Страница 64 из 89
Не с этой ли птицей так схоже жуткое аббатство, что теперь целую вечность будет являться в кошмарах? Если эта вечность не оборвется сегодня. Сейчас.
Ральф Тенмар — не Ив Кридель. Мрачная холодная комната — не уютный старомодный кабинет в цветах каштана. А предстоящий разговор — не теплая беседа под уютный треск камина.
Воистину — ничего не меняется. Все ценят добро, лишь утратив его. А кое-кто так и не начал учиться на собственных ошибках…
Старику может быть лет семьдесят. Наверное, так и есть — престарелый герцог Тенмар когда-то женился в сорок. Катрин моложе его на целое поколение.
Ирия на миг представила юную девушку — свою сверстницу. Выданную за стареющего, пользующегося скверной репутацией сорокалетнего заматерелого самодура с характером герцога Тенмара.
Так ли уж монастырь хуже подобного замужества? Хуже! А еще паршивее — только плаха. Да и то — лишь в первые мгновения.
— Садись! — сухо бросил старик, махнув узловатой рукой на уныло-синее кресло напротив. Другой рукой поправляя покрывающее колени меховое одеяло.
А он действительно дряхл! Ноги наверняка больные. И камин давно потух, а значит — от стен идет многовековой холод. Вымораживает старые кости…
Впрочем, не до созерцания чужой слабости — со своей бы справиться! Если б герцог не предложил сесть — Ирии осталось бы только рухнуть на пол…
В глазах опять слегка мутится. Но мрачная комната пока не плывет. И можно надеяться — старик ничего не заметит.
Но если поймет, сколь незваная гостья беспомощна, — даже слуг звать не станет. Скрутит сам — при всей его старости.
— И кто же вы, дерзкая юная особа? — В устах кого другого это может звучать как насмешливое поощрение.
Но вряд ли у Ральфа Тенмара вообще есть чувство юмора.
Ирия чуть выдержала паузу. Чтобы голос не дрогнул. Не от страха, но не объяснять же это злобному старику.
— Разве герцогиня уже не сообщила вам?
— Сообщила, сударыня! — отчеканил Ральф Тенмар. — Что вас любил мой сын, а вы — его. И прочую слезливую чушь. Еще — что вас преследуют «злые люди». — Высушенный старостью голос — всё насмешливее. С каждым едким словом. И злее. — Катрин всегда была, как это принято называть, «экзальтированной». То есть проще говоря — истеричной. И не особо умной. А у вас, сударыня, есть полчаса — чтобы назвать ваше имя и происхождение. Пока я не сдал вас в руки королевских солдат. В чём бы вас ни обвиняли — к этому добавится узурпация чужого имени и титула. И моего влияния хватит, чтобы вы уж наверняка не вышли сухой из воды.
Тусклая комната взвихрилась каруселью. Знакомо взбесившейся…
Пляшут, сливаются сухие, желчные черты с портрета…
— Вы можете, конечно, упасть в обморок, сударыня! — металл в старческом голосе сорвался на визгливые нотки. — Но тогда я сразу передам вас в руки правосудия, не тратя на вас время.
Как невозможно тяжело удержать сознание! Стянуть обратно рваные клочья мира… А они не слушаются… обреченно растворяются зыбким туманом в багрово-черных сполохах тьмы!
И мрак необратимо густеет, всё глубже затягивая. В смерть…
Старческая рука тянется к серебряному колокольчику для слуг. А комната плывет… кружится, кружится, кружится — как колесо на квалифицированной казни. Вращается исчезающий из горла воздух. И сейчас зазвенит колокольчик — хрустальным звоном в ушах…
«Выпьешь — может, выйдет толк…»
Всё это уже было… Где, когда?! Почему повторяется?
Потому что яд — один и тот же. Разлит в разные флаконы — вот и всё.
Нельзя терять сознание в присутствии врагов! Таких опасных…
— Вы не посмеете… — Странно: сознание ускользает, а льда в голосе не меньше, чем в материнском. И он ничуть не дрожит. — Ваш сын…
Прости, Анри!
— Даже если вы успели родить моему сыну троих бастардов — это не причина, чтобы помогать вам или вашим отпрыскам остаться в живых!
Нет, яд — другой. Повыдержанней и поядовитей!
— Вы не посмеете! — прошипела Ирия идалийской гюрзой. — Вы… мерзавец, изнасиловавший мою мать!
Слабость вдруг исчезла напрочь — так морские волны стирают на песке рисунок. Сколь угодно страшный.
Будто после смертельной дозы подействовало противоядие! Ральф Тенмар — злобный змей. Не зря у него на гербе дракон. Но и Ирия — дочь еще той змеюки! И внучка Каролины Ордан.
Пожалуй, стоит злиться почаще! Присутствие врагов должно вызывать ярость. А что еще — не вопли же о пощаде? Слабого в подлунном мире не щадят, а топчут.
А вот старик — побледнел. Безжалостный вершитель правосудия опешил, откинувшись на спинку старого, как он сам, кресла. Целый долгий миг Ирия наслаждалась чистой победой. Или грязной.
— Ты…
— Я - Ирия Таррент!
— Конечно! — герцог дико расхохотался.
Впору принять за сумасшедшего и испугаться. Если бы Ирия уже не видела говорящих привидений с мистическими Свитками Судьбы наперевес. А еще — сыплющего угрозами Роджера Ревинтера и ледяную скользкую змею — его папашу. А до кучи — королевских солдат, везущих семью Таррентов в Ауэнт. На смерть…
А еще ведь были желтолицые монахини из аббатства святой Амалии. Злющие не хуже этого старого пня.
А трусливый шакал братец? А мачеха — гадюка чище самой Ирии?
…Бездыханное тело отца на полу кабинета…
…Ледяная келья и родная мать с кинжалом…
Что уж тут даже упоминать о благородном и безобидном оборотне без тени?
По собственному лицу змеится едкая усмешка. Подождем, пока старый истерик прекратит дурацкий смех. Потерпим.
Ирия слишком устала, чтобы бояться — кого бы то ни было. Хватит!
— Значит, дочь Карлотты? — резко оборвал собственный хохот старик. — И, сударыня? У вас есть доказательства?
— Найдутся! — отрезала Ирия. — Живы те, кто знал об этом. И уж тем более — живы друзья и родственники посвященных в сию… омерзительную историю. Увы, правдивую.
Прости, дядя Ив! Но тебя старый мерзавец убить не посмеет. А дочери Карлотты нужно намекнуть хоть на кого-то. Она и так, как могла, отвела от тебя угрозу, заявив, что «посвященных» — целая шайка.
Получай против себя личный заговор, старый кретин! А если еще не кретин — станешь им после такого разговора. Если б не ты — мама была бы сейчас совсем другой!
— Конечно, клятва для Карлотты — звук пустой…
Вот ты и раскололся, гад ползучий! Мама, при всех ее, мягко выражаясь, недостатках, слово не нарушила…
Чем же она клялась — здоровьем Сержа? Первый сын всё-таки был ей дорог?
Карлотта Гарвиак сдержала клятву. Но тебе, старый мерзавец, об этом знать незачем!
— И прислала ко мне самую похожую на себя дочь, разыграв ее смерть? И зачем же, юная особа? Чтобы отправить меня вдогонку за вашим не слишком умным папенькой?
— Не вам рассуждать о его уме. И я его не убивала… — Не будь ее голос сам по себе столь усталым — следовало бы его таким сделать. — Это — дело рук моих мачехи и брата. Совместное.
Не исключено, что старый пень… то есть истинный рыцарь и столп благородства Ральф Тенмар не упустит столь соблазнительный случай отомстить нарушившей клятву Карлотте. А какой удар сильнее обвинения ее сына в отцеубийстве?
Это было бы хорошо. Слишком, чтобы такая авантюра удалась. А жаль…
Ирия — ужасная дочь… Но чувство вины перед матерью не возникло. Карлотта тоже пожертвовала. Невинно осужденной — ради преступника. Как раньше принесли в жертву Эйду — «во имя блага семьи».
Так что будет просто великолепно, если теперь справедливость восторжествует. Вот только вряд ли — на то она и справедливость. И старый хрыч тоже вряд ли заглотит столь вкусную наживку. На то он и старый, на то и прожженный.
— Это — правда? — прищурился вышеозначенный хрыч. Очевидно, переваривая выгоду от столь интересной новости…
Хорошо бы!
— Клянусь Творцом, — вздохнула Ирия.
— Поклянись своей любовью к моему сыну.
Приехали! Поверил-таки. Вот только как теперь быть? Можно клясться тем, во что не веришь, доказывая ложь. А вот ложью, отстаивая правду…