Страница 122 из 131
— Милостивая государыня!..
— Но, конечно, я не воспользуюсь случаем…
— Милостивая государыня, я запрещаю вам оскорблять в доме моего отца того, кто должен сделаться моим мужем! Не угодно ли вам сейчас оставить этот дом!
Пока Алиса плакала горькими слезами, несмотря на утешения Жермены, Мария, хотя и будучи католичкой, входила в протестантский храм на Патриаршем дворе.
Там она долго разговаривала о чем-то с реформатским пастором Мерленом. Через два часа Мария Тушэ постучалась в дверь парфюмера Ренэ.
— Моревель меня уверил, что там я найду моего отца. Ну, смелее! Тот, кто жил при дворе Карла IX, не должен краснеть».
Она вошла. Но Мария не приметила, что после ее ухода из храма Патриархов, какой-то человек подошел к пастору Мерлену. Человек этот был совсем молод. Он сильно волновался.
— Вы знаете эту женщину?
— Знаю, — отвечал пастор.
— Скажите мне ее имя, о, скажите мне ее имя, прошу вас!
— Мария Тушэ.
Незнакомец испустил крик радости.
— А!.. Злодейка!.. Теперь я стану лицом к лицу с моим убийцей!
VII. Сен-медарский звонарь
Горести чистой души похожи на облако в летний день. Они только на время затемняют солнце. Чтобы возвратить спокойствие своему сердцу, Алиса стала убеждать себя:
«Слова этой женщины сплетение фальши и лжи… Я верю в любовь моего жениха. Он скоро, скоро придет».
Дверь неожиданно отворилась и в комнату действительно вошел Этьенн Ферран.
Но прежде мы должны рассказать, каким образом он спасся.
Пуля Моревеля только оцарапала череп. Оглушенный ударом, Этьенн потерял сознание. Придя в себя, он увидел, что при малейшем движении упадет в реку. Этьенн застрял на сваях, которые держали мост, ноги повисли в воде. Нужно было как-то выбираться.
Этьенн уцепился руками и ногами за неровности свай и моста.
После огромных усилий ему удалось наконец добраться до парапета…
Но от слабости и потери крови он упал и чуть не свалился в реку.
Ухватившись за железное кольцо, вбитое в арку, он закричал.
Крик услышал горбун Клопинэ, возвращавшийся с Перреном Модюи, сен-медарским звонарем. Отец Алисы ходил просить позволения остаться на своем месте, которого его хотели лишить по клевете и доносам.
Услышав крик, Клопинэ, сердце которого всегда было готово отозваться на зов несчастных, бросился к мосту и через несколько секунд Этьенн был вне опасности. Невозможно описать изумление Клопинэ и Модюи, когда в спасенном они узнали Этьенна. И тогда он указал старому звонарю на дом своего убийцы, Перрен Модюи вскричал:
— О! Убежим!.. Тут живет коршун; в этом логовище скрывается убийца, мясник короля!
Это гнусное звание начинало распространяться по всему Парижу.
Алиса бросилась к жениху и начала укорять его, почему он забыл ее вчера. И, конечно, был принят первый же предлог, который пришел в голову молодому человеку.
Жан Гарнье пришел в этот дом позднее, когда дом уже опустел, и лишь звонарь остался отдохнуть перед службой.
Сен-медарский звонарь окинул мясника с ног до головы и сказал:
— Жан Гарнье, я угадываю причину вашего посещения; стало быть, бесполезно говорить мне о том… Но объявляю вам решительно, что вы должны отказаться от намерения просить руки моей дочери.
— Я не могу понять причину отказа.
— Разве моя дочь вам не говорила?
— Конечно, но я желаю знать не ее причины, а ваши.
— У Алисы в сердце любовь; я ее одобряю. Я дал слово. Кроме того, мне не нравятся разговоры, которые ходят о вас.
Это на минуту смутило мясника.
— Но я живу, как все, — вскричал он, притворившись рассерженным. — Неужели вы предпочтете отдать вашу дочь человеку без всякого состояния… незаконнорожденному?
— Да. Я предпочитаю отдать мою дочь честному и незаконнорожденному бедняку.
Жан Гарнье сдержал ярость и хладнокровно, сказал:
— Послушайте, Модюи, вы бедны, стары и почти дряхлы; откажите Этьенну Феррану, и в самый день моей свадьбы я отдам вам половину моего состояния.
— Негодяй! — закричал звонарь. — Он мне предлагает продать ему мою дочь!
— Я вам предлагаю обеспечить ее жизнь и вашу!
— Жан Гарнье! — вскричал звонарь. — Я здесь хозяин и прогоняю тебя.
— А я не уйду прежде, чем не заставлю тебя, Модюи, согласиться на собственное твое счастье.
— Ты, может быть, уступишь силе? Если окажется необходимо, я должен буду вспомнить, что я был солдат.
Перрен Модюи подбежал к стене, схватил кинжал и, указывая на дверь, сказал:
— Уходи отсюда, или я убью тебя, как собаку!
Он сделал шаг.
— О, глупый старик! Ты угрожаешь мне, когда я одним движением могу обезоружить тебя.
Кровь бросилась в голову старому солдату.
— Обезоружить меня! — вскричал он. — Ты слишком труслив для этого! Осмелься дотронуться до этого оружия! Однако, и у тебя есть кинжал! Защищайся же, защищайся против старика!
— Ты этого хочешь? Ну, горе тебе!
Дверь распахнулась и на пороге показался Этьенн. Быстрее молнии он бросился и, выхватив кинжал из рук Модюи, прыгнул Гарнье.
При виде работника Гарнье с изумлением отступил.
— Отец!.. Этьенн!.. — закричала Алиса.
Жан Гарнье на одно мгновение был испуган. Но понимая, что более продолжительная нерешительность может его погубить, вскричал:
— О, успокойтесь, сударыня!.. Из уважения к вашим прекрасным глазам я пощажу этого незаконнорожденного!
В порыве бешенства Этьенн выбил кинжал из рук своего противника.
— На колени, негодяй! На колени перед человеком, которого ты оскорбил!
Жан Гарнье, посинев и дрожа от бешенства, должен был склониться под железною рукою Этьенна. Потом красильщик, отворив дверь комнаты, выпихнул в нее Гарнье.
VIII. Проблеск прошлого
Уже несколько дней в доме парфюмера Ренэ гостил друг детства — Жером Тушэ.
Оба в детстве учились в Орлеане одной профессии, и теперь Ренэ практиковал в Париже, а Тушэ, оставшись в родном городке, следил оттуда за успехами друга.
Ренэ знал о горе отца, знал о том позоре, какой пришлось стерпеть Тушэ, когда до Орлеана дошла весть, что его дочь Мария стала любовницей короля, и теперь сочувственно отнесся к безумной затее Жерома Тушэ — отравить Карла IX. Именно для осуществления этого сумасшедшего и почти нереального плана и приехал старый Тушэ в Париж.
Друзья сидели за столом, заваленном пергаментами с химическими записями ядов и противоядий, беседовали, обсуждали составы снадобий. Разговор прервал лакей, который доложил, что какая-то дама желает говорить с Жеромом Тушэ.
— Со мною? — удивился старик.
— Да, с вами.
— Проси, — сказал парфюмер. — Если я буду тебе нужен, позови, — обратился он к старику. — Я прибегу тотчас.
Ренэ исчез в ту минуту, когда лакей вводил даму в маске. Увидев ее, Жером почувствовал трепет, в котором не мог дать себе отчета. Он указал ей на стул, и когда дама села, спросил с любопытством:
— Кого имею честь видеть?
Вместо ответа гостья поспешно сняла свою маску.
Жером узнал свою дочь. Он побледнел и сдерживая гнев, хотел уйти.
— Проклятая, оставь меня, оставь! — закричал старик.
— Нет, батюшка, вы должны меня выслушать.
— Но разве ты не видишь, что твое присутствие заставляет меня страдать?
— Я уже не любовница короля… Я раскаивающаяся и несчастная дочь! Прошу у вас помилования и сострадания!..
Эти слова смягчили раздраженное сердце старика. Он скорее упал, чем сел на скамью, и, собираясь с мужеством, сказал:
— Чего вы хотите от меня? Говорите!
Мария закрыла голову руками, потом, преодолевая стыд, сказала:
— Я пришла просить у вас прощения во всех огорчениях, которые я на вас навлекла.
— Бесславие моего дома совершилось; мои губы не могут взять назад проклятие.