Страница 38 из 50
Ветви согнулись от тяжести, задрожали, расправились, и ребенок-старик полетел вниз.
– А-аа-аа-аа-аа…
Жуткий вопль тянулся, казалось, до бесконечности. Потом раздался дальний шлепок о камни.
Оттащив друга от пропасти, Кестрель тут же разжала руки. Прикосновение отнимало у нее силы. Мальчик лежал ничком, не двигался и тихо стонал.
– Ты цел, Мампо?
Послышался глухой, надтреснутый голос:
– У меня все болит.
Однокашник попробовал встать. Но тут же сел на землю как подкошенный и тяжело задышал.
– Я сломался, Кесс.
Близнецы потрясенно уставились на спутника, стараясь не показывать своего ужаса. Косички Мампо, все еще переплетенные золотыми ленточками, стали совершенно седыми. Кожа иссохла и покрылась морщинами. Спина сгорбилась. Их друг превратился в маленького немощного старика.
– Все будет в порядке, – произнесла девочка, сглотнув ком. – Мы тебя починим.
– Я заболел, Кесс?
– Да, немножко. Только мы что-нибудь придумаем.
– У меня все ноет. – Мальчик расплакался.
Не так, как прежде, – громко, в голос, а слабо и беззвучно. Лишь пара скупых слезинок поползли по глубоким морщинам, избороздившим лицо.
Что нам делать?
Двигаться дальше, – откликнулся Бомен. А вслух сказал, обращаясь к Мампо:
– Идти можешь?
– Наверное.
Однокашник осторожно поднялся и неуверенно шагнул вперед.
– Только не быстро.
– Ничего. Как сумеешь.
– Поддержи меня, Бо. Дай опереться на твое плечо.
– Нет, Мампо. Ты не должен к нам прикасаться, пока не поправишься.
– Не трогать вас? Почему?
Бедняга так и не понял, что с ним произошло.
– Чтобы мы тоже не заразились.
– А, ясно. Конечно. А скоро я выздоровею?
– Да, Мампо. Скоро.
Друзья отвернулись от роковой Трещины-Посреди-Земли и двинулись по Великому Пути к северному хребту.
Идти стало до обидного сложно. При всем старании одряхлевший товарищ передвигался еле-еле, да и то поминутно присаживался перевести дух. Потом поднимался и шагал дальше. И ни слова жалобы не слетало с его уст.
Близнецы уже и не чаяли добраться до вершины. И не только бедняга Мампо затруднял им путь. Лес начинал нехорошо меняться. На самой дороге деревья не росли, зато по сторонам шумела непроходимая чаща. Под сенью ветвей странники самым уголком зрения замечали какие-то проворные тени. Кто-то скрытно следовал за ними, молча, не отставая, но и не забегая вперед. Бомен кожей чуял чужое присутствие, однако стоило ему обернуться, посмотреть в упор – никого и ничего.
Шло время, и новые тени принялись кружить высоко над головой. Сперва дети не обращали на них внимания – птицы бесшумно парили, простирая огромные крылья и постепенно опускаясь все ниже. Сначала их было пять или шесть. А вот примерно через полчаса, когда Бо покосился вверх, он уже не сумел сосчитать жуткие пятна, текущие по небу черной рекой. В памяти всплыли недобрые истории о диких зверях, что преследуют путешественников, выжидая, пока кто-нибудь не ослабеет, не отобьется… Мальчик ускорил шаг.
– Мампо притомился, – сказала сестра. – Надо бы потише. Давай переведем дух.
– Нет! Только не теперь!
Девочка услышала в голосе Бомена страх – и резко обернулась.
– Ни… чего, – пыхтя, прохрипел однокашник близнецов. – Я догоню.
Бо, так нельзя.
Что нам еще остается?
И дети продолжили путь. Глядя, как медленно они бредут, птицы смелели с каждой минутой. Теперь огромные крылья плавно рассекали воздух над самыми верхушками деревьев, накрывая землю тенями. Хищники чем-то смахивали на гигантских орлов, но были черны как смоль.
Мампо споткнулся о камень и растянулся ничком, да так и остался лежать. Кестрель склонила колени рядом, желая убедиться, что мальчик не пострадал. Оказалось, тот всего лишь свалился от усталости.
– Бо, ему нужен привал. Хотим мы этого или нет.
Брат понимал, что она права.
– Покормим для начала, – сказал он и, развязав чулок, вытащил последний орех из своих запасов. – На, отдай Мампо…
Внезапно зашумел ветер, мальчика быстро накрыла тьма, и ладонь полоснуло, будто ножами.
Бомен вскрикнул – больше от изумления, чем от боли, – и сжал пострадавшую руку. Кровь заструилась меж пальцев. А черный орел с клекотом уносился прочь, зажав грязевой орех в острых, точно клинки, когтях, оставивших на ладони жертвы три четких неглубоких пореза. Мальчик потрясенно смотрел вослед хищнику. Между тем невысоко над головой парили еще трое, вглядываясь, не появится ли на свет еще какая-нибудь еда. Когда птицы летели рядом, их распростертые крылья накрывали собою Великий Путь.
Мампо лежал на земле, широко раскрыв глаза от ужаса, и было слышно, как бьется его сердце. Кестрель невольно прикрыла беспомощного друга. А птицы опускались все ниже.
– Брось его, Бо! – крикнула девочка. Опомнившись, брат зашвырнул чулок настолько далеко, насколько смог. Один из великанов спикировал с небес, громко щелкнул когтями и улетел с добычей на маковку столетнего дерева. Прочие – им не было числа – молча продолжали кружить, высматривать, ждать.
Детям грозило небо, поэтому они не сразу заметили зверя, который, мягко ступая, появился из чащи. За ним – другой. Хищники чуяли запах крови, текущей из ран, душный аромат слабости. Стая бесшумно вышла на дорогу и застыла, сверкая желтыми глазами. Мампо увидел новых врагов первым.
И закричал в голос.
Бомен вздрогнул, посмотрел вокруг – и окаменел. В каких-то двух десятках ярдов от троицы плотным кольцом стояли волки. Поджарые, косматые, ростом с крупных оленей, с отвисшими громадными челюстями, высунув языки, они часто дышали и в упор смотрели на путников.
– Все хорошо, Мампо, – совершенно забывшись от страха, произнесла Кестрель, лишь бы заставить однокашника замолчать.
Черными призраками низко парили орлы, предвкушая поживу. Гигантские птицы затмили небо, и дорога погрузилась во мрак. Волки подкрались ближе и снова замерли. Может быть, добыча покажет спину и бросится бежать?
– Не подпускайте их ко мне!
Визг несчастного постаревшего мальчишки перерос в привычные всхлипы, но только гортанные и надтреснутые.
Вот уже ветер от орлиных крыльев овевает лица близнецов; вот они уже слышат, как пахнут горячие, мокрые волчьи шкуры. Дети прижались друг к другу, наблюдая, как хищники обнажают клыки – острые, гладкие, белые, точно сметана, и беззвучно надвигаются на добычу.
Из чащи донесся протяжный, леденящий душу вой. Волки остановились. Птицы снова взвились над лесом. Вой повторился, скорбный, исполненный силы. Звери устремили к лесу призывные взоры.
Из-за деревьев медленно выступил огромный, седой от старости волк. Даже в сравнении с остальными он выглядел великаном. Любое его движение излучало мощь и власть, однако лета брали свое, и в широкой груди что-то глухо рокотало при каждом вздохе. Высокий, словно откормленный вол, хотя по-прежнему тощий и жилистый, хищник пошел прямо на Бомена, не сводя с него желтого взгляда.
Мальчик не дрогнул. Звери почтительно расступились, вожак миновал их и встал над храбрым ребенком. Внезапно долгое, лохматое тело содрогнулось, волк припал на задние ноги, а потом и вовсе растянулся ничком. Голова тяжело возлегла на вытянутые лапы, глаза неотрывно жгли душу Бомена. Стая последовала примеру седого предводителя. Все как один улеглись на дорогу вокруг неразлучной троицы.
Внезапно Бомен осознал, что нужно делать. Он медленно протянул вперед окровавленную руку; отец волков обнюхал ее, подняв морду. После чего высунул длинный нежно-розовый язык и лизнул рану.
Мальчик уселся на землю со скрещенными ногами. Хищник опустил ему голову на колени. Взгляды скрестились, и в эту минуту человек и зверь поняли друг друга, как никогда.
– Они ждали нас, – проговорил Бомен, сам еще до конца не веря, что проник в мысли волка.
– Для чего?
– Чтобы сразиться с Морах.
При звуке ненавистного имени стая ощетинилась. И словно потянуло холодом. Вожак поднялся, за ним покорно встали прочие. Старый волк задрал голову к небесам и снова тоскливо завыл. Услышав древний клич, орлы-великаны принялись быстро снижаться, выписывая круги; в конце концов, несколько раз обмахнув головы детей могучими крыльями, они сели на землю вторым защитным кольцом.