Танцор Января

И столкнулась лицом к лицу с большеглазым мрачногубым эльфом с копной нечесаных курчавых волос. Гончей потребовалась вся выдержка, чтобы не закричать.

Обнаружена! Здесь все же был сторож.

Но эльф ничего не промолвил. Глаза не моргнули. Рот не открылся. Из-за сшитых губ раздался отстраненный голос.

— Я — Билли Кисилвандо. Я в пьяном припадке убил приятеля…

И ужас от риска обнаружения уступил место ужасу от находки.

Это была висевшая на стене голова с вставленными вместо глаз стекляшками и зашитыми губами, тщательно сохраненная умением таксидермиста. Под ней находилась табличка с именем, описанием преступления и датой его совершения. Очевидно, если кто-то останавливался на какое-то время рядом с головой, интеллект проигрывал последние слова преступника.

Когда Билли Кисилвандо в пьяном припадке убил приятеля, ему дали стодневную отсрочку, чтобы уладить дела и привести мысли в порядок, чем он и занялся. Он отправился в глушь Малавайо с рюкзаком, походным посохом и небольшим, но преданным терьером. Вернулся девяносто девять дней спустя без собаки и посоха, явился к главе округа, признался в содеянном и молил прощения у ману приятеля. Затем ему отрубили голову, замумифицировали и повесили в Палате покаяния, где на нее взирали путники, попадавшие в район Нолапатадии. Впоследствии он повторял признание перед каждым, кто приходил посмотреть на него. Такова была жестокая традиция: и дело тут не в том, что человеку даровали отсрочку, дабы подумать о близящемся конце, а в том, что он чувствовал себя обязанным вернуться по истечении этой отсрочки.

Осмотрев голову Билли Кисилвандо, бан Бриджит изрекла вердикт:

— Вот это уже няобычно, — сказала она вслух.

Гончая зачарованно бродила по залу, обнаруживая все больше рядов превращенных в чучела и подвешенных голов. Панели возле входа были более новыми; те, что у дальней стены или в боковых залах, — более древними. Головы, закрепленные на них, обладали строгими лицами, классическими бородками и стрижками. На старых табличках стояли даты давно минувшей Эры Павлина. На тех, что поновее, красовались галактические даты, но с записанными ниже в скобках годами в павлинианском исчислении.

В боковых комнатах эльфов было меньше, а в одном, особенно пыльном зале находились только определенно мужские и женские головы. Эти самые древние чучела располагались тесно друг к другу, были изъедены молью и повреждены. Чем свежее были головы, тем более андрогинной внешностью они обладали.

На более новых стенах, окрашенных в яркие цвета современного Павлина, среди эльфов затесались и другие народы: бледные, плосколицые югуртане; золотые женщины с Валентности, узколикие алабастриане с коричнево-красной кожей. Была там даже голова цинтианского воина, украшенная драгоценными камнями, — жестоко высокомерная, варварски пышная, — вероятно, не просто было перерубить эту шею. На лицах иномирян сохранилось выражение безграничного удивления, словно они не могли взять в толк, что с ними делают, — кроме цинтианина, который каким-то образом умудрялся ухмыляться даже после смерти. Охваченная любопытством, бан Бриджит подождала, пока он не скажет свое последнее слово.

— Отсоси мой хрен, — прошептала голова, и краешки губ бан Бриджит тронула невольная улыбка. Одного у варваров с Хадрамоо нельзя было отнять: они умели умирать стильно.

Гончие умели творить чудеса буквально из ничего, и в ремонстраториуме бан Бриджит нашла все, что ей требовалось. Внизу, в комнате для препарирования, она отыскала краситель, с помощью которого придала своей золотистой коже коричневый оттенок — за исключением ладоней и ступней, — бан Бриджит знала, что таким образом некоторые меграномеры украшали себя. Найденным в той же комнате ножом она отрезала самые длинные пряди волос, а оставшиеся волосы стянула ремешком на макушке. Кусочек угля из механического цеха прибавил ей морщин и слегка состарил, а две маленькие монетки, найденные в ящике стола и засунутые в ноздри, изменили форму носа.

Наконец она повязала саронг вокруг бедер. Вероятно, силовики уже знали, как выглядит ее одежда. Но Гончая скользнула в сторону, находясь в темноте между фонарями, пока преследователи самодовольно шли позади, считая себя умными и незаметными. В лучшем случае они смогут вспомнить, что ее саронг был «разноцветным», что нисколько не сузит параметры поиска. Она не решилась изменить фасон, поскольку, после очистки временной памяти всенаряда, большую часть интеллекта ткани занимала база данных КТК. Поэтому бан Бриджит просто вывернула саронг наизнанку, чем изменила и немного приглушила ее цвет.

Но пончо не принадлежало культуре этого мира, его бы сразу заметили. Гончая не могла избавиться от него — ведь в нем находилась часть скопированной базы данных, поэтому она обмотала пончо вокруг головы — старинный стиль — и сшила края с помощью найденных в комнате для препарирования нитки с иголкой таким образом, что оно стало походить на хиттинадский тюрбан, который также пригодился для того, чтобы прикрыть ее рыжие волосы.

Бан Бриджит все еще походила на иномирянку, но уже могла сойти за пожилую хиттинадку или меграномерку, а не за юркую золотую Гончую в бегах.

— Йа и тхак опхаздхыфаю, — сказала она вслух, оттачивая меграномерский акцент с Восточных островов. Впрочем, лучше не переигрывать. Весь смысл заключался в неприметности.

Получится не очень хорошо, если иномирянина обнаружат поблизости от ремонстраториума. Поэтому, когда небо на востоке чуть посерело, Гончая пробралась через неподвижные и безмолвные сады к путям следования маглева. Там она нашла рощицу в общественном парке и затаилась. Уходящая ночь была прохладной, и ей пришлось обхватить себя руками, жалея, что пончо пришлось спрятать.

Утром, когда люди стали собираться у остановки маглева на улице Уасладонто для поездки в город, бан Бриджит заметила троих туристов. Она выскользнула из укрытия и пересекла дорожку таким образом, чтобы незаметно поравняться с ними. Как и ожидалось, они обрадовались появлению «еще одной настоящей женщины», особенно ей был рад единственный мужчина в группе. Родом с самой Верховной Тары, он был гордым обладателем клетчатого килта, окаймленного бахромой плаща и восхищенного взора. Шедшая подле него югуртанская женщина имела крепкое телосложение и зонтик, сходный по расцветке с ее саронгом. Она представила Гончей даму с Валентности, которую встретила в ресторане неподалеку.

Вместе с этой пестрой и болтливой компанией, походившей на путешествующих приятелей, бан Бриджит прошествовала мимо усталого стража порядка, стоявшего у входа в поезд с цифровым изображением в руке и мыслями о близящемся конце смены. Он высматривал в толпе более молодую и атлетически сложенную женщину, которая к тому же путешествовала в одиночестве.

Подняться на корабль оказалось несложно. С помощью имплантата бан Бриджит связалась с интеллектом, и охранники, оставленные стеречь корабль, лишились сознания от звукового импульса, сгенерированного системой защиты корабля. Затем бан Бриджит проскользнула на борт, заблокировалась и дала охранникам проснуться естественным образом. Потом она позвонила в отель и попросила прислать ее вещи на корабль, объяснив, что провела ночь на борту, «занимаясь делами Гончих». Если события прошлой ночи всплывут на поверхность, она прикинется, что ничего не знает. Да, она надевала свое «повседневное зеленое», потому что Пулавайо, видимо, привела в восторг ее форма. Да, она покинула Нолапатадию в весьма ранний час: они могли спросить у самого Пулавайо. Если повезет, силовики будут чувствовать себя глупо из-за того, что всю ночь прогонялись за каким-то рыжеволосым туристом, и не станут давать делу ход. Это лишь привлекло бы внимание Лиги и, что страшнее, других Гончих. Следов того, что она скопировала базу данных КТК, не осталось, а директор подтвердит основные детали.