Страница 17 из 32
Леньку словно током ударило.
— Пухова! — неожиданно выдохнул он.
Шастун удивленно посмотрел на него.
— А, значит, слыхали все же о нем? Или читали? Дотошные вы ребята, я вижу. Ну, ладно. Разведывали мы тогда олово, а нашли золото. Нас было мало…
— Пять человек! — на этот раз перебила Светка.
Шастун, сбив на затылок кепку, глянул на нее и покачал головой, но продолжал рассказ:
— Да, пять человек. Дмитрий Ананьевич, золотая головушка, над нами начальствовал. Да как начальствовал? Родной отец так не заботился бы о нас, как он. Последний кусок хлеба делили, последнюю заварку чаю. Спали в одной драной палатке. И вот объявил нам Дмитрий Ананьевич, что открыто перспективное месторождение. Это в тот день, когда самородок нашли…
— Собачью голову! — не вытерпел Ленька. Шастун даже машину остановил.
— Э-э, шустрые мальцы! А вы откуда все знаете? Ведь вас тогда и на свете белом не было!
— Нам Ник Палыч рассказал, — потупился Ленька.
— А-а. Он знает, — с уважением сказал Шастун. Машину он не трогал с места.
— Дмитрий Ананьевич решил продолжать поиски, а меня с документацией и образцами послать в город доложить, чтобы скорее начали разработку. Золото нужно было стране. Мимо проходил поезд — трактор и вездеход. Доставил он на прииск продовольствие, груз и теперь возвращался. Дмитрий Ананьевич и уговорил старшего, как сейчас помню, Вакульский его фамилия, чтобы взял он меня. Сложил я все документы, образцы в полевую сумку — большая такая сумка у меня была, а на самое дно сунул самородок. И вроде никто не видел, не знал, а все ж оказалось, что Вакульскому об этом стало известно. Может, с геологами поговорил, а те парни открытые, ничего не скрывали, может, случайно подслушал наш последний разговор с Дмитрием Ананьевичем, когда он напутствовал меня — палатка-то драная, все слышно. Это уж я потом все ворожил, доискивался, как оно так случилось.
Словом, выехали мы. Впереди на тракторе Вакульский — он сам его вел, а позади на вездеходе — несколько человек с прииска, вездеходчик и я. Едем, ни о чем таком не думаем, говорим о том о сем.
Холод стоял лютый в ту осень, и здесь, на двадцатом километре, как водится, началась пурга. Ударила, затянула все вокруг. Ну, вездеходчик опытный, ведет машину уже по чутью. Особенно не беспокоится, знает, что здесь теплушка должна стоять. В ней обычно пережидали пургу. Дошли до столбика «21», а теплушки нет! Что такое? Тут-то ошибочку и сделал вездеходчик — стал на месте крутиться, искать теплушку. Крутнулся раз, крутнулся другой — и себя потерял. Каждый лезет с советом — еще хуже. Словом, заблудились мы. А все потому, что Вакульский, проезжая мимо теплушки, зацепил ее тросом да и потянул за собой: она на полозьях была.
— Зачем? — спросил Ленька.
— А чтоб заблудились мы и перемерзли, — спокойно ответил шофер. — А он золото заберет. В пургу ведь как получается? Живет человек, пока в теплом вездеходе сидит. А как горючее выкачается, мотор охладится — все тепло сразу и выдует. Никакие тулупы не спасут тогда. Вот и мы кружили, все горючее вышло, стали замерзать.
Светка испуганно моргнула.
— Ну, на Руси не все караси, есть и ерши. Колеса не идут, так ведь ноги есть! Не стали мы сиднем сидеть, ждать по-овечьи погибели. Огрызок карандаша отыскался у меня в сумке, ну и каждый написал домой последнее письмо.
— Как это последнее? — не понял Ленька.
— Ну, если нас после замерзшими найдут, так чтобы родным передали последний привет и последнюю волю.
Светка и Ленька переглянулись.
— Выбрали самого молодого, каждый дал ему что потеплее, укутали его, чтобы потом, когда все замерзнут и он последним останется, мог донести драгоценный груз.
— Золото? — догадался Ленька.
— Про золото никто из них не знал. Письма! — Шофер зачарованно смотрел вдаль. — За пояса держались, за телогрейки, чтобы друг от друга не оторваться. И как только кто падал, ему на помощь кидались, поднимали. Вижу, люди рядом из сил выбиваются. А я не могу помочь, не имею права. Золотое месторождение в сумке, а на груди письма горят, жгут сердце.
— Так это вы несли письма? — догадался Ленька.
— Я нес, — кивнул Шастун. — Идут люди, падают, а меня под руки держат. Рванулся, кричу: пустите, сам пойду! Сначала шел, потом полз. Лечь хочется, заснуть, а меня будто толкает что: иди! Понял я тогда — самое тяжелое мне оставили, не мог я остановиться, как они, не имел никакого права.
Шел, шел и уткнулся лбом в стену теплушки. Еле дверь нащупал, открыл. Глазам своим не верю — сидит у печки горячей Вакульский и смотрит на меня. По взгляду его ледяному, змеиному я все и понял. Рванулся к нему, за горло хотел ухватить, а сил никаких нет. Ударил он меня чем-то по голове, я и обмяк…
— А дальше что? — шепотом спросила Светка.
— Очнулся в больнице аж через два месяца. Все это время в беспамятстве лежал. Узнал, что все спаслись, — следом шел другой тракторный поезд и подобрал замерзающих. А меня в теплушке нашли, доставили в больницу. Хватился я сумки, кричу: где сумка? И снова надолго в беспамятство впал. А когда уж совсем очухался, вызвали следователя, все я ему рассказал. Искали Вакульского, искали, да так и не нашли. Уволился он, пока я в больнице лежал, и уехал неизвестно куда. Так и затерялся в гуще людской, а может, и погиб — неизвестно.
— А почему вы не поможете Ник Палычу разыскать месторождение Пухова? — подался вперед Ленька. — Ведь вы были тогда с ним, знаете.
— Какой из меня помощник, — махнул рукой Шастун. — Я и тогда в его работе мало что понимал. Был простым рабочим, шурфы ломом долбил. А чтобы помочь, нужно многое знать. Да и сколько уж времени прошло… Ко мне обращались, да все без толку.
Он снова надвинул кепку на сосредоточенное, хмурое лицо и осторожно тронул свой верный ЗИЛ.
Знакомство с мастером Бекоевым
— Сегодня радостный день в моей жизни, — хмуро сказал Ксаныч, когда «беглецы» собрались в гостинице. — Наконец-то все нашлись. Эту ночь буду спать спокойно.
Он не выдержал и улыбнулся.
— Эх, братцы, если бы знали вы, сколько я пережил за это время! Поостереглись бы убегать и разбегаться.
— Да разве мы хотели вас расстраивать? Зачем вы переживали, Ксаныч? Все нормально, — закричали ребята наперебой.
— Нормально кончилось, — поднял палец Ксаныч, — А могло кончиться ненормально. Кроме того, вы подсчитали, сколько средств затрачено на все ваши путешествия?
— А мы ничего не тратили! — возразил Ленька.
— И мы, — поднял руку, как на уроке, Василек.
— Я тоже, — пробасил Дрововоз. — Я ведь на мотоцикле с Гусятниковым ездил…
Ксаныч прищурился.
— Значит, везде «зайцами» ездили, бесплатно? На самолете, машине, мотоцикле… А вы знаете, что каждый оборот пропеллера ледового разведчика стоит рубль? Сколько оборотов потрачено на ваши полеты, а, Галкин?
Эдька испуганно молчал. В голове его, как на счетчике такси, прыгали цифры. И все затихли, уставившись в пол.
— Зато мы сняли язык, — хмуро сказал Василек.
— Чей язык?
— Ледовый. Из паковых льдов. Капитан Елисеев сказал, что этот язык очень нужен ученым.
— А мы золотоискателей сняли! — добавила Светка.
— И еще ледовых разведчиков…
— Мало, мало, — нахмурился Ксаныч. — Приключений много, а дела мало. Ну-ка, садитесь поближе, наметим, что кому снимать.
…Ленька осторожно пола по крыше, держа в руке кинокамеру. Отсюда открывался великолепный вид на порт. Вдали за узким проливом синел остров Раутан, справа насупился мрачный мыс с шапкой облаков набекрень, а слева расползалась толстая сопка. Позади Леньки за крышей никакого вида не открывалось — все закрывала высоченная сопка. Понизу она была подпоясана двумя дорогами — на рудник и на прииски. По дорогам пылили машины: одни с рудой, другие порожняком, третьи с чистой ключевой водой.
В блокноте у Леньки недавно появилась запись: «Город на ключевой воде». Эту воду возят автоцистернами из ключа, расположенного неподалеку, между рудником и городом. Однажды Ленька прыгнул на подножку автоцистерны и проследил путь ключевой воды в городе. Из нее варили компот в многочисленных детских садиках, она охлаждала турбины электростанции, струилась из сетки душа на усталого грузчика и шофера. Вода питала весь город.