коссидьера. Я его благодарила улыбкой за его вмешательство.
№ 9. ПОЛИНЕ МЮЕЛЬ
Париж. Среда, 13 ноября 1833 года
Я премило провела утро с герцогом Орлеанским. Я угадала его приход и мать услала по магазинам и никого не велела принимать. Вечером я опять отправилась с матушкой в Палэ Рояль. Давали «Дочь Доминика» с Дежазе и Левассором. Я приехала к Тюфякину в исходе десятого часа. Тюфякин ждал на лестнице в ужасной ажитации. Он разослал своих лакеев на все перекрестки. Это несносное насилие. Я расплакалась и вспылила не на шутку. Тюфякин так испугался, что никого не велел принимать. Я ему сквозь слезы сказала, что моя мать приедет из театра и гер<цог> 0<рлеанский>, которого я пригласила. Я засадила мать в пикет, села за клавикорды и наигрывала арии Дежазе, распевая их по памяти. Мы сыграли с герцогом три роббера. Тюфякин был очень тронут, видя меня совершенно успокоившуюся. Герцог спросил у меня, сажая нас в карету, не поздно ли будет, если он приедет ко мне кончить свой вечер.
— Не слишком ли часто будет? впрочем, приезжайте,— сказала я ему,— я всегда счастлива видеть ваше высочество,— и, со свойственною мне скромностью, потупила взоры и вся раскраснелась.
Не правда ли, как мило? Я сказала матери, что герцог едет за нами, мать на дыбы. Я объяснилась с герцогом и, потихоньку от матери, через двадцать минут вернулась к нему, и мы поехали на улицу Сент-Оноре, № 13.
Я звонила у подъезда во всю мочь. Наконец пришла m-llе Прево. «Вы вечно спите, теперь убирайтесь к чер-
54
ту, сапристи, прошу не спать, я сонных терпеть не могу»,— и, слегка подняв ногу, толкнула ее в зад. Ты удивляешься моему таланту разнообразить и заинтересовывать своими глупыми, самыми балаганными сценами? Ты заметила сцену, которой я начинаю письмо, и сцену, которой я его оканчиваю? Человеческой глупости нет пределов.
№ 10
Париж. Четверг, 14 ноября 1833 года
Я имела неимоверный успех, все старики восторженно хлопали, я их остановила одним взглядом, но их энтузиазму не было перерыву. Какие знатоки собрались у Тю-фякина! Они каждую ноту умели оценить. После ужина я потихоньку встала и, переодевшись вивандьеркой, в красной, очень коротенькой юбке (я так выросла, помнишь ту юбку, которую я надевала в прошлом году?), выступила с барабанным боем, застав их еще за ужином, и речитативом им произнесла: «Без папа, без мама, без огня». Изумлению их не было границ. Три иностранные князя просили меня им пропеть «Марсельезу», которую я им пропела с неимоверным воодушевлением. Эти три австрийские князя были крайне возбуждены и успокоились, когда я им пропела во второй раз «Идемте, дети отечества». Они целовали мои руки и сулили золотые горы, но когда я сделала вид, что склоняюсь на их предложения, то один за другим принимали вид, точно проглотили горячую воду. Эти три австрийские князя, я их назову тебе, а то, пожалуй, не упомню. Вот их имена: князь Роган Рошфор, князь Когари и князь Дидрих-штейн. Все трое из Вены. Они все трое весьма еще бодрые старики. Тут был крайне привязчивый старик с отвисшей губой, Александр Тургенев. Ему только пятьдесят лет. Он очень умен и занимается разысканиями в наших архивах. Поздравляю его и желаю ему много счастья, а меня бы оставил в покое. Одни из них почти никогда, а многие уже несколько лет как не посещают театров. На вечере были два князя Роган (один из них Гемене), князь Крой-Гавре; князь Роган Гемене вернулся из Лондона и туда же опять уезжает. Он звал меня на семейный обед через три дня. Непременно поеду, но петь не буду. Им шестерым было около пятисот лет. Мой