Страница 30 из 43
Гудзон записал: «В мертвой тишине он задавал этот вопрос одному генералу за другим». Почти все отвечали единодушно: кадровые офицеры, сержантский состав и неженатые солдаты выполнят такой приказ, но среди мобилизованных и женатых «большинство будет настаивать на том, чтобы продолжать борьбу в Англии или же предпочтут [остаться и попытать] счастья со своими семьями, невзирая на последствия». Иными словами, командование британской армии полагало, что перед лицом неминуемого поражения значительная часть личного состава сделает тот же выбор, что и презираемые ими слабаки-французы: скорее сдадутся, чем решатся продолжать борьбу в изгнании. Гудзон завершает свой рассказ: «С этой встречи мы выходили присмиревшие». Ни он сам, ни его коллеги ни разу не представляли себе перспективу такой борьбы до конца – борьбы в изгнании, на чужбине, когда сама Англия падет. Черчилль допускал и такую вероятность, но мало кто из англичан даже мысленно заглядывал в те бездны самопожертвования, которые окидывал взором премьер-министр.
Гитлер мог бы решиться на вторжение, если бы люфтваффе захватило контроль в воздухе над Ла-Маншем и Южной Англией, но при сложившихся обстоятельствах, инстинктивно опасаясь и моря, и лишнего стратегического риска, он почти ничего не предпринимал в плане подготовки, разве что сосредотачивал в портах Ла-Манша буксирные суда. Угрозой вторжения Черчилль воспользовался более ловко, чем его противники: он сумел сплотить народ вокруг общей цели отразить врага, если тот ступит на землю Англии. С перекрестков и железнодорожных станций убирали дорожные знаки и названия мест, берег опутали колючей проволокой, мужчины, по возрасту не подлежавшие мобилизации, записывались в местное ополчение, им выдавали простое оружие. Призрак вторжения Черчилль умышленно и даже цинично реанимировал вплоть до 1942 г., опасаясь, как бы природная апатия не вернулась к англичанам, едва те решат, что угроза национальной катастрофы миновала.
А в тот год и летом, и осенью намерения Германии оставались неясными и грозными. Среди населения страх смешивался с возбуждением и даже предвкушением, тем более острым, что сама мысль сражаться с немцами посреди английских лугов и деревень казалась ирреальной. Некая хозяйка усадьбы добавила в часть своего запаса канадского кленового сиропа крысиный яд в расчете скормить это угощение немцам, но, к величайшей досаде ее детей, отравительница тут же перепутала банки, забыла, какие из них оставались безопасными и пригодными для потребления, а потому вынуждена была отказать своим домашним в этом лакомстве26. Фермер из Уилтшира Артур Стрит уловил нечто, смахивавшее на пантомиму в действиях и жестах своих работников и соседей, когда местное ополчение предупредили о скором и неминуемом вторжении немцев:
«В ту ночь дежурило отделение Седжбери Уоллоп, и патрульные доставили в местное отделение полиции 17 ошеломленных гражданских, забывших прихватить с собой удостоверения личности. Но к семи часам в Уолтере Пококе очнулся фермер, и он посоветовал своему работнику на полчаса вновь превратиться из солдата в пастуха: “Ты бы наведался к овцам, но прихвати с собой винтовку с патронами, – велел он. – До загона всего десять минут ходу, а случись что, я за тобой сразу же пошлю”. “В порядочке наши овцы, – отвечал пастух. – С вечера их загнали в ограду, и хотя этому парнишке Артуру всего пятнадцать годков, я ж его сам обучил как надоть. И никуды я не двинусь, пока отбоя не будет”. К одиннадцати, когда пришло наконец известие, что угроза вторжения – реальная или мнимая – миновала, все уже изворчались. “Думаете, они в сам-деле придут, сэр?” – приставал к хозяину Том Спайсер. “Навряд ли”, – отвечал ему Уолтер. “Так я и думал, – фыркнул Фред Банс, кузнец. – На этих немецких увальней ни в чем положиться нельзя”»27.
Деревенщине из Уилтшира выпало счастье, какого большинство народов континентальной Европы были лишены: они могли беззаботно смеяться над врагом, ибо им не пришлось столкнуться с ним лицом к лицу. 17 сентября Гитлер распорядился отложить на неопределенный срок операцию Seelöwe – план вторжения в Британию. Этого англичане не знали: гражданское население, как и пилоты истребителей, заметили только, как в октябре массированные дневные атаки постепенно сменялись ночными воздушными рейдами. С 10 июля по 31 октября немцы потеряли 1294 самолета, а британцы – 788. Гитлер уже не надеялся не только захватить Британию в 1940 г., но и окончательно расправиться с истребительной авиацией противника. Вместо этого он распорядился постоянно бомбардировать города Британии в расчете таким образом сломить дух гражданского населения. Основными мишенями стали авиационные заводы, лондонские доки и другие элементы инфраструктуры. Поскольку немцы не могли похвалиться точностью навигации и бомбометания, в глазах англичан эти воздушные рейды были попросту непрерывной атакой на мирных жителей, кампанией террора.
Эти ночные рейды, начавшийся с 7 сентября «блиц», отражать было куда труднее, чем дневные налеты, поскольку у RAF имелось крайне мало ночных истребителей и радары плохо работали в темноте. Черчилль распорядился, чтобы зенитки, слишком слабые, чтобы поразить врага, все же стреляли почаще – это внушало гражданам уверенность, – но серьезного ущерба бомбардировщикам они причинить не могли. С сентября до середины ноября каждую ночь, за одним-единственным исключением, прилетало до 200 самолетов люфтваффе. 13 000 снарядов и зажигательных бомб обрушилось на Лондон, Бристоль, Бирмингем, Портсмут и другие города, а поплатились немцы всего 75 самолетами, и те в большинстве своем стали жертвами аварий, а не истребителей.
Подвергшиеся «блицу» горожане прошли через различные стадии изумления, страха, ужаса и, наконец, приняли новые условия существования. Жительница Лондона описывала один из налетов: «Бомбы густо падали, одна подле другой. Их взрывы чаруют и гипнотизируют, вероятно, это чувство тянется из детства, когда мы любовались хлопушками. Вот и я смотрела, как взрываются первые две бомбы. Если бомба не угодит в дом и не поднимет его на воздух, сам по себе ее взрыв не такое захватывающее зрелище, как большой пожар: вздымающиеся вверх языки красного и желтого пламени так примитивны, словно их нарисовал мальчишка»28. Мюриэль Грин, жительница норфолкской деревни, с удивительной для девушки девятнадцати лет отзывчивостью, записала в дневнике свои чувства в ночь после разрушительного налета немецкой авиации на Ковентри: «Хотела бы я знать, что чувствуют сами эти летчики. Ведь кто-то же их любит, хотя они и наци, они рискуют жизнью и сражаются за свою страну, как и наши пилоты. Несчастные жители Ковентри! Как же им сегодня безнадежно плохо. Сколько еще это может продолжаться? Как долго нам жить в страхе перед неведомыми бедами, каких большинство из нас еще не испытало?»29
Бомбардировки продолжались до тех пор, пока Гитлер в мае 1941 г. не начал готовить армию к нападению на Советский Союз. Города Англии, в особенности центральные кварталы, сильно пострадали от этих налетов, а еще существеннее страдали душевно горожане, ночь за ночью прятавшиеся в убежищах со своими детьми и своими страхами. В среднем за рейд бомбардировщики, поднимавшиеся с аэродромов северной Франции, теряли около 1,5 % личного состава – куда меньший процент потерь, чем несли потом англичане, бомбившие Германию, потому что англичанам приходилось проделывать более дальний путь. Погибло около 43 000 англичан и 139 000 было ранено.
Отсутствие четкого плана помешало люфтваффе зимой 1940/41 г. нанести существенный ущерб британской промышленности. Сказался недостаток и достаточно точных приборов наведения, и бомб высокой разрушительной мощи. Молодой ученый по фамилии Джонс, ставший офицером разведки, сделал важнейшую вещь для противовоздушной обороны: он придумал, как распознавать сигналы немецких радиолокаторов и как их блокировать. Конечно, при сигнале воздушной тревоги приходилось останавливать работу, а некоторые ключевые заводы были все же серьезно повреждены; немецкие бомбы разрушили десятки тысяч домов, в том числе старинные здания, церкви и другие памятники архитектуры. Но население Британии приспособилось заниматься своими делами и под бомбардировками.