Страница 55 из 212
Ему помогали Микоян, Поспелов и Серов, напомнив, что и декрет о борьбе с террором был принят 1 декабря 1934 г. по настоянию Сталина, и что лимиты на аресты в 1937 г. утверждались им лично. Хрущев согласился, что «в докладе еще, может быть, добавить» и сказать об этом. Его поддерживают Первухин, Булганин и Микоян. Хрущев предлагает проверить дело Тухачевского, Якира, Уборевича и других военных, в том числе разобраться с письмом Сталину от чехословацкого президента Бенеша по поводу этой группы.
Молотов, вроде бы, непротив, но высказывает мнение, что «Сталина как великого руководителя надо признать». Микоян возражает ему, припомнив:
— А ты, товарищ Молотов, поддерживал…
— Нельзя в такой обстановке решать вопрос, — накинулся на него Каганович. — Нельзя так ставить вопрос, как товарищ Шепилов ставит о плакатах (то есть нарочито односторонне. — Ю. А). Надо все взять. Многое пересмотреть можно, но 30 лет Сталин стоял во главе.
Молотов продолжил:
— Нельзя в докладе не сказать, что Сталин — великий продолжатель дела Ленина.
— Возьмите историю, — прервал его снова Микоян. — С ума можно сойти!
— Если верны факты, — разве это коммунизм? — бросил реплику Сабуров. — За это простить нельзя.
«Правильно посмотреть на факты», — призвал Маленков:
— Правильно ставится вопрос. Сказать надо партии.
— Знали ли мы? — спросил Первухин и ответил. — Знали. Но был террор. Тогда не могли что-либо сделать. И партии обязаны объяснить это, сказать и на съезде и на пленуме.
— Всю правду, — уточнил Булганин. — Сказать, что Сталин из себя представляет: состав ЦК 17-го съезда ликвидировал! Я не согласен с товарищем Молотовым, что он великий продолжатель. В докладе можно обойтись без этого, не говорить, что он продолжатель, не раздувать его личность.
— Партия должна знать правду, но преподнести ее надо, как жизнью диктуется, — призывал к осторожности и взвешенности Ворошилов. — Тот период диктовался обстоятельствами. Но страну мы вели по пути Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Мерзости было много, правильно говорите, товарищ Хрущев. И доля Сталина в этом была, была. Не можем мы пройти мимо этого. Но надо подумать, чтобы с водой не выплеснуть ребенка. Дело серьезное. Исподволь к нему подходить надо.
— Нельзя оправдать этого ничем, — говорил Суслов. — За несколько месяцев мы узнали ужасные вещи. Сталин Двинскому (ответственному работнику аппарата ЦК ВКП(б), посланному им в 1937 г. на работу первым секретарем Ростовского обкома. — Ю. А.): «10-15 человек на район осталось, и хватит». А возьмем дело Сланского (генерального секретаря ЦК Компартии Чехословакии. — Ю. А.): звонок был из Москвы. Не славословить его надо. Культ личности еще больший вред наносит.
Молотов присоединился к мнению Ворошилова:
— Правду восстановить надо. Но ведь правда и то, что под руководством Сталина победил социализм. И неправильности были, и позорные дела — тоже факт. Все надо соразмерить. Поэтому вряд ли успеем перед съездом сказать.
Подводя итоги обмена мнениями, Хрущев призвал решать этот вопрос в интересах партии:
— Сталин — преданный делу социализма. Но вел это дело варварскими способами. Он партию уничтожил. Не марксист он. Все святое стер, что есть в человеке. Все своим капризам подчинял.
Он согласился, что говорить на съезде о массовом терроре не стоит. (Заметим, кстати, что речь ведь шла не о массах, не о народе, как жертве системы, а о ее становом хребте — партии, вернее, о ее руководителях). Но линию в отношении Сталина, считал Хрущев, «надо наметить», отвести ему свое место, почистить плакаты, литературу, — другими словами, «усилить обстрел культа личности», взяв в помощь Маркса — Ленина{665}.
К 3 февраля 1956 г. относится указ Президиум Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Социалистического Труда К.Е. Ворошилову в честь его 75-летия. В традиционном приветствии от ЦК КПСС и Совета Министров СССР он характеризовался как «верный ученик великого Ленина, один из выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства»{666}. Упоминание о Сталине, ранее обязательное для такого рода документов, впервые отсутствовало. Этот факт с полным правом можно квалифицировать как первый реальный симптом приближающегося большого разговора о культе личности и его главном носителе. О внезапности такого решения, принятого в узком кругу, свидетельствует и то, что в приветственных телеграммах К.Е. Ворошилову от руководителей братских коммунистических и рабочих партий он по-прежнему именовался учеником Ленина и ближайшим соратником Сталина. Тогда же решался и вопрос о приглашении на съезд ветеранов из числа несправедливо репрессированных, но затем реабилитированных. 3 февраля Президиум ЦК поручил Секретариату ЦК рассмотреть вопрос о выдаче гостевых билетов «группе коммунистов, которые были в прошлом неправильно исключены из партии и ныне восстановлены в рядах КПСС»{667}.
Но не слишком ли много будет «свидетелей обвинения»? И не стоит ли разбавить их другими известными ветеранами, не подвергавшимися репрессиям? 4 февраля заведующий отделом партийных органов ЦК КПСС по союзным республикам Е.И. Громов вносит предложение пригласить на съезд в качестве гостей 25 человек и прилагает их список. Постоянные гостевые билеты на все заседания предполагалось выдать 20 из них, в том числе В.П. Антонову-Саратовскому, С.И. Гопнер, С.С. Дзержинской, Г.М. Кржижановскому, Г.И. Петровскому, Е.Б. Стасовой, Л.А. Фотиевой. А из перечисленных в уже упомянутых списках репрессированных, но реабилитированных гостевые билеты, причем только разовые, «на отдельные заседания», должны были получить лишь 5 человек, в том числе и Снегов!?{668}
4 и 5 февраля 1956 г. Хрущев направляет членам и кандидатам в члены Президиума ЦК, а также секретарям ЦК еще один проект отчетного доклада. Там содержалось обещание построить 38 млн. квадратных метров жилья уже в этом году и 205 млн. за пятилетие{669}. И были зафиксированы все внешнеполитические новации. Но о культе личности — опять ни слова!
9 и 13 февраля Хрущев рассылает им же поправки, внесенные в этот проект, в том числе поправку Молотова, предложившего дополнить вывод о возможности использовать и парламентский путь для перехода к социализму с оговоркой о необходимости давать «решительный отпор оппортунистическим элементам, не способным отказаться от политики соглашательства с капиталистами и помещиками». Хрущев посчитал молотовские поправки приемлемыми и сообщил, что включает их в проект{670}. Именно в эти дни и был решен вопрос о зачтении на съезде отдельного доклада о культе личности Сталина.
9 февраля 1956 г. Президиум ЦК заслушал сообщение комиссии Поспелова. В нем говорилось, что «1935-1940 годы в нашей стране являются годами массовых репрессий советских граждан» и что в эти годы «было арестовано по обвинению в антисоветской деятельности 1920635 человек, из них расстреляно 688503 человека»{671}. Приводимые в сообщении факты были настолько ужасающими, что «в особенно тяжелых местах текста Поспелову было трудно читать, один раз он даже разрыдался», — вспоминал Микоян{672}.
При обсуждении Хрущев, Первухин и Микоян подчеркивали, что приведенные цифры и документы, в том числе за подписью Сталина, раскрывают несостоятельность его как вождя.
— Что за вождь, если всех своих уничтожает? Надо проявить мужество, сказать правду.
Они высказали мнение, что продумать, как это сделать, конечно, надо. Но съезд должен знать: