Просто скажи «да»

К субботе оба ходили словно в тумане от усталости, и Эндрю, который почти потерял ориентацию во времени и пространстве, наконец свалился. Он спал три часа подряд, а когда проснулся, Мей по-прежнему слонялась вокруг как неприкаянная, и каждый раз, когда Эндрю пытался заговорить с ней, смотрела на него пустым, ничего не выражающим взглядом.

Этим вечером он уговорил Мей лечь сразу после восьми. А сам вынес Алекса на балкон и принялся качать его. Сын настолько привык к этой процедуре, что Эндрю был уверен: два часа молчания ему обеспечены — если только не переставать отталкиваться ногой от пола.

На этот раз «головастик» проспал целых три часа и проснулся только от голода. Сняв легкое одеяло, которым укрывал сына, Эндрю отправился в кухню, чтобы взять из холодильника бутылочку с грудным молоком. Все лампы в квартире были потушены, только из окон падал рассеянный свет уличных фонарей. Но даже в полутьме Эндрю заметил Мей, блуждающую по комнатам с таким подавленным и несчастным видом, что у него едва не разорвалось сердце.

Он открыл холодильник, и Мей, вздрогнув, резко обернулась на звук и прижала руку к груди. На мгновение Эндрю показалось, что она близка к обмороку.

— Ты должна быть в постели, Мей, — с укоризной произнес он. — Ты ведь совершенно без сил.

Она слабо махнула в сторону коридора.

— Я думала, вы в детской. Дверь была закрыта.

Несколько мгновений он молча смотрел на нее, затем взял бутылочку.

— Давай, — сказала она, протягивая руки к малышу. — Я с таким же успехом могу покормить его. — Явно избегая смотреть на Эндрю, она вышла из кухни и направилась в спальню.

Эндрю не знал, что делать, и так измучился, что даже думать на эту тему был не в состоянии. Сняв рубашку, он направился во вторую ванную комнату. Может быть, душ взбодрит его, и он найдет нужные слова для разговора с Мей.

Контрастный душ творит чудеса, и Эндрю чувствовал себя почти человеком, когда стучал в ее дверь. «Входи» было сказано с таким придыханием, что Эндрю сразу понял: малыш или спит, или близок к этому. На прикроватном столике горел ночник, и комната тонула в мягком полумраке.

Не глядя на Эндрю, Мей проговорила, явно борясь со слезами:

— А что, если и завтра он будет так скандалить, и твои родственники подумают, что Алекс — ужасный ребенок?

Эндрю непонимающе уставился на Мей. Его сердце пропустило по крайней мере три удара, когда внезапно до него дошел смысл ее слов. Не говоря ни слова, он лег на кровать и, поймав запястье Мей, потянул ее вниз, вслед за собой. Набрав в легкие побольше воздуха, чтобы успокоиться, он положил ее голову себе на плечо, затем крепко обнял. В груди теснилось столько чувств, что Эндрю едва мог дышать, не то, что говорить.

— Мей, милая, — прошептал он. — Через наш дом прошло столько детей, что, когда появляется новый, его просто принимают. Никому и в голову не придет ставить ему какие-либо оценки. Все просто раскудахчутся над ним, а потом надают нам кучу советов. — Нарушив собственное правило, Эндрю легонько поцеловал ее в лоб. — Они полюбят его, Мей. Любого — в бородавках, с коликами.

Он услышал, как Мей сглотнула, а затем прошептала, уткнувшись ему в шею:

— У Алекса нет ни одной бородавки.

Эндрю почувствовал, как Мей улыбнулась и ее тело немного расслабилось. Он принялся поглаживать ее по спине, подыскивая нужные слова.

— Я знаю, знакомство с моей семьей тебя пугает, но я действительно хочу, чтобы ты поехала. Они хорошие люди, Мей.

Ее руки, лежавшие на груди Эндрю, сжались в кулачки.

— Но, может, будет лучше, если я не поеду, если они никогда не узнают, кто я такая.

Чтобы видеть Мей, Эндрю взял ее за подбородок и повернул к себе лицом. Его взгляд был очень серьезен.

— Независимо от того, как все сложится, — проговорил он, — ты всегда будешь матерью Алекса, а это делает тебя частью клана Макги. Такова уж моя семья.

Мей посмотрела на него, и Эндрю заметил в ее глазах страх и неуверенность… и кое-что другое — некую надежду. Это стоило ему больших усилий, но Эндрю все же удалось ободряюще улыбнуться ей.

— А потом, они получат массу удовольствия, рассказывая тебе о пакостях, совершенных мною в детстве.

Мей словно оттаяла от его тепла.

— Каких пакостях? — прошептала она.

Ему хотелось сжать ее в объятиях, чтобы защитить от прошлого, но вместо этого он заставил себя говорить.

— Отец расскажет, как я обрушил гаражную дверь на его новенькую машину, а мама — как сломал себе запястье, пытаясь съехать с крыши дома в приспособлении, сооруженном мною и моим братом. А сестры поведают, как Джек, мой старший брат, и я отравляли жизнь их дружкам. — Он провел подбородком по ее волосам и обнял крепче. — Что-то вроде этого. — Последовало короткое молчание, затем он продолжил: — Но мы с тобой почти в равном положении, Поллард. Одна из причин, по которой я хочу, чтобы ты пошла со мной, — это то, что одному мне там лучше не появляться.

Она подняла голову и посмотрела на него, словно пытаясь определить, лжет он или говорит правду. Эндрю не лгал. Помедлив мгновение, Мей кивнула.

— Хорошо. Я поеду.

— Спасибо.

Эндрю почти не сомневался, что Мей, придумав какой-нибудь предлог, встанет, но она этого не сделала. Напротив, снова уткнулась лицом ему в шею. Затаив дыхание, он замер, каждой клеточкой своего тела стремясь к Мей. Горячее желание пронзило его, и он стиснул зубы, ощутив, как твердеет и пульсирует плоть. Он старался совладать с собой, но это было невозможно, особенно когда интуиция подсказывала: если он хоть немного усилит натиск, Мей не оттолкнет его. Однако если он хочет построить длительные отношения с этой женщиной, необходимо подождать, пока она сама придет к нему.

Только вот как справиться с жаждущим телом, которое, казалось, жило собственной жизнью, неподвластной разуму? Но Эндрю готов был терпеть эту муку сколько угодно только ради того, чтобы просто сжимать ее в объятиях.

Эндрю не знал, что заставило его проснуться. Но отлично осознавал, где находится и с кем лежит в постели. С величайшей осторожностью он прижал к себе Мей и коснулся ее волос поцелуем.

Настольная лампа по-прежнему была включена, ее свет приглушал роскошный «бордельный» абажур. Эндрю улыбнулся, чувствуя, что неплохо выспался. Он слегка повернул голову, и его внимание привлекло слабое сероватое свечение между занавесками. Эндрю словно током ударило: рассвет! Он ошалело повернул голову к часам на прикроватном столике. Двадцать минут шестого! Проклятье, они уложили Алекса сразу после одиннадцати. Он встревоженно поднял голову и заглянул в колыбельку. Сын спал на боку, посасывая большой палец, и выглядел совершеннейшим ангелом.

Эндрю закрыл глаза, испытывая неимоверное, головокружительное облегчение. Боже, подумал он, надеюсь, мне больше не придется пережить такой страх.

Когда улеглась тревога, стало очевидным, что их сын проспал всю ночь. Длинную-длинную ночь! Это было так удивительно, что ему захотелось тут же растормошить Мей и сообщить ей столь потрясающую новость. Но он только улыбался, глядя в потолок и думая о том, что у парня наконец-то проснулась совесть.

Эндрю снова нежно поцеловал Мей в лоб и подумал: вот бы провести так весь день — с сыном, спящим в колыбельке у кровати, и с Мей, спящей в его объятиях. Что может быть лучше?

Однако предательское тело снова напомнило Эндрю, что он жестоко ошибается — есть и нечто значительно лучшее. Эндрю закрыл глаза и постарался не думать об этом. Секс не вписывался в общую картину. По крайней мере, пока. Даже если не принимать во внимание то, что произошло между ними раньше, ему следует подумать о Мей. Она измучена, еле стоит на ногах после бессонных ночей с капризничающим младенцем, который — если повезет — мог проспать не больше двух часов кряду. Меньше всего ей сейчас нужны его приставания. Но какое искушение. Какое непреодолимое искушение!

Пытаясь унять дрожь желания, Эндрю зарылся лицом в волосы Мей, и желание другого рода охватило его. Боже, но ведь ей так хорошо, так спокойно в его объятиях! Вот бы свершилось чудо, и Мей навсегда осталась с ним. Потершись заросшим подбородком о белокурые волосы, он погладил ее плечо, понимая, что недолго ему осталось блаженствовать.