Страница 89 из 97
Не в этот раз! Сначала я убегаю от Игоря, а когда голос затихает, забываю, куда и для чего направляюсь. Изматывающий допрос выжал из меня последние силы. Мозг уже не способен трезво соображать, ноги сами несут меня в нужную сторону. Сзади раздается топот. Игорю ничего не стоит запустить в меня камнем или еще чем-нибудь тяжелым, но вместо этого он продолжает за мной гнаться. Нет, сейчас меня никто не догонит! Как бы быстр и силен ни был Игорь, под угрозой смерти тело способно на невозможное. Шестое чувство заставляет свернуть за угол, на узкую тропинку между заборами. Ветви кустарника тянут между досок скрюченные пальцы, обдирают мне щиколотки, но я рада, что выбрала именно этот путь. Здесь мало места даже для меня, а Игорю пробираться будет особенно сложно. Чем дольше я бегу, тем сильнее сужается тропинка, и с каждым шагом шорох сзади отдаляется. От холодного воздуха болит горло и хрипит в груди. Дышать тяжело. Кажется, еще немного и я упаду в обморок.
Узкий коридор между заборами заканчивается, впереди тротуар. Второе дыхание я уже использовала, теперь бегу по инерции. С каждым шагом мои движения замедляются. Больше не могу. Вместо того, чтобы бежать по брусчатке, я резко сворачиваю и кубарем лечу в кусты. Кажется, все вокруг переворачивается и трясется, острые ветки больно впиваются в бока. Ничего, я справлюсь. Сейчас главное — встать. Сквозь заросли, задирая до ягодиц ободранные лодыжки, несусь к общежитию. Догнать меня в окружную не выйдет. Прямой путь — самый короткий.
Только открывая дверь в подъезд, я набираюсь храбрости оглянуться. Игоря не видно. Надеюсь, он споткнулся в кустах и сломал себе обе ноги. От представленной картины становится не по себе. Миллионы чувств охватывают меня одновременно. Я боюсь Игоря, но при этом презираю за то, что он убил ребенка. Я ненавижу его, ведь он разрушил мою жизнь, но глубоко внутри испытываю странное притяжение. Этот человек для меня отвратителен и желанен в равной степени. Разве можно любить того, кого ты всей душой ненавидишь? Или в душе у меня только любовь, а ненависть в голове? Чем больше меня к нему тянет, тем сильнее я злюсь на саму себя. Не лучшее время для самокопания.
Забежав в подъезд, я бросаю взгляд в сторону лифта. Или того, что от него осталось. Уверена, его не могли восстановить за один день и вряд ли починят в ближайший год. Если все обойдется, мне предстоит каждый день забираться на восьмой этаж по лестнице. Господи, клянусь, я буду без единой жалобы сутки напролет бегать вверх-вниз, только помоги мне выжить! Уже на четвертом этаже я начинаю сомневаться в собственной клятве. Дышать становится все тяжелее, капли пота щекочут виски, но я не только не замедляю шаг, но и продолжаю наращивать темп. Еще немножко, совсем чуть-чуть, и я буду в безопасности.
Ира, только будь дома, иначе я пропала! До меня долетает знакомая музыка. Надеюсь, тут нет еще одной такой же преданной фанатки Жанны Фриске, как моя подруга. Свернув на лестничную площадку восьмого этажа, больно ударяюсь животом о перила и с лету бью голой ступней по двери. Жанна, пожалуйста, пой тише! За соседней дверью раздаются шаги. Я отступаю к лестнице, но соседи, вместо того чтобы выйти, закрывают дверь на замок. Возвращаюсь и, повернувшись спиной к двери, стучу пяткой с такой силой, что с потолка сыпется побелка. Где Ира?! Она что, оглохла? Стучу еще и еще. Музыка в квартире затихает. Странно. Обычно Иру не допросишься выключить колонки, а дверь она открывает под музыкальное сопровождение.
— Кто там? — раздается настороженный голос.
— Ира, открывай быстрее, это я! — поворачиваюсь лицом к двери.
— Динка?
— Да я, кто же еще?
Дверь приоткрывается, Ира замирает на месте. Я заталкиваю ее вглубь прихожей и, войдя, захлопываю за собой дверь.
— Замыкай быстрее, там убийца!
— Кто?! — она прижимается к стене.
— Убийца!
— Динка, разве ты не?..
— Что?
— Тебя же вроде поймали. Ты разве не должна сидеть в тюрьме?
— Брось, Ир. Выпустили меня. Закрывай быстрее дверь.
Она медленно, как будто нехотя, поворачивает ключ.
— Проходи, — подталкивает меня к двери в комнату, но, бросив взгляд на мои ноги, останавливается. — А почему ты босиком? Где мои туфли?!
Я опускаю глаза на зеленые от травы ступни. У них такой странный вид, что мне кажется, будто я вижу их впервые.
— Потеряла. Обещаю, когда выберусь из ада, куплю тебе новые, лучше прежних.
— Надевай тапки, ноги грязные, — Ира вынимает из шкафа заношенные тапочки, а сама, в пушистых туфельках на каблуках и шелковом халатике, идет на кухню. — Заходи в комнату, я сейчас приду.
Я с минуту стою возле входной двери и прислушиваюсь. Снаружи тихо. Вместо того, чтобы пойти в зал, сворачиваю на кухню. Не время Ире стесняться грязной посуды. Распахиваю дверь и замираю от ужаса. За столом, на «моей» табуретке, сидит Олег. У меня перехватывает дыхание. Брови Олега сдвигаются, морща пластырь на переносице. Напряженный взгляд подсвеченных фиолетовыми полукружиями глаз переходит от меня к Ире. Она кладет руку Олегу на плечо, и только тут я понимаю, что происходит.