Комедии

Лунардо. Я это испытал. Моя покойница, бедняжка, была ангел. Зато эта — сущий василиск!

Симон. А моя-то? Хочет, чтобы все было по ее воле.

Канчано. А моя-то? Я могу кричать, сердиться как угодно, но с ней ничего не поделаешь.

Лунардо. Очень это неприятно, однако все же выносимо. Но в таком случае, как у меня, скажем по справедливости, дело зашло слишком далеко. Надо решать… а я не знаю, что делать.

Симон. Отошлите ее к родителям.

Лунардо. Ну вот еще! Чтобы она меня осрамила на весь свет!

Канчано. Отправьте ее в деревню. Пусть там живет!

Лунардо. Еще бы! Да она там все мои доходы проест в четыре дня!

Симон. Пусть с ней кто-нибудь поговорит; найдите кого-нибудь, кто ее наставит на путь истинный.

Лунардо. Э, она никого не станет слушать!

Канчано. Попробуйте отнять у нее наряды, драгоценности, держите ее в черном теле и пристыдите ее…

Лунардо. Это я пробовал: еще хуже!

Симон. Мне все ясно. Знаете, что нам остается делать, куманьки?

Лунардо. Что?

Симон. Терпеть их такими, как они есть.

Канчано. Ох, по правде, думаю и я, что другого выхода нет.

Лунардо. Да… Я тоже понимаю, что это за штука. Вижу и я, что каковы они есть, такими и останутся. Я ведь приучил свой желудок переносить это. Но последнее, что она выкинула, — это уж чересчур! Погубить девушку! Привести тайком любовника в дом! Положим, я сам выбрал его ей в мужья, но почем она знала, скажем по справедливости, мои намерения? Ну, да, я ей намекнул на эту свадьбу; но разве я не мог раздумать? Разве мы не могли разойтись? Разве до свадьбы не могли пройти месяцы, годы? И вдруг приводить его в дом, в маске, исподтишка! Устраивать им свидания!.. Моя дочь! Невинная голубка! Нет, я не могу этого простить, я должен ее наказать, унизить, сказать по справедливости, изничтожить!

Симон. Всему виной синьора Феличе!

Лунардо. Да, ваша сумасшедшая жена всему виной.

Канчано. Вы правы, и она жестоко за это поплатится.

СЦЕНА 2

Те же и Феличе.

Феличе. Любезные синьоры, благодарю вас за ласку.

Канчано. Вы здесь, зачем?

Лунардо. Что вам надо в моем доме?

Феличе. Вас, кажется, удивляет, что я здесь? Вы хотели бы, чтоб я ушла. А вы, синьор Канчано, уж не решили ли вы, что я отправилась вместе с графом?

Канчано. Если еще вздумаете с ним водиться, я вам покажу, кто я таков!

Феличе. Скажите мне, милый мой старикашка, ходила ли я куда-нибудь без вас?

Канчано. Этого только нехватало!

Феличе. Принимала я его когда-нибудь без вас?

Канчано. Посмели бы вы!

Феличе. Почему же вы думали, что я ушла с ним?

Канчано. Потому что вы полоумная баба!

Феличе (про себя). Храбрится, потому что в компании.

Симон (тихо Лунардо). Ого, она струсила.

Лунардо (тихо Симону). Он хорошо сделал, что показал зубы.

Канчано. Пожалуйте, синьора! Идемте домой.

Феличе. Потерпите немножко.

Канчано. Удивляюсь, как это у вас хватило смелости явиться сюда.

Феличе. Почему? Что я такое сделала?

Канчано. Лучше не заставляйте меня говорить.

Феличе. Нет, говорите, сделайте милость.

Канчано. Идем домой!

Феличе. И не подумаю.

Канчано (угрожающе). Идем, чорт возьми!

Феличе. «Чорт возьми», «чорт возьми»! Чертыхаться я и сама умею. Что это еще такое, синьор? Что, вы меня в канаве подобрали? Служанка я ваша? Разве так говорят с приличными женщинами? Я ваша жена. Вы можете мне приказывать, но оскорблять себя я не позволю. Я не забываю уважения к вам, но и от вас требую того же. За все время, что вы — мой муж, так со мной вы еще не разговаривали. Что это за угрозы? Что это за «чорт возьми»? Что это за размахивание руками? Вы угрожаете мне? Такой женщине, как я?.. Говорите-ка правду, синьор Канчано, уж не эти ли синьоры вас так настроили? Посоветовали вам так обращаться со мною? Не они ли научили вас этим глупостям? Если вы человек благородный, так и поступайте благородно; пусть я ошиблась в чем-нибудь, тогда объясните мне мою ошибку, исправьте ее. Но никаких глупостей: никаких угроз, никаких «чорт возьми», — такого обращения я не потерплю! Вы поняли, синьор Канчано? Будьте благоразумны, если хотите от меня благоразумия.[34]

Канчано стоит онемев.

Симон (тихо Лунардо). Слышали? Как вам это нравится?

Лунардо (тихо Симону). Так бы и схватил ее за шиворот да потряс хорошенько! А этот болван стоит, словно воды в рот набрал.

Симон (тихо Лунардо). А что ему делать? Убить ее, что ли?

Феличе. Что же вы молчите, синьор Канчано?

Канчано. Кто умнее, тот всегда уступает.

Феличе. Изречение, достойное Цицерона. Что вы на это скажете, синьоры?

Лунардо. Милейшая синьора, лучше не заставляйте меня говорить.

Феличе. Наоборот. Я именно и пришла, чтобы выслушать, что вы скажете! Я знаю, что вы на меня сердиты, и мне очень интересно выслушать ваши жалобы. Излейте ваш гнев на меня, синьор Лунардо, но не вооружайте против меня моего мужа. Имейте в виду, что я женщина справедливая: если ваши обвинения правильны, я сама сознаюсь в своей вине и дам вам какое хотите удовлетворение. Но согласитесь, что сеять раздор между мужем и женой — вещь непростительная; не делайте другим то, чего бы вы себе не хотели. Это относится и к вам, синьор Симон: вы, при всей вашей осторожности, непрочь подлить масла в огонь, когда можно. Да, я говорю это вам обоим, и говорю с полной откровенностью, чтобы вы меня поняли как следует. Я женщина честная; если вы что-нибудь против меня имеете, скажите прямо.

Лунардо. Скажите мне, любезная синьора, кто привел этого мальчишку в мой дом?

Феличе. Я его привела. Я привела его в ваш дом.

Лунардо. Браво, синьора!

Симон. Превосходно!

Канчано. Вы еще хвастаетесь, словно доброе дело сделали!

Феличе. Я не хвастаюсь; может быть, лучше мне было бы этого не делать, но во всяком случае это дело не плохое.

Лунардо. Кто же вам позволил привести его?

Феличе. Ваша жена.

Лунардо. Моя жена?! Она с вами говорила? Просила вас? Пришла к вам и попросила его привести?

Феличе. Нет, синьор. Просила меня об этом синьора Марина.

Симон. Моя жена?

Феличе. Ваша жена.

Симон. И она просила этого приезжего помочь девочке?

Феличе. Нет, синьор, приезжего просила я.

Канчано (с гневом). Вы его просили?

Феличе (к Канчано с гневом). Да, да, я!

Канчано (про себя). Ах, негодяйка! У меня слов нет!

Лунардо. А зачем все это? К чему было его приводить? Зачем синьора Марина вмешалась в эту интригу? Как моя жена позволила это?

Феличе. К чему, зачем, как? Слушайте. Я вам расскажу, как было дело. Дайте мне говорить, не прерывайте меня. Виновата ли я, права ли я — вы сами рассудите. Прежде всего, синьоры, дайте мне сказать вам одну вещь, — не сердитесь на меня и не примите во зло: нельзя быть такими самодурами; нельзя быть такими дикарями! Ваша манера обращаться с женщинами — с женой, с дочкой — ни на что не похожа, и пока вы ее не измените, никто никогда не будет вас любить. Они повинуются вашей силе, но совершенно справедливо чувствуют себя оскорбленными и смотрят на вас не как на мужей или отцов, а как на татар, медведей и тюремщиков. В самом деле, не только «сказать по справедливости», а сказать действительно: синьор Лунардо хочет выдать дочку замуж; он не говорит ей ни слова, он не желает, чтобы она даже знала это, он не позволяет ей познакомиться с женихом; нравится ли он ей, не нравится — у нее даже не спрашивают. Я согласна, что девушке не пристало самой выбирать себе мужа; так уж водится, что мужей им выбирают отцы, а дочери должны повиноваться; но ведь не с веревкой же на шее вести их к венцу! (К Лунардо.) У вас единственная дочь, и вы так легко готовы ее принести в жертву! Правда: прекрасный молодой человек, добрый, красивый, и он должен ей понравиться. Но уверены ли вы, «сказать по справедливости», что он ей понравится? А что, если нет? Девушка воспитана строго, но какая жизнь ожидает ее с мужем, у которого родитель такой же дикарь, как вы? Нет, синьор, мы хорошо сделали, что познакомили их. Ваша жена хотела этого, но не осмеливалась сделать. Синьора Марина попросила у меня совета. Я придумала эту историю с масками и просила графа. Они видели друг друга, понравились друг другу, и оба довольны. Вы должны были бы радоваться и успокоиться. Ваша жена выказала доброе сердце; синьора Марина заслуживает похвалы. А я вмешалась в это дело исключительно по доброте душевной. Если вы люди — согласитесь со мной; если вы дикари — требуйте удовлетворения. Девушка невинна, молодой человек безупречен, а мы — женщины, достойные уважения. Я кончила свою речь. Воздайте хвалу браку и простите великодушно адвоката.

34

Феличе произносит одну из тех тирад, которые так любил Гольдони и которые так трудно повторять современному актеру. Ими Гольдони пытался подтянуть отсталое венецианское мещанство и поднять его до уровня более культурной итальянской буржуазии. Речь Феличе построена по всем правилам адвокатского ораторского искусства, которые Гольдони, как старому адвокату, были превосходно известны. Конец речи — пародия на адвокатские концовки.