Страница 142 из 179
Наступившие к этому времени холода ограничивали перемещения танковых и моторизованных частей. Жуков рассудил, что немцы предпримут наступление по кратчайшей дороге к Москве, и именно на этом направлении была создана глубоко эшелонированная линия оборонительных сооружений.
И тут в субботу, 18 октября, Советский Союз понес ощутимую потерю в Токио, где был арестован разведчик Рихард Зорге. Зорге еще со студенческих лет был профессиональным коммунистом. Защитив докторскую диссертацию в Гамбургском университете, он стал специальным токийским корреспондентом газеты «Франкфуртер цайтунг» и подружился с послом Германии в Японии. Зорге снабжал своих московских хозяев немецкими и японскими взглядами на текущие события и раскрывал многие государственные и военные секреты. Японский офицер, арестовывавший Зорге, описал его как человека, знающего абсолютно все. Следователь, допрашивавший его, признался: «Мне никогда не приходилось встречаться с таким великим человеком».
Зорге признался в том, что вел разведывательную деятельность, но вначале он попытался притвориться, что делал это в пользу Германии. Затем, отбросив притворство в сторону, он заявил на предварительном слушании дела, что выполнил свою задачу. «Я получил подтверждения того, что Япония не вступит в войну против Советского Союза». Это был значительный вклад в русскую победу. Уверенная в том, что японцы не предпримут никаких действий на Дальнем Востоке, Красная армия перебросила войска на германский фронт. Зорге был повешен в возрасте 49 лет 7 ноября 1944 года, в 27-ю годовщину Октябрьской революции. Этот бесполезный антирусский жест трудно увязать с японским духом. После войны вдова Зорге, японка по национальности, отыскала его разложившийся труп на месте захоронения бездомных бродяг. Только в 1964 году советской общественности было позволено узнать о Зорге и о услугах, оказанных им Москве. Сталин не хотел, чтобы весь мир узнал о том, что он не обратил внимания на предупреждение Зорге относительно плана «Барбаросса». Впоследствии одна из московских улиц была названа именем Зорге.
В зиму с 1941 на 1942 год морозы ударили рано. Внезапное понижение температуры в ночь на 15 ноября превратило бескрайние просторы грязи в твердую поверхность, по которой смогли довольно легко передвигаться немецкие танки и бронетранспортеры. В снегопад, смешанный с дождем, Бок начал последнее наступление на Москву.
На следующий день практически на всем участке действия группы армий «Центр» температура снова понизилась, и ее примеру тотчас же последовал боевой дух немецких солдат, впервые увидевших в действии русских лыжников. В секретном донесении немецкого командования указывалось, что, когда русские внезапно появились в белых маскхалатах у самых немецких позиций, солдат охватила паника.
Англичане перехватили зашифрованное с помощью «Энигмы» сообщение, переданное офицером связи «Люфтваффе», находившимся в районе Курска, передававшим, что вот уже две недели в воздухе не было ни одного немецкого истребителя. На следующий день Эрнст Удет, генеральный директор технического отдела «Люфтваффе» и второй ас-истребитель Первой мировой войны после Рихтгофена, покончил с собой. Возвращаясь на самолете с его похорон, самый известный немецкий летчик-истребитель Второй мировой войны Вернер Мелдерс задел заводскую трубу и погиб.
И Гитлер, и Сталин любили вмешиваться в текущий ход сражений и отдавать приказы касательно любых мелочей, уверенные, что подобное всемогущество покажет окружающим их сверхчеловеческие способности. Однажды в конце ноября Сталин вызвал Жукова к телефону:
«— Вам известно, что занят Дедовск?
— Нет, товарищ Сталин, неизвестно.
Верховный не замедлил раздраженно высказаться по этому поводу: «Командующий должен знать, что у него делается на фронте». И приказал немедленно выехать на место с тем, чтобы лично организовать контратаку и вернуть Дедовск».
Через некоторое время Жуков позвонил Сталину и сказал, что Дедовск немцы не брали. Произошло недоразумение; в действительности речь шла о «деревне Дедово, нескольких избах на краю оврага». Сталин разгневался еще больше. Он был не из тех, кто готов признаться в своих ошибках. Сталин приказал Жукову взять с собой командующего 5-й армией и вместе с ним поехать в район деревни Дедово, чтобы лично организовать контратаку. Русские генералы прибыли в штаб дивизии и распорядились, чтобы стрелковый взвод при поддержке двух танков отбил избы. В своих мемуарах, подвергшихся жестокой советской цензуре, Жуков сухо пишет: «Вряд ли командир дивизии обрадовался нашему появлению. У него в то время было забот по горло».
Уже в самые первые недели вторжения в Россию в немецких военных донесениях отмечалась великолепная физическая подготовка русских солдат. Закаленные и выносливые, они легко переносили морозы до минус 40 градусов, ударившие под самое Рождество. Немцы с наступлением таких холодов окопались, ожидая, что боевые действия примут позиционный характер, но русские продолжали активную агрессивную тактику. В одном из немецких донесений говорилось, что «русский солдат имеет родственную связь с природой». Под этим понималось естественное умение красноармейцев использовать складки местности, маскироваться и оставаться неподвижным и невидимым в течение нескольких часов. Кроме того, русские солдаты продолжали боевые действия после наступления темноты. Зимой другого выбора не было, так как смеркаться начинало сразу после обеда. Красная армия постоянно предпринимала небольшие ночные атаки, но иногда ночью проводились крупномасштабные наступления.
Немцы были поражены тем, как безжалостно пехота Красной армии штурмовала позиции, пытаясь одержать победу исключительно за счет численного перевеса. Большие подразделения двигались прямо на пулеметный огонь, а если атака захлебывалась, предпринималась другая — с тем же боевым построением, той же тактикой, — а затем еще и еще. Русские командиры были готовы пойти на 80-процентные потери личного состава, чтобы захватить клочок земли, и стояли насмерть ради небольшой возвышенности, не имеющей никакого тактического значения. После того как небольшой передовой группе удавалось закрепиться на новой позиции, русские мастерски перебрасывали туда подкрепления и боеприпасы и начинали готовиться к дальнейшему продвижению вперед. Иногда перед наступающими солдатами на немецкие позиции или на минные поля шли в тесном строю шеренги штрафных батальонов или мирные жители, согнанные из окрестных сел и деревень. (О подобных жутких методах преодоления минных полей после войны советские генералы совершенно спокойно делились с военачальниками союзников. На Западе большинство людей просто не могло поверить в подобное.)
Массовая сдача в плен частей Красной армии, которой были отмечены начальные дни «Барбароссы», становилась все более редкой по мере того, как распространялись сведения об участи, ожидающей военнопленных, попавших к немцам. Одних расстреливали на месте, других оставляли умирать от голода и болезней. Все более ожесточенное сопротивление русской армии вынудило немцев пересмотреть свою тактику. Повсюду, где это только было возможно, более пожилые солдаты были отозваны с передовой и заменены молодыми, более сильными и крепкими солдатами, лучше приспособленными к тяготам фронта. Многие же советские солдаты — однако далеко не все — были привычны к суровым зимам. Обморожение считалось в Красной армии тяжелым проступком, и красноармейцы всеми силами старались избежать этого. Они выживали в условиях, в которых большинство немцев погибло бы. Но даже для русских воевать зимой было очень сложно, и порой противоборствующие стороны отчаянно сражались за разрушенные дома разоренной деревни, сознавая, что те, кому не удастся завладеть этим жалким кровом, к утру замерзнут. Открытая рана на морозе замерзала за пятнадцать минут, и раненые, остававшиеся на поле боя, вскоре умирали от переохлаждения. Медицинское обслуживание в Красной армии было на примитивном уровне. Большинство раненых могли рассчитывать только на глоток водки с морфием, стандартного русского средства при любых ранениях и контузиях.