Доктор и стрелок

– Взгляните на меня, – раздраженно произнес Холидей. – Я умираю: чахотка меня истощила, я и ста тридцати фунтов не вешу. Зубоврачебную практику продолжать не могу, потому что дантисту не положено харкать кровью в лицо пациентам, – он пристально посмотрел на Уайльда. – В Лидвилле есть хороший санаторий – когда окончательно сдам, переберусь туда.

Холидей перевел дыхание.

– Я приехал сюда умирать, мистер Уайльд.

– Простите, – извинился англичанин, – не знал.

– Черт, вы, наверное, один такой.

– Я ничего не слышал о местном санатории, – признался Уайльд.

Холидей закашлялся в платок.

– Говорят, есть и другие, не хуже. Сюда я приехал, поверив россказням, будто местный воздух на высоте десяти тысяч футов очень чистый. Так-то оно так, – скривился Холидей, – да вот только никто не удосужился предупредить: воздух здесь такой разреженный, что даже птицы не летают, а ходят по земле.

Уайльд кивнул и улыбнулся.

– Как-нибудь я украду у вас эту фразу.

– Дарю. Могу и заразой поделиться.

– Вы меня восхищаете, – сказал Уайльд и, достав из кармана тонкую сигару, закурил. – Как-нибудь обязательно напишу о вас пьесу.

– Для британского читателя? – спросил Холидей. – Хотите потратить впустую время и деньги – лучше приходите в «Монарх».

– Вы хозяин заведения?

– Владею им на паях.

– Тогда почему не назвать его «У Дока Холидея»? И сделать большую яркую вывеску?

– Моей смерти желают с полсотни человек, – ответил Холидей. – Зачем облегчать им задачу?

– А вы, – Уайльд подался к нему через стол, – правда совершили все убийства, что вам приписывают?

– Вряд ли.

– Не могу понять, – приглядевшись к Холидею, заметил Уайльд, – шутите вы или нет.

– Если верить слухам, – с улыбкой произнес Холидей, – то я в один день убил двух человек, которых разделяло пять штатов. Сплетники, поди, думают, что я разъезжаю по стране на Аристиде.

– Аристид? – переспросил Уайльд.

– Фаворит первого Кентуккийского дерби. Мой друг Бэт Мастерсон уверяет: скоро эти скачки прославятся.

– Бэт Мастерсон? Что стрелок может знать о скачках?

– Наш брат, мистер Уайльд, отстрелом людей себя не ограничивает. Я, например, дантист, Мастерсон – спортивный обозреватель, а Хардин готовится стать адвокатом. – Холидей насмешливо фыркнул. – Людей убивать он вряд ли перестанет, зато при нем всегда будет надежный юрист.

– А как насчет Билли Кида, о котором столько разговоров? – спросил Уайльд.

– Я, например, о нем не говорил.

– Нет-нет… Чем он еще занимается?

Холидей пожал плечами.

– Ему, я слышал, едва ли двадцать лет отроду. Вряд ли он успел обзавестись профессией.

– Вы имели в виду, что он успел только научиться убивать?

– Убийство можно считать профессией, если вам за него платят, – ответил Холидей. – Мне ни разу не заплатили ни пенни. Почти никто из нас не получал платы. Если убиваешь задаром – по доброй воле или по обстоятельствам, – то это уже не ремесло, а форма искусства.

– Или же хобби, – предположил Уайльд. – Вот вы, например, убиваете по обстоятельствам или охотно?

– Вас послушать, мистер Уайльд, так я ничем больше не занимаюсь, – ответил Холидей таким тоном, что Уайльд не понял: иронизирует собеседник, злится или просто отвечает на вопрос. – Я ведь еще сплю, ем и, бывает, успеваю вырвать зуб-другой. Скажу лишь, – сделав паузу, продолжил он, – что я ни разу не убил того, кто пули не заслуживал.

– Если ищете тех, кто заслуживает пули, пообщайтесь с мисс Энтони, – предложил Уайльд. – Вчера за ужином она призналась, что ей угрожают. Гневных писем в ее адрес хватило бы на небольшую книгу.

– Хотите верьте, мистер Уайльд, хотите – нет, однако большую часть жизни я конфликтов старался избегать. Впрочем, – помолчав, произнес Холидей, – мисс Энтони, скорее всего, сгущает краски.

– Ей правда угрожают, – убежденно произнес Уайльд. – Она показывала письма: по большей части составленные людьми неграмотными, но опасными.

– Если ей причинят вред или хотя бы покусятся на ее жизнь, у нас тут развернется вторая «Лисистрата», – улыбнулся Холидей.

– Вы знаете историю Лисистраты? – удивленно спросил Уайльд.

– Я получил классическое образование, мистер Уайльд, – ответил Холидей. – Я даже «Нигилистов» прочел.

– Серьезно? – воскликнул Уайльд, раздуваясь от гордости. – Что думаете о них?

– Мне показалось, что автор небезнадежен.

– Не… без… на… де… жен? – Уайльд спал с лица.

– Вы молоды, вам еще писать и писать, – сказал Холидей. – Я же – умирающий человек, которого трудно впечатлить.

– Жаль, что вы не доживете до того дня, когда Соединенные Штаты распространятся до самого Тихоокеанского побережья.

– Ни один из моих современников может не дожить до сего грандиозного события, – ответил Холидей. – Все зависит от Тома Эдисона.

– Томаса Алвы Эдисона? – уточнил Уайльд. – Изобретателя? – Холидей кивнул, и Уайльд спросил: – Он-то здесь при чем?

– Приехав в город, вы заметили электрическое освещение на улицах? – спросил Холидей. – Если вы прибыли дилижансом, то наверняка это был экипаж компании «Бант лайн», латунный пуленепробиваемый экипаж на двигателе Эдисона.

– Я приехал поездом, – ответил Уайльд, – а про уличное освещение знал. Знал, что Эдисон открыл контору – или точнее лабораторию – в Лидвилле. Однако какое это имеет отношение к продвижению на Запад?

– Территория Соединенных Штатов заканчивается у реки Миссисипи. Правительство и радо бы расширить границы страны, однако продвижение сдерживает магия индейских шаманов, особенно происки одной парочки – Римского Носа и Джеронимо. Да, по эту сторону Миссисипи есть городки и ранчо, но нас тут скорее терпят. Эдисон – наш величайший ум, и потому правительство платит ему за то, чтобы он исследовал магию и нашел средство противодействия ей.

– Он ведь еще год назад работал в Тумстоуне, да? – спросил Уайльд.

– Да. Он и сейчас туда время от времени мотается.

– Зато сейчас он в Лидвилле.

– Верно, – кивнул Холидей. – Серебряные шахты в Тумстоуне почти истощились, а сюда Эдисон привез новое изобретение, которое добывает серебро с такой скоростью, какую не развить и команде из десяти шахтеров.

– Вы тоже были в Тумстоуне год назад? – Холидей снова кивнул. – И вот вы тоже в Лидвилле, – Уайльд посмотрел на него, сдвинув брови к переносице. – Это не совпадение! – просияв, воскликнул он.

– Я не добываю серебро, а Эдисон не играет в карты.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Как вы догадались? – Холидей, закончив есть, встал из-за стола и положил рядом с тарелкой серебряный доллар. – Передайте официанту: сдачу он может оставить себе на чай.

– Думаю, чуть позже я загляну в «Монарх», – сказал Уайльд. – Хотелось бы увидеть вас в мирном деле. Может, даже спущу доллар-другой в фараон.

– Как пожелаете.

У двери Холидей застегнул пальто и вышел в прохладную колорадскую ночь. «Священная корова» располагалась на Третьей улице, в трех кварталах от салуна «Монарх», и он решил срезать полквартала – пройти переулком. Там его поджидала гигантская змея, футов десять в длину. Холидей сразу догадался, кто это, и потому терпеливо ждал, пока гад поднимется на хвосте и обернется воином апачей в одежде из оленьих шкур.

– Гоятлай передает тебе привет, белоглазый.

– У меня глаза налиты кровью, – ответил Холидей. – Что нужно Джеронимо?

– Гоятлай напоминает, что в Тумстоуне вы заключили сделку.

– Ну, заключили, – признал Холидей. – Однако то дело закончилось, и я так понимаю, мы снова в опасности. Что на сей раз?

– Ничего.

– Так мне просто запомнить, что в Тумстоуне мы заключили уговор на пару дней?

Последние слова он произносил уже в пустоту.

2

Сначала Холидей собирался в «Монарх», но после встречи с оборотнем изменил курс и направился к крупному зданию, облицованному сверхпрочной латунью, что стояло рядом с магазином Шейла. Холидей остановился у входа и, глянув на электрическую вывеску «Промышленное предприятие “Бантлайн”», подумал: «Бантлайн, должно быть, переживает, что все в округе зовут предприятие лабораторией Эдисона». У парадной двери на земле растянулся шелудивый пес. Холидей долго смотрел, как он грызет кость, однако животное так и не обернулось очередным посланником Джеронимо. Оно лишь с любопытством взглянуло на дантиста и вернулось к лакомству.