Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 35

Увы! Этот просвет грозил новой бурей. Нильс фон Канцов, очень снисходительный отец Томаса, заметил, что сын регулярно посещает Герингов, пропуская занятия в школе, и что это весьма негативно сказывается на его учебе. И этот сознательный офицер написал весьма деликатное письмо бывшей жене, попросив ее сделать так, чтобы Томас навещал ее чуть реже. Он также проинформировал Карин, что отныне Томас будет ходить в школу с сопровождающим, или он сам будет провожать сына. Но на это весьма разумное письмо Карин отреагировала очень резко и довольно неразумно: она подала в суд заявление о возбуждении процесса, желая добиться, чтобы сына воспитывала она. Может быть, мягкосердечный Нильс фон Канцов вскоре сам передал бы ей это право, но он знал, что Геринги испытывают затруднения: квартира их совсем маленькая, Карин серьезно больна, Герман долгое время не работает. Но главное, ему было известно о наркотической зависимости Геринга, сопровождавшейся приступами насилия. И с того дня Нильс фон Канцов сделал основной упор в деле об опеке на то, что мать не имеет возможности создать необходимые условия для воспитания четырнадцатилетнего мальчика. И суд прислушался к его доводам. Таким образом, в апреле 1926 года Карин процесс проиграла. Но материнская любовь не слышит доводов рассудка, поэтому Карин и решила подать апелляцию[58]. Все это, естественно, стоило ей очень дорого, тем более что она не могла рассчитывать на финансовую поддержку семьи, которая, что совершенно логично, встала в этом деле на сторону отца. «В конечном счете, – сказала позже ее сестра Мария, – это было в интересах мальчика».

Разумеется… К тому же в то время капитан Геринг, продолжая мучиться от болей в бедре, пристрастился к эвкодалу. Однако, как и обещал врачам, он по своей воле вернулся в Лангбро, чтобы пройти новый курс лечения от наркозависимости. В истории болезни, которую врачи завели 22 мая 1926 года, во время вторичного пребывания Геринга в клинике, содержатся лишь короткие наблюдения: «Угнетен, частая смена настроения, эгоцентричен, легко поддается внушению, боли в спине». Но на этот раз лечение продлилось всего полмесяца и оказалось весьма эффективным: вернувшись домой 5 июня (с новой справкой[59]), Геринг перестал жаловаться на судьбу, энергично принялся искать работу и вскоре трудоустроился…

Новая работа как нельзя лучше подходила ему: мюнхенская компания «БМВ» («Байерише моторен верке»[60]) поручила капитану Герингу продажу своих авиационных двигателей во всей Скандинавии. И этот посредственный дипломат и неудачливый революционер так умело взялся за дело, что вскоре получил выгодный заказ от шведского правительства на двенадцать моторов! Счастье редко приходит в одиночку, и Герман Геринг почти одновременно стал эксклюзивным продавцом в Скандинавии парашюта автоматического действия шведской фирмы «Торнблад». Дела пошли в гору, и он начал ездить по разным странам от Финляндии до Турции, провел неделю в Лондоне[61] (вел переговоры по заключению контрактов) и через некоторое время уже принялся выплачивать самые неотложные долги…

Но в Германа Геринга очень скоро вновь вселился демон политики. На самом деле, если исключить периоды его бреда, он никогда и не переставал интересоваться политикой. Действительно, ситуация в Германии за четыре года его отсутствия сильно изменилась: после введения в оборот рентной марки галопирующая инфляция стала кошмарным воспоминанием, экономическая ситуация в стране начала стабилизироваться, сепаратисты утихомирились, а немецкие власти нашли общий язык с бывшими противниками в мировой войне, в результате чего рейхстаг ратифицировал «план Дауэса», а Германия подписала Локарнские договоры. Однако национал-социалистическая партия, вновь став легальной и получив в рейхстаге четырнадцать мест, оказалась в это время без финансовой поддержки и потеряла большую часть своей аудитории, так как Гитлеру, остававшемуся неоспоримым вождем НСДАП, все еще было запрещено выступать на массовых собраниях. Отряды же СА, расплодившиеся по всей Германии, отметились только в нескольких уличных драках с коммунистами. А шведская пресса постоянно говорила о подспудном противостоянии между радикальными мюнхенскими националистами и берлинскими представителями левого, социалистского, крыла НСДАП[62].

После смерти Фридриха Эберта в 1925 году блок правых партий добился избрания президентом Веймарской республики старого генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга. Тот инициировал принятие закона о всеобщей политической амнистии: политзаключенные получили свободу, а политэмигранты могли теперь вернуться на родину. И в мае 1926 года было прекращено преследование Германа Геринга по обвинению в государственной измене. Теперь бывший путчист мог наконец вернуться домой. Германия была уже очень далека от опасностей 1922 года, но Герман сохранил в себе неукротимую потребность действовать, быть на первых ролях, он жаждал признания и уважения соотечественников. Эту потребность могла удовлетворить только политика.

Второго ноября 1927 года Карин пришла на центральный вокзал Стокгольма, чтобы проводить своего любимого мужа. Она не могла ехать с ним, потому что была вынуждена продолжить лечение в Швеции. Но Герман пообещал забрать ее сразу же, как только комфортно устроится. Поэтому любящие супруги расстались, веря в благополучное будущее. Когда поезд тронулся, Карин без сознания упала в объятия сестры Фани, и ее пришлось срочно госпитализировать…

VI

Возрождение

Вернувшись в Мюнхен после четырех лет, проведенных в эмиграции, Герман Геринг, естественно, не надеялся, что его встретят с охапками цветов. И оказался совершенно прав: в то холодное утро 3 ноября 1927 года он не увидел цветов, и фюрер не ожидал на перроне неудачливого ветерана Фельдхернхалле. Очевидно, благодарность и национал-социализм были двумя несовместимыми вещами…

Но Геринга все-таки встретили старые товарищи по революционной борьбе, которые о нем не забыли. В частности, Эрнст (Пуци) Ганфштенгль, который позже написал: «Я был искренне рад снова увидеть Германа Геринга. Он стал толще, более деловым и более материалистичным, а главное, теперь заботился в основном об успехе, а не искусстве или интеллектуальных ценностях жизни». А также капитан Рём и Ганс Штрек, адъютант Людендорфа в дни путча, ставший затем преподавателем музыки. Геринг, который не имел денег на гостиницу, переночевал в его салоне и ушел на рассвете до прихода уборщицы…

Ушел, естественно, с намерением нанести визит Адольфу Гитлеру, продолжавшему жить затворником в своей скудно меблированной комнате на Тирштрассе. Фюрер оказался таким же холодным, как и его комната, поскольку по разным причинам не хотел давать бывшему командиру отрядов СА новый пост в партии[63]. Да впрочем, чем ему мог быть полезен этот толстый бледный человек, прихрамывавший и явно не имевший денег? Так что прославленный ветеран был выставлен за дверь без должного почтения, после того как получил несколько очень сухих инструкций: он должен занять достойное положение в деловых кругах, восстановить свое финансовое положение, «а там видно будет…».

После такого приема многие разумные люди поняли бы, с кем они имели дело, и навсегда расстались бы с национал-социалистской партией. Но Герман Геринг рассудительностью не отличался. И, с верой в фюрера, в середине ноября 1927 года он поехал в Берлин. Неопытный политик Геринг не смог найти себе занятия, зато деловой человек Геринг знал, что делать. Он без труда получил эксклюзивное право на продажу парашютов «Торнблад» в Германии, а тот факт, что «БМВ» приобрел еврей[64], никоим образом не отвратил его от намерения стать концессионером «авиационного» отделения этой компании в Берлине. Впрочем, это было еще не все: сразу по приезде в столицу Геринг восстановил связи с бывшими товарищами по мировой войне. С другом Бруно Лёрцером, женатым на богатой наследнице и работавшим теперь – счастливое совпадение – в структуре самолетостроительной фирмы «Хейнкель». С принцем Филиппом Гессенским, одним из многочисленных знакомых которого оказался некто Эрхард Мильх, технический директор компании «Люфтганза». И наконец, с Паулем (Пили) Кёрнером, безработным ветераном, жившим на небольшие рентные доходы и имевшим великолепный автомобиль марки «Мерседес». Наличие машины стало основой для взаимовыгодного сотрудничества: Геринг приезжал к клиентам на шикарном «мерседесе», который вел Кёрнер, и это значительно облегчало заключение контрактов. После удачной сделки компаньоны делили выручку.

58

В следующем году она проиграла и этот процесс. Но ей было разрешено видеться с сыном чаще. Этого же результата она могла бы добиться намного раньше, и без всяких судов…





59

«Капитан Герман Геринг, проживающий в Стокгольме по адресу ул. Оденгатан, д. 23, в мае 1926 года был принят по его просьбе в клинику Лангбро на лечение, проведенное нижеподписавшимся. Во время пребывания в клинике пациент прошел курс лечения зависимости от эвкодала. Капитан Геринг покинул клинику в начале июня 1926 года полностью избавленным от зависимости от этого препарата и свободным от тяги к употреблению других лекарств на базе морфина. Я подтверждаю это моим честным словом, находясь в полном рассудке. Стокгольм, 21 июня 1926 года. К. Франк, врач-интерн клиники Лангбро». Герингу предстояло побывать в Лангбро третий раз в сентябре 1927 года, незадолго до возвращения в Германию. Это был его последний курс лечения от наркотической зависимости. Во всяком случае, в Швеции.

60

«Баварские моторные заводы».

61

Там ему в голову пришла нелепая идея торжественно возложить венок к мемориалу летчиков Королевских военно-воздушных сил Великобритании. Потребовались неимоверные усилия посла Германии, МИД Англии и командования британских ВВС, чтобы его от этого отговорить…

62

Имеются в виду братья Грегор и Отто Штрассеры.

63

Самой вероятной причиной было то, что Розенберг, Гесс и Эссер активно интриговали против Геринга: в 1924 году они даже вычеркнули его из списков партии! Но скорее всего, Гитлер опасался, что Геринг попросит вновь назначить его командиром отрядов СА: на этот пост он недавно назначил Пфеффера фон Заломона, освободив от этой должности капитана Рёма. Кроме того, в 1924 году Гитлер заявил: «После предательства фон Лоссова во время попытки переворота я не стану верить слову немецких офицеров!» Наконец, фюрер и его сподвижники в то время хотели представить НСДАП партией рабочего класса, а полнота Геринга явно шла вразрез с этой рекламой… Остается неясным, знал ли уже тогда Гитлер о пристрастии Геринга к морфину и о том, что он лечился от наркотической зависимости.

64

Камилло Кастильони, сын раввина из Триеста.