За землю Русскую

Александр Ярославич объехал войско. Он говорил с воинами о предстоящей битве, указывал, что делать полкам при встрече с врагом, как ставить щиты, биться пешим воинам с конными; велел держать наготове не только мечи, топоры, секиры и копья, но и багры, коими впору-де валить с коней закованных в тяжелую железную броню рыцарей.

— Настал час, други мои, — говорил он воинам. — Латинские крестоносцы конно и пешо идут по льду озера к нашему берегу. Они преследуют нас, верят тому, что мы бежали, устрашась силы их. И пусть верят. На погибель им это. Мы не опустили мечей, не бежали перед латинами, а к выгодам своим отошли сюда, за Узмень, и готовим встречу им, какой не ждут. Не страх и не слабость покажем в битве, а силу великую, удаль русскую! Пустим на берег, окружим, постоим за Русь, за землю отцов и дедов наших. И не ждать лыцарям пощады, возьмем войско их на щит, гибель обретет оно…

Громкие голоса воинов заглушили речь Александра.

— С тобой мы, княже!

— Не посрамим земли отчей и имени своего!

И, словно устрашась кликов новгородцев, побледнела ночная тьма. Над белой равниной озера задымился легкий туман. Солнце еще не встало, когда у дальнего берега Узмени показалось войско крестоносцев. Черною несокрушимой силой идет оно, точно готовясь затмить собою свет грядущего дня, заполонить воды и землю, истребить все, что встанет на пути.

Горе русичам! Не ушло их войско, задержалось на рубеже — примет оно тогда позор и смерть вдесятеро горшие, чем приняло вчера, в битве на Лутсне.

В голубоватой дымке тумана можно стало различить с русского берега острый клин железного рыцарского полка. Закованные в броню, в рогатых шеломах и шеломах-бочках, с крестовиной спереди, с закрытыми броней мордами коней, словно невиданные страшные чудовища, поднявшиеся из ледяных глубин озера, приближаются железные всадники.

Ветер качнул вершины деревьев и испуганно зашептался с ними. Бор на мысу и вокруг поросшей редкими кустами поляны на берегу Узмени кажется безлюдным. Тихо в русском стане. Войско крестоносцев близко к берегу. Передние рыцари подняли щиты и опустили копья к бою.

На бугре, у опушки бора, который тянется от Узмени по берегу Чудского озера, стоит Александр. Взгляд его устремлен на приближающееся по льду Узмени войско крестоносцев. Вслед за железным полком показались ряды пешцев; идут вольные немецкие и датские латники, за ними холопьи полки. Лица латников открыты. Копья, боевые топоры, тяжелые самострелы в руках воинов играют холодным устрашающим блеском. Справа и слева пешие полки ограждены конными рыцарями — по одному и по два в ряд. Войско крестоносцев так многолюдно, что, когда голова его достигла русского берега, задние полки терялись далеко где-то в зыбкой дымке нерассеявшегося тумана.

Позади Александра князь Тойво и ближние дружинники, впереди которых воевода Гаврила Олексич. Александр стоит опираясь на меч, лицо его спокойно, оно лишь порозовело от тянущего с озера резкого утреннего ветерка. Князь Тойво рядом с Александром кажется еще ниже ростом; если бы не борода и усы, то нельзя было бы и признать в нем зрелого по годам, мужественного воина. Широко расставив ноги, Тойво будто врос в снежный пух, глубоко покрывающий землю. Олексич еле сдерживает нетерпение. Он то приподнимет к глазам ладонь, всматриваясь в приближающиеся рыцарские полки, то повернется к своим дружинникам. Кажется, вот-вот с уст его сорвется боевой клич и, забыв обо всем, даже о близости князя, молодой воевода ринется навстречу черной силе, надвигающейся с озера…

— Пора, княже, — приблизясь к Александру, произнес он. — Вели начать… Пора!

— Нет, Олексич, рано, — не оглянувшись на воеводу, остановил его Александр. — Далеко от лыцарей тверди, пусть идут меченосцы ничего не страшась.

— Не сдержим, иссекут они суздальцев, кои там, в челе нашего войска, — Олексич показал рукой. — Крестоносцам и конца нет.

— Конец свой найдут они в битве, — перебив Олексича, строго произнес Александр. Приподнял руку и быстрым, едва уловимым движением опустил забрало. Постоял еще так. Дождавшись, когда передние конники рыцарского железного полка, вытянувшись на берег, подступили к твердям, не повышая голоса, сказал, обращаясь к Тойво — Настало время, брате, потешить тебе лыцарей. Перейми их на твердях, окажи умельство в стрелецком искусстве! Вместе с тобою велю пускать стрелы и конным лучникам.

Над вершинами бора, позади русского стана, показалось солнце. Оно было огромное и багряное. Косые, не греющие лучи его, скользнув по обнаженной снежной целине, бесчисленными огоньками вспыхнули и заиграли на железе брони и оружии крестоносцев.

Когда передние рыцари достигли твердей, забросанных снегом колючих ершей сваленных древесищ, кони, шедшие до того ровно, путаясь в ершах, зло вздыбливались, прядали в стороны, падали на колени. Ряды всадников смешались. Снег на твердях закраснел от крови. В это время на чистое поле между твердями и кустами, скрывавшими чело русского войска, выбежали карелы. Вслед за ними с правой и левой руки показались конные новгородские лучники. Они сомкнули строй перед задержавшейся на твердях головой рыцарской свиньи. И в то же мгновение сотни стрел железными осами взвились в воздухе навстречу меченосцам. Стрелы со звоном бились наконечниками о броню, вонзались в шеи, бока, ноги коней, сломанными стрекозами падали наземь.

Ослепив стрелами рыцарей, лучные стрельцы так же внезапно скрылись в борах, как и появились. Этот бой и явился началом битвы. Никто из стрельцов не пал на поле. Движение меченосцев стало медленнее. Тверди и горячий дождь метких стрел изломали и нарушили казавшийся несокрушимым клин железного рыцарского полка.

На поле, на той стороне его, где, скрытый чащей бора, стоял полк левой руки воеводы Василия Спиридоновича, под замешкавшимся лучником споткнулся конь. Всадник спешился. Рыцарь в рогатом шеломе, преследовавший лучника, устремился на пешего. Ах, не уйти лучнику от беды! Рыцарь близко, тяжелое копье его вот-вот настигнет и поразит отрока. Да и не бежит стрелец. Он припал на колено, поднял лук и, наложив на тетиву стрелу, замер. Рыцарь понукает коня. Снег у опушки глубок, грудью разваливает его конь. На поляну из-за ближних кустов выбежал секирник Василий Сухой. Подняв секиру и что-то крича, он спешит к лучнику.

Поздно! Не пронзит копье отрока — конь затопчет копытами. Но вот, кажется в самый последний миг, стрела лучника сорвалась с туго натянутой тетивы. С визгом всверлилась она в узкую щелку на лице рогатого шелома, поразила в глаз меченосца. Словно обессилев под невыносимой тяжестью лат, рыцарь откинулся на спину коня. Копье его, падая, все же коснулось пером отрока. Конь поднялся на дыбы, стряхнул с себя всадника. Тот не смог высвободить ногу из стремени; миновав раненого лучника, вися головою вниз, буровил снег.

Высоко задирая ноги, проваливаясь в сугробах, Сухой настиг рыцаря, взмахнул секирой. Освободившийся от седока конь скрылся между деревьями. Сухой поспешил к отроку.

Лучник лежал вверх лицом, вытянувшись на снегу, но был жив. Когда Сухой наклонился над ним и окликнул, отрок открыл глаза.

— Счастье твое, паробче, что стрела метка, — сказал Сухой. — Промимь стрелочка — не подняться бы тебе. Зверем шел лыцарь. Кричал я, звал, а ты оглох будто, не слышал. Не бежал-то неужто нарочно?

— Не знаю. Страшно было, когда он близко с копьем…

— То-то. Ноги, поди, не несли с перепугу. И в том удача — стрела не улетела на ветер.

— Я птицу стрелю в глаз.

— О-о! Ловок…

Сухой поднял раненого и на руках перенес к бору, где, ожидая своего часа, стояли секирники. Уложив отрока на охапку еловых веток, брошенную на снег около догоревшего костра, снял с себя овчинный тулуп.

— Лежи! — укутывая раненого, сказал он. — Не поддавайся страху, не погибнешь. Княжие секирники мы, не оставим. Как тебя по имени-то?

— Олёнко, — прошептал отрок.

Обессилев от боли, он вытянулся и закрыл глаза.