Все, что смог

Проглотив брезгливость, Клевер нажал кнопку электрического чайника, насыпал в чашку ложку чая из картонной пачки и развернул пирожки. Холодные, пахнущие подгорелым маслом, они показались Клеверу манной небесной.

В тот же миг, как он набил рот пирожком, а по подбородку побежала струйка капустного сока, в этот самый проклятый миг дверь распахнулась, и в комнату вплыло небесное создание невообразимой красоты.

Светлые, с рыжиной, волосы ниже плеч, мягкие полные губы, голубые, словно ненастоящие, глаза. Фигурка чуть полноватая, но очень даже… Очень аппетитная. Особенно ноги — длинные, точеные — хоть сейчас на обложку журнала.

Клевер бы его купил. Журнал этот. С такой лапулей на обложке.

И тут до него дошло, что видок у него сейчас, как у последнего идиота на планете Земля: сидит, сгорбившись, как хомяк, жрет пирожок с капустой — чтоб ему подавиться. А напротив него девушка стоит. Красивая, видная. А он жрет — прям давится… И капустой кислой воняет. Ну что за напасть такая. Видно правду бабушка говорила, что непутевый он. Невезучий.

Гришка Клевер быстро кинул остаток пирожка в стол и стал похлопывать по карманам в поисках носового платка.

Небесное создание тактично молчало, рассматривая носки своих босоножек, пока Клевер торопливо вытирал губы и подбородок.

— Кто вас пустил сюда? — рявкнул он противне севшим от волнения голосом.

Нет, он определенно идиот. Мало того, что облажался, так еще и орать на нее вздумал. Интересно, это как-нибудь лечат? Впрочем, с его-то везением, диагноз обещает стать хроническим.

— Дежурный сказал, чтобы я обратилась в комнату номер 14, а оттуда меня послали к вам. Я, собственно, пришла спросить по поводу брата, — голос у девушки был какой-то тихий. Твердый, но… обыкновенный какой-то. Клевер даже вздохнул разочарованно.

А что, крикнул мерзкий клоун внутри него, тебе страстные ахи да охи подавай? Она ж ведь не соблазнять тебя пришла, а за брата ратовать.

Стоп! Какого брата, о чем речь идет, товарищи?! Клевер округлил глаза и вскипел. У него забот полон рот, а тут ходят всякие, с толку сбивают. Ежели человек пропал, так это не к нему, это в отдел розыска без вести пропавших.

— Ну и чем я могу вам помочь? — строго спросил Гришка Клевер, изо всех сил стараясь не пялиться. На рабочем месте находится, все-таки.

— Хочу спросить: на каком основании вы держите моего брата, Андрюшина Юрия Владимировича, в камере?

Девушка держалась не в пример спокойно, и лишь отдельные нотки в ее голосе выдавали то ли беспокойство, то ли нервозность. А глаза смотрели так, будто хотели пригвоздить к стене и просверлить дырку в головном мозге, приговаривая «почему? за что?». Гришка Клевер не знал ответов на эти вопросы. Он понятия не имел, кто такой Андрюшин Юрий, хотя фамилия казалась знакомой.

— Ну что вы, девушка, — неожиданно мягко улыбнулся он, — Если держим кого, значит, основания для этого есть. У нас, поди, не бесплатный санаторий, а каждый заключенный расходов требует. Пож… хм… поесть ему надобно, например…

— Юра и дома поест. А держите его незаконно. Я уже проконсультировалась с адвокатом, — упрямо сказала девушка и, не дожидаясь его приглашения, уселась на обветшалый стул.

Перекошенные ножки стула жалобно скрипнули, и девушка испуганно схватилась пальцами за крышку стола, опасаясь, что стул развалится, и она окажется на полу.

— Не переживайте, — участливо сказал Гришка Клевер, — Он таких кабанов выдерживал, не то, что вас — маленькую и хрупкую.

— Все у вас тут, как через одно место, — достаточно слышно пробормотала девушка.

— Особенно зарплата, — согласился Клевер, — Так что вам сказал адвокат?

— Сказал, что я имею полное право забрать своего брата домой, ведь я его опекун. А он не совершил ничего противозаконного…

— Постойте, ваш брат — несовершеннолетний? Тогда вам не ко мне.

— Да к вам, к вам. Юре уже двадцать шесть, он инвалид, а я его опекаю. Понимаете, когда вчера он не пришел домой ночевать, я не очень беспокоилась. Такое бывало и раньше. Очередной приступ меланхолии, когда он уходит в себя и бродит по улицам, играя под гитару для прохожих. Ночует в парке на лавочке. Он не может без этого, понимаете. Это все, что у него осталось…

Глаза девушки так правдоподобно наполнились слезами, что Клевер неожиданно обнаружил, что смотрит на нее, приоткрыв от умиления рот. Все-таки глаза у нее красивые. Цвет необычный. Хотя где-то он уже видел похожие глаза, причем совсем недавно. Брат-инвалид, надо же. Такая красивая сестра-опекунша. Может, если Клевер сможет чем-то помочь, ему немного обломится…

— А в обед, — продолжала девушка, — Я заскочила в метро. Ну, там он обретался в последнее время. Там мне все и рассказали.

— Постойте, — Клевера вдруг осенило, — Вы хотите сказать, что Чеченец…

— Чеченец, — поджала губки красавица, явно недовольная таким прозвищем. Еще бы — с таким клеймом на теле, душе, кличку хуже не придумаешь. Чтоб, значит, не забывал, где руки-ноги поуродовало, да лицо перекосило…

А что, они похожи: глаза, цвет волос, такая же складка в уголках рта…

— Простите, вас как зовут? — спросил Клевер.

— Лахтина Анастасия Владимировна.

Лахтина… Стало быть, на сей драгоценный сосуд имелся законный владелец. Что ж, не хлебать тебе, Клевер, из этой чаши. Теперь уж точно не обломится…

И пирожок с капустой вовсе ни причем.

А Чеченца придется-таки отпустить. Анастасия Владимировна достала из сумочки какие-то документы и протянула Клеверу. Небось, и справочка соответствующая найдется, так что даже за бродяжничество не задержать. Ну, Бог с ним. Никуда не денется Андрюшин-Чеченец. А пока и без него Клеверу есть чем заняться.

Глава 7

Разрешив столь неожиданный вопрос с Чеченцем и его раскрасавицей-сестрой, Гришка Клевер в очередной раз убедился: жизнь — птица коварная. То хвостом по морде, то клювом в глаз. До конца рабочего дня оставались сотые доли секунды, как его снова вызвал к себе Квасин. Оказалось, что, власть имущее и нетерпеливое начальство жаждало скорейших результатов. А у них — всего лишь портрет якобы убийцы, написанный со слов полуслепого бродяги. Пардон, теперь уже не бродяги.

Вон оно как дела оборачиваются. Вчера бомжом пришел, а завтра, глядишь, адвокатов рой прилетит, кусаться будут. У всех права есть, только у работников милиции таковых не наблюдается.

В кабинете Квасина его уже поджидала орда. Те двое «вышибал по вызову», что ошивались у его двери, сидели явно злые, что пришлось его ждать. Да время такое было, домой собираться давно пора. Они ж ведь люди — у них семьи. А Клевер будто прописан на этой работе.

Вопреки ожиданиям Квасин ни слова не сказал о том, что Клевер так долго мешкал, и ему пришлось самому — чай такие великие труды — принимать у себя гостей.

— Вот, Григорий Анатольевич, помощники тебе.

Он поочередно представил Клеверу Златарева и Тубольцева. Те хмуро кивнули в знак приветствия. Клевер, в свою очередь, напустил на себя важный вид и деловито уселся на любезно пододвинутый ему стул. Но в душе его пробирал смех: петушиные бои, раунд первый. Кто кому зарядит в глаз? Тот, который Златарев, небось, за главного будет — уж больно тяжелый взгляд, да и поза такая, будто сейчас умничать начнет. А не надо здесь умничать, подумал Клевер. Здесь работать надо.

— Вы, Григорий Анатольевич, вечерком с приятелем покойного встречаетесь? Вот все вместе и пойдете. Может, вопросики какие возникнут… Может, заметите что-нибудь интересное. Все ж одна пара глаз хорошо, а три — лучше.

Квасин сказал это, хитро прищурив глаза. Клевер отлично понял своего шефа. Что толку толпою ходить — свидетелей только пугать. Но ничего не попишешь, дела не терпят возражений. Напоследок Квасин попросил Гришку Клевера задержаться на пару минут.

— Я тут вот что подумал. Поезжай-ка ты к родителям покойной жены Добролюбова. Поговори, может, всплывет чего. Баба красивая была. Может, хахаль какой у нее завелся. Понимаешь, о чем я? Да и подружек навести, вопросики задай. Только сделай это один, без сопровождения. У людей и так горе…