Боги в изгнании (с илл.)

_ Нельзя заставлять каждого решать заново для себя, можно убить ближнего или нет. Кроме того, в самом высокоразвитом обществе может оказаться индивид е агрессивными инстинктами. Значит, что-то должно ограничивать этот генетический сбой. Мне кажется, надо сделать так, чтобы каждый знал, что огонь горячий, пробовал он его рукой или нет.

· Так ты за законы? — удивился Минтарл.

· Почему ты удивляешься?

Не удивляюсь — постигаю. Ты можешь — «за». Я могу, он, они… Но ведь получить могущество может индивид с генетическим сбоем, как ты говоришь. И пренебрежет твоим законом.

— Не моим, а общественным. Установленным большинством.

— Я всю жизнь имел дело с большинством. И вынес убеждение, что возглавляет его — меньшинство. Во все времена всякая новая истина зарождалась в малом круге лиц, хотя бы потому, что первый раз она приходила на ум кому-то одному. А если я в силу своей отсталости не соглашусь с этим умником? И не подчинюсь даже сгруппированному им большинству? Будучи всемогущим, конечно, как бог.

— Путаешь понятия, — вернулся к столу Тадоль-па. — Мнение становится общественным не потому, что его навязали большинству. Наоборот, большинство принимает это мнение от своего индивида как ответ на возникшую задачу. Поэтому разумнее не противопоставлять себя «умникам», а создавать им условия для того, чтобы они свободно находили своих сторонников и несли в жизнь новые истины… Что касается ссылки на могущество, то, должен сказать, это древнейшая уловка. Идет к нам, наверное, с тех времен, когда первый наш пращур вооружился дубинкой. Потом потрясали копьями, пушками, ядерными бомбами и требовали себе особых привилегий.

— А я бы предложила для всех один закон, — сказала Кари и, выждав, когда все взгляды собрались на ней, договорила: — Любовь!

Ее слова, заметила Кари, вызвали какую-то странную реакцию.

— Красиво, — сказал Ригцин, потупясь.

Смутились и отвели взгляды Тадоль-па и молодые дежурные по обслуживанию Центра Ерик и Барбан, а Минтрал крутил головой, чтобы не смотреть ей в лицо, и вышел из-за стола, пробормотав:

· Любовь не бывает вечной.

· Разве? — с уличающим удивлением следила за ним Кари, не понимая, что произошло. Почему любовь вызывает у них смущение?

· Я любил Даву… И наше с ней останется здесь, — стукнул Минтарл себя в грудь и вновь уперся взглядом в Кари. — А что может дать любовь обществу?

· Ничего, — улыбнулась Кари таинственно, — кроме самой себя.

· Какая же тогда обществу польза от моей к Даве любви?

· А какая польза от законов, которые вы тут придумываете для нас?

· Закон вносит порядок.

Короче, приносит условия игры. Так делай, а так — нет… Делаешь хорошо — получишь благо, плохо — наказание. Все законы — это частокол, который ведет стадо в нужном направлении. Но мы уже не стадо, нам не потребуются большие загоны и пастухи с дубинками, копьями и ядерными бомбами. Поймите, наконец, нам нужна любовь. Всеобщее состояние постоянного внутреннего расцвета как единая для всех форма жизни. Тогда не потребуется придумывать наказания и поощрения, любовь сама поведет каждого делать добро, и научит, и вдохновит.

— Не бороться, а терпеть, — кольнул ее Минтарл, — и не просто терпеть, а еще радоваться тому, что служишь им, восхищаться, боготворить.

Кари перевела непонимающий взгляд с Минтарла на Тадоль-па.

· Да, Кари, — кивнул он. — Именно то, о чем ты говоришь, кселензы взяли на вооружение. По всей Кселене идет насильственное внушение диктатом чувства любви к кселензам. Сопротивляющихся казнят, прошедшим акт влюбления позволяют появляться в кварталах кселензов и проявлять чувства боготворения кселензов, провозглашенных богами.

· Не может быть, — обмерла Кари и трясла головой, отказываясь верить. -Как он мог такое?… Насильно!

· А разве ты полюбила его добровольно? — взял Кари за руку Тадоль-па и смотрел пристально в глаза. — Ты же любила Эйлева. Да или нет?

· Любила… — вздохнула Кари.

· Значит, диктат! Насильно!

Кари отняла у него руку, отвела глаза. Но Тадоль-па не отступал от нее, допытывался:

· А ты счастлива?

· Очень.

· Пусть так. А могла бы ты ради него отказаться от борьбы и бросить нас, перейти на его сторону?

Кари задумалась, воссоздала образ Ворха. Какое-то время лицо его то появлялось, то растворялось в мерцающей зыби, но усилием воли Кари заставила его определиться с такой ясностью, что казалось, можно было разглядывать его черты. Этого уже было достаточно для телепатической настройки, и она отпустила мысль в поиск, как стрелу в полет, и тут же увидела Ворха уже не воображаемого, а такого, каким он был в этот момент — устало входящим в покои отдыха. Теперь осталось сфокусироваться и…

Раздался хлопок — в кресле остались скомканное платье и блокатор биокристалла.

— Вот и ответ тебе, — заключил Минтарл.

Тадоль- па молчал, опустив голову, потупив взгляд.

День пролетел незаметно, оставив ощущение обессиливающей пустоты. Казалось, из тела ушла энергия. С трудом передвигая ноги, Ворх добрался до внутренних апартаментов отдыха с единственной мыслью: поскорее повалиться в постель.

Уже готовый броситься в кровать, Ворх почему-то вспомнил Кари, как бы увидел ее перед собой. Видение исчезло, и тут же он уловил в комнате чье-то присутствие. Оглянулся — в кресло опускалась Кари. Она была совершенно обнажена. Мелькнула догадка: уже сплю. Сидя на кровати, Ворх расстегивал одежду и разглядывал Кари как посетившее его сновидение, в чем все больше убеждался, видя ее неестественную, какую-то фантастическую красоту. Она и раньше была красивой, но сейчас ослепляла. Видение Кари исторгло волну воспоминаний и тоски. Захотелось увидеть ее живой, стиснуть в объятиях и ласкать, упиваться, любить.

Кари коснулась пальцем бионика. Он вздрогнул: значит, не… Отыскал в кармане блокатор, но он выскользнул из рук Ворха и уплыл к ней; Кари заблокировала им свой бионик. Он достал новый блокатор, надел его, склоняясь к подушке, и, когда потерял ощущение ментального пространства, вновь поднялся и уставился на Кари.

· Как ты появилась здесь?

· Во сне, — улыбнулась Кари.

· Да, мне показалось — снишься… Я и сейчас не верю.

Он протянул к ней руки, но Кари осталась неподвижной. Продолжала смотреть на него то ли любуясь, то ли раздумывая. А Ворх уже не мог сдержать охватившего его порыва чувств, рванулся к ней и вдруг — нет, этого не может быть! не должно быть! — натолкнулся на невидимую упругую стену. В первый момент она поддалась его напору, но тут же легко оттеснила в прежнее положение.

· Ты… ты не веришь мне? — спросил он с растерянностью. — Тогда… зачем здесь?

· Не знаю. Захотелось увидеть. Не надо было?

· Надо. Но зачем тогда барьер?

· Он всегда был.

· Что ты имеешь в виду?

· Твой ум, — вздохнула Кари.

· Но я люблю тебя.

· Твой ум не любит. Все взвешивает, рассчитывает, вооружается. Я не осуждаю тебя, нет. Такова наша природа — быть готовыми к борьбе. Даже в любви, — грустно улыбнулась Кари. — Поэтому не понимаем друг друга.

· Может, ты и права. Конечно, права, — говорил Ворх с самоиронией. — Мы пришельцы из прошлого, где жизнь — борьба за существование.

· Вам плохо существовать?

· Плохо вам. И потому я должен, обязан предпринять нечто облегчающее судьбу народа.

· И приказал реставрировать религию? — иронизировала Кари. — Бог всегда был прекрасный надсмотрщик: не укради, не убей, не ленись — лучше не придумаешь. Поздравляю. Не пойму лишь, зачем тебе понадобилась насильственная любовь?

· Для счастья! — ответил Ворх, выдерживая ее взгляд. — А почему бы и нет?! Вот я люблю тебя, и весь мир для меня прекрасен. Даже когда тебя нет со мной, я все равно счастлив от одного сознания, что ты есть, ты у меня в груди. И я ради тебя…

· Послал ядерную бомбу.

· Дабер!… Я убью его за это, и ты скоро узнаешь. А что касается насильственности… Какая разница? Любовь всегда насилие. Приходит, когда захочет, распоряжается тобой. Ты можешь подозревать меня, но я — то полюбил без диктата. Полюбил так, что без тебя мне не нужны ни этот пост, ни Гильорт. Мне моя жизнь без тебя не нужна.